Джоанна Стингрей: "В песнях Цоя есть и тишина, и покой, и тепло. Это очень нужно. Особенно сейчас"

Джоанна, когда мы познакомились в 2018 году после вашего полусекретного приезда в Петербург, вы рассказали о планах сделать пару книг. С тех пор их вышло уже пять: «Стингрей в стране чудес», «Стингрей в Зазеркалье», «Русский рок. История», «Подлинная история русского рока», «Русский рок. Конец андеграунда». Ничего не упустил?

— Будет и шестая: «Виктор Цой. Последний герой. История».

Фото: ast.ru

И это не предел?

— Сложно сказать! Изначально я хотела сделать всего две книги. Про андеграунд русского рока и про то, что было потом. И фотоальбом. Потом с фото появилась идея сделать два альбома, как было с книгами. Первый фотоальбом про период андеграунда. И первая такая книга — «Русский рок. История» — с самого начала моего появления в СССР до моей свадьбы с Юрием (свадьба Стингрей с гитаристом «Кино» Георгием Каспаряном состоялась в ноябре 1987 года. — Прим. «НП»). Мы делали её вместе с Алексом Каном, он делал переводы. Отдали это в издательство «АСТ», и они сказали, что это невозможно издать одним томом. И я подумала, что следующая книга с фото будет про период 1988—1990 годов. Потом стало понятно, что скоро юбилей Виктора — 60 лет (Виктор Цой родился 21 июня 1962 года. — Прим. «НП»). И издательство, конечно же, сказало «да-да-да». И сейчас мы работали над этим. Может быть, дальше будем делать книгу про период после андеграунда — 1988-1996 годы. Но это менее важно, чем период андеграунда. Возможно, этот период мы разделим ещё на две-три книги. В 1996 году я уехала из России и потом только один раз была, в 2004 году. Ну и если «АСТ» согласится, то последней книгой будет период с момента моего возвращения в 2018 году. Презентации, встречи, друзья, БГ в Англии. Ну, а потом уже всё (смеётся).

Про Цоя написаны десятки книг. Что нового узнают покупатели книги «Виктор Цой. Последний герой. История»?

Георгий Гурьянов Джоанна Стингрей и Виктор Цой в Ленинграде в 80-е. Фото: joannastingray.com

— Оказалось, что я очень много забыла об этом времени… Для меня лично было важно, что я нашла женщину, которая работала в японской компании, и она была на Sundance Film Festival (национальный американский кинофестиваль независимого кино в штате Юта. — Прим. «НП»), когда туда приезжали Виктор с Юрием после выхода фильма «Игла». Она смотрела фильм, слушала, как играют ребята. Она очень хотела с ними что-то делать после этого. Она дала несколько своих фотографий в эту книгу. Потом был ещё один человек на Sundance, который пригласил ребят остановиться в его лофте в Лос-Анджелесе. И он тоже дал несколько фото. Написал свои воспоминания. Там будут рисунки Виктора. Во все мои книги что-то писали их герои. Борис писал что-то, Юрий писал, Титов писал. Я спросила Колю Михайлова (директор Ленинградского Рок-клуба с 1982 года. — Прим. «НП»), не мог ли бы он что-то написать. Он дал и фото, и то, что он рассказал, я вообще никогда не слышала. Там есть фото с репетиций «Кино"ИНО, с концертов, с моей свадьбы. Я постаралась выбрать фотографии, которые раньше никто не видел. Есть кадры, которые могут быть не в фокусе, но иногда это даже интереснее. Но точно многие не видели японские фото, фото с поездки в США.

Виктор Цой в Токио. Фото: joannastingray.com

Фото в этой книге — главное. У меня сохранилось много видео. Какие-то кадры из видео тоже вошли в книгу. Мои первые три фотоальбома были более хронологические. А тут известная и немного неизвестная мне история жизни Виктора внутри. «Камчатка», гастроли в США и так далее.

