Директор департамента проблемных активов Северо-Западного банка Сбербанка России Антон Киселев — на первой практической правовой конференции для бизнеса «Банкротство-2018».
Я хотел бы обсудить концепт, который мы видим как идею развития банкротства в целом. Нельзя разделять банкротства и экономику.
Существует известный экономический рейтинг Doing Business, по которому определяется уровень развития ведения бизнеса в разных странах. Мы сейчас 35-е. И частью этого рейтинга является рейтинг банкротств: по нему мы 54-е, где-то между Казахстаном и Бразилией.
Что такое эффективная система банкротства и что ее отличает? Это умение отличить те компании, которые еще живы, от тех, которые умерли. А те, которые умерли, должны быть ликвидированы быстро.
Кроме того, у нас в Сбере в последние два года KPI подразделения, которое занимается работой с дефолтными ситуациями, изменились. Они теперь заточены на прибыль. Соответственно, мне нужно либо вылечить бизнес, либо быстро конвертировать его в какую-то ликвидность с дисконтами и потерями.
Я не могу реализовывать реабилитационные процедуры внутри банкротства, потому что они неэффективны. Поэтому делаю все возможное: реструктуризации, перевороты, финансирование, цессии — все, что угодно, но не доходя до банкротства.
При этом, дойдя до банкротства, совершив реструктуризацию и финансирование, я попадаю под риски, которые сейчас коллега озвучивал: «Возрождение» выгасил 126. Поэтому мы нуждаемся в эффективных процедурах реабилитации. Второй момент — это сложный долгий дефолт.
Мы понимаем, что если слово «банкротство» прозвучало, то, скорее всего, это будет побег волка за лисой. То есть оба, и кредитор, и должник, в итоге окажутся не самыми хорошими ребятами, Сбербанк в какой-то степени не зря подвергают критике. Второй метафорой к этой истории я хотел бы привести иллюстрацию Гюстава Доре к комедии Данте. Кто здесь дьявол? Над этим вопросом стоит еще подумать.
Как жить в этой истории? Мы считаем, что очень важно работать над изменением банкротного законодательства в ключе выбора стратегии в начале пути. Мы хотим понимать, может ли должник справиться со своими сложностями и через реабилитационные процедуры очиститься от долгов или не может, и тогда он должен умереть быстро, чтобы мы могли заниматься развитием других клиентов.
Презумпция дефолта — это стимул должнику быть открытым. Чтобы он приходил и показывал суду, основным кредиторам, что я здесь, что сложности следующие, я выхожу. Если он этого сделать не может, то работает сценарий по дефолту. Иллюстрацией к этому может быть сюжет из комедии про чистилище.
Про длительность дефолта всем известно. Все понимают и знают, как долго и в каких процедурах мы сидим. Радикальными способами сокращения сроков процедур мы видим отмену процедур наблюдения, потому что ее результативность под большим сомнением, а также сокращение количества торгов. Сейчас во втором чтении рассматривается законопроект о внесении изменений в банкротное законодательство, и мы на него очень позитивно смотрим. Потому что он начинает делать акцент на реабилитацию.
Что вводится нового? Этим законопроектом вводится понятие «Отчет о финансовом состоянии». Термин не новый, но появляется его временной промежуток. Для нас сомнительно, что должник сам должен его составлять, и у него нет презумпции того, что бизнес можно восстановить.
Новая процедура, которая вводится в начале банкротных историй, — реструктуризация долгов. В законопроекте она предусматривает широкий перечень возможности контроля над бизнесом со стороны кредиторов, например, два директора, регулярная и оперативная отчетность.
Реструктуризация долгов решает проблему во «внешке», когда срок «внешки» 18+6, а для каких-то серьезных проектов, инвест-кредитов, это ничтожный срок, и нам нужна дистанция, если бизнес способен. Например, построился завод, а на следующий день упал из-за того, что ему кто-то обороты не дал. Банкротить его — это путь больших убытков, а раскачать его на какой-то дистанции, типа 8 лет, — это вполне разумная история.
Про кредитора можно сказать, что мы за презумпцию невиновности, и аффилированность нужно доказывать. Как в том примере, если ты преследовал цель только увести вашего клиента от банкротства, то было много способов, которые позволили бы это сделать не через покупку требований.
К чему это может привести? К иллюстрации опять же из «Божественной комедии». Мы долго и упорно боремся, пытаемся из процедуры выйти, а в это время продолжаются арендные истории. Если процедура реструктуризации долгов была неэффективна, или мы увидели какие-то недобросовестные действия должника, то нет механизма, чтобы сразу же уйти в дефолт.
Скорее, в текущей версии закона мы получаем истории, когда процедура реструктуризации прекращается, и дальше нужно подавать заявление и уходить через все оставшиеся пять процедур, которые возможны. В качестве резюме хочу сказать, что мы как добросовестный большой суперкредитор хотим сделать процедуру банкротства максимально цивилизованной.
_
Другие спикеры конференции «Банкротство-2018»:
Наталья Шатихина, доцент СПбГУ, управляющий партнер CLC, сомодератор конференции
Вадим Яловицкий, советник Pen&Paper
Иван Яковенко, арбитражный управляющий
Сергей Высоцких, адвокат «S&K Вертикаль»
Ольга Береза, старший юрист «Григорьев и партнеры»
Руслан Мухамметшин, руководитель департамента консалтинга и оценки «Прайм Эдвайс»
Новым собственником одной из крупнейших в Европе Синявинской птицефабрики станет Александр Усов. Бывший партнер по бизнесу экс-министра обороны Анатолия Сердюкова покупает актив у Сбербанка.
Советник Pen&Paper Вадим Яловицкий — на первой практической правовой конференции для бизнеса «Банкротство-2018».