Виктору исполнилось бы 60. И его песни сегодня актуальны как никогда. Как ты думаешь, почему?

— Иногда бывают песни, которые получают собственную жизнь, без артиста. И несколько песен Виктора, вроде «Перемен» и других, — они как раз такие. Их написала сама жизнь. И каждый, кто слышит эти песни, чувствует в них что-то своё. Для многих это песни протеста.

Фото из личного архива Джоанны Стингрей

В конце 80-х можно было представить, что песни Цоя — это навсегда? Ты когда это поняла?

— Когда мы познакомились, конечно, для меня это были очень и очень классные песни. Но то, что это навсегда, мы не думали. Когда ты стоишь с великим рядом, ты редко понимаешь это. Спустя много лет ты понимаешь, что это было волшебство, что эти песни навсегда…

Перемен нужно ждать или все-таки что-то делать для их наступления самому? Какой твой рецепт для перемен?

— Если просто ждать перемен, ждать можно будет очень долго, и их, скорее всего, не будет. Когда люди на самом деле хотят перемен, нужно действовать, хотя бы говорить что-то. Нельзя лениться.

Новый состав «Кино» без Виктора — это скорее про ностальгию или про будущее?

— Новые концерты «Кино» — это и о ностальгии, но в то же время и о будущем. Песни «Кино» людям сейчас очень нужны, люди чувствуют, что им что-то не хватает в нашем мире. А в песнях Виктора ведь есть и тишина, и покой, и тепло. Это очень нужно. Особенно сейчас. Песни «Кино» помогают быть чуть более счастливым.

Вы совсем не рассказываете в книгах про вашу жизнь вне России. Это неинтересно?

— Да! Неинтересно (смеётся).

Почему?

— В 1996 году я была беременна. Мы думали с Сашей (второй муж Стингрей, барабанщик группы «Центр», саундпродюсер Александр Васильев. — Прим. «НП»), что съездим в США и вернёмся жить в Москву… Я же тогда уже работала на российском ТВ, где делала программу… Помню, как в феврале стояла в нашей квартире в Москве, смотрела в окно и думала, что завтра я улечу и уже никогда не вернусь… Я почему-то знала, что «This is the end, beautiful friend» (строчка из песни Джима Моррисона и группы The Doors. — Прим. «НП»).

Джоанна Стингрей и ей второй муж Александр Васильев в 90-е. Фото: joannastingray.com

Очевидно же, что появление ребенка меняет всю жизнь.

— Ну конечно. Но у меня был план, что у меня родится дочь, а я потом вернусь в Россию и буду там жить. Но вот я стою и смотрю в окно с седьмого этажа… Ты знаешь, Москва всегда была для меня другим городом, чем Ленинград. Ленинград — любимый. Я там как дома каждый раз. А в Москве я была по работе. Мы с Юрием уже не были вместе. Это было время undercommunizm, где Москва стала реальным центром. Помню, что в моей квартире регулярно было слышно церковный колокольный звон. В то же время много грязи, грязный воздух. Очень красивые вещи и очень грязные одновременно. И я сидела делала монтаж своей передачи, а в воздухе сплошные выхлопные газы. А я была беременна. Я была очень осторожна. Старалась кушать всё чистое. Кажется, я тогда сделала в итоге три сезона своей программы «Red Wave представляет». И это были мои первые деньги, которые я заработала в России. Казалось, что я могу спокойно жить в России, зарабатывать приличные деньги. А потом что-то случилось. Первый канал закрыл проект после того, как у них поменялось руководство.

В 1995 году в конце был убит их прежний шеф Влад Листьев, да…

— Да. И мы с Сашей уехали в Лос-Анджелес…

Фото: joannastingray.com

Про наступивший тогда период интересно только, что мы тогда с Сашей писали мою новую пластинку. А я уже была совсем беременная. А Саша был перфекционист. Мы столько месяцев были на студии… Писали и писали. Мы начинали делать вокал, когда я была на втором месяце беременности, а заканчивали, когда уже был седьмой месяц. И я поправилась тогда на 25 килограммов. А он заставлял меня петь снова и снова. «Up All Night! Up All Night!» надо было петь высоким голосом. И я не могла уже. И думала, что ребёнок мне потом отомстит (смеётся).

Ребёнок вырос и явно ранние уроки музыки не прошли даром! Можно вспомнить и ваш с ней совместный панк-рок-боевик…

— Да. И мой друг звукорежиссёр мне говорил, что у него сердце кровью обливалось, когда Саша заставлял меня петь на седьмом месяце (улыбается). Я боялась, что Мэди будет меня всю ночь колотить.

Судя по тем песням, которые вы присылали мне, всё закончилось хорошо. Помню её сольную лирическую песню, посвящённую Виктору.

— Да… И тот альбом Shades Of Yellow (был издан в 1998 году московским лейблом FeeLee. — Прим. «НП») для меня был самым лучшим по продакшену, который делал Саша. Саша сыграл на всех инструментах. Самый качественный по музыке альбом. Я к тому моменту выросла и как автор текстов, и как человек, благодаря опыту, который я получила в России. Это мой лучший альбом.

Фото: discogs.com

На этот альбом ушло на полгода больше, чем мы рассчитывали. Я хотела бы, чтобы он вышел и в Америке. Но у меня не было никогда на это времени. Я пробовала делать контракт с Америкой, когда ещё писала самый первый альбом с Борисом (альбом середины 80-х «Stay Together» впервые издан в России в 2021 году лейблом Maschina Records, он доступен на Spotify, YouTube и других цифровых площадках. — Прим. «НП»). Боря был очень этим воодушевлен.

Борис Гребенщиков, Джоанна и Виктор Цой в Ленинграде. Фото: joannastingray.com

И мне даже звонил человек из американского лейбла, который сказал мне, что он слышал этот альбом, что он ему очень понравился. И он был готов делать контракт. А Мэди было только два месяца от рождения. И меня спрашивают, есть ли у меня сейчас музыканты, и готова ли я отправиться в тур. Автобус и тур по маленьким клубам. И это было так странно. Вот у меня была мечта, вот мне её дают… И я сказала: «Извините, нет». Ну как я могла с двухмесячным ребенком быть в этом? В маленьких нехороших гостиницах (улыбается)? А дальше я 16 лет была только мамой. Так что интересным был только период записи Shades Of Yellow…

Фото из личного архива Джоанны Стингрей

Моя родительская семья сломалась, когда мне было 11. И мы жили в Беверли-Хиллз с сестрами на квартире с мамой. В Лос-Анджелесе было стыдно жить в квартире, а не в своем доме. А люди там верили, что Беверли-Хиллз — это центр мира. Потом я училась в университете на одной программе, где 500 человек 3,5 месяца на корабле посещали 12 стран. Я даже попала в Китай в 1981 году. Это был первый год, когда они открылись. И когда дочке было уже 10 лет, мы снова поехали в похожее путешествие. Мы поехали в Африку на корабле. И мы стали придумывать, сколько мы сможем посетить стран. Я до этого лета никогда не была в Литве, никогда не была в Латвии. В Эстонии мы один раз были в 1989 году. И сейчас у меня в списке 79 стран, которые я посетила.

Ты вспомнила про ваш архивный альбом с БГ Stay Together, который треть века лежал на полке, но вышел в 2021 году. Какая реакция была на альбом?

Фото: Maschina Records

— Я не делала презентаций этого альбома… Люди просто были рады услышать то, что они не знали. Вообще БГ оказал огромное влияние на мою жизнь. Это такой взгляд в начало моего творчества. Для меня важно, что только с ним я писала тексты. И он на самом деле хороший поэт на английском языке. Такой же хороший, как на русском. Благодаря знакомству с Борисом я начала понимать многие процессы.

Что он сказал про издание этих записей из вашей юности сейчас?

— Я ему сказала, что хочу это издать. «Почему нет?» — ответил он (улыбается). Я ему сказала, что буду делать официальный копирайт, всё остальное. А он сказал, что это не так важно. Пластинка вышла только в России. Небольшой тираж.

При этом звук абсолютно уникальный — чистые 80-е. Потом уже иначе записывали совсем. Как в детство попадаешь…

— Понимаю. И это мои первые записи в студии. Звукорежиссер Пол Делл помогал в студии мне тогда. Я росла благодаря Боре как автор. А как продюсер я росла, наблюдая за Полом. Моя школа рок-н-ролла.

Только что в цифровом формате вышел ещё один раритет. Альбом «Surfin' on the Red Wave» («Новый проспект» презентовал альбом 9 июня. — Прим. «НП»). Там твои версии песен БГ, Кинчева, «Странных Игр», «Кино» — тех, кто был издан на легендарном сборнике «Red Wave». Издатель «Surfin' on the Red Wave» Максим Кондрашов рассказывал, что изначально было другое название у пластинки, почему переименовали?

— Изначально этот мой сольный альбом планировали назвать просто «Red Wave 2», но потом возникла идея переиздать оригинальный «Red Wave» 1986 года, а параллельно сделать альбом, где те же музыканты сделают современные версии тех же песен. И новый альбом тогда логично назвать «Red Wave 2». Поэтому моему альбому каверов на друзей нужно было другое название. Вообще большая часть названия моих альбомов и книг не мои. Я не сильно борюсь за названия, я доверяю другим. Но у нас уже была ошибка в названии книги из-за этого. Мой книгоиздатель придумал название для одной из книг «Подлинная история русского рока». А мы задумались, как субъективная история может подлинной? И было уже поздно менять название, сказали в издательстве. Это даже не люди в издательстве придумывают. У них есть маркетологи, которым тоже нужно поработать (улыбается). Поэтому я и не спорила про «Red Wave 2». Обложку ещё сделали красно-желтой — дико коммунистической. Но меня убедили, что песни же из того периода, и я не стала спорить снова.

Так идея «Red Wave 2» жива? Или некоторые из того легендарного квартета не поддержали идею перепеть себя молодых сейчас, в почтенной зрелости?

— Где-то 5 лет назад, ещё до того, как возникла идея реюниона «Кино», Юрий Каспарян спросил меня об этой идее. Это был именно Юрий. И это мне показалось странным. Я понимала, что Кинчев этого делать не будет уже, Гребенщиков тоже навряд ли. А Юра попросил меня спросить у них об этом. Но я не была давным-давно в России. Мне было странно. И Юрий потом мне рассказал, что он узнал это всё без моего участия. Он попросил Алекса позвонить Боре. Боря вроде бы не был против переписать эти песни заново. Кажется, Кинчев сказал, что будет нужен большой концерт. А Борис не хотел концерта. Или наоборот было. Не помню уже. Не совпали, в общем. При этом в интернете нет первого альбома «Red Wave». Но не так давно у Кинчева был альбом, где поучаствовал Юрий! Я была очень удивлена, что они поработали вместе. Но лично они не встречались.

В 2021 году я была на сорокалетии рок-клуба в Петербурге. Наконец смогла встретиться с Кинчевым. Мы с ним не виделись много лет. Я много с кем встретилась после 2018 года, но с ним всё не удавалось. А тут встретились.

Это когда все пели песни 80-х на той же сцене, спустя треть века, а Кинчев пел «Небо славян» и прочее позднее?

— Да. Но я не понимала слов его новых песен. Они мне понравились музыкой. То, как он это делал. Такие гимны. Они мне понравились.

В русском роке слова важны. Что вы думаете, когда ваш друг говорит такое: «Мне бы очень хотелось, чтобы украинцы очнулись и поняли, что мы с ними один народ. Что их одурманил и использует в своих интересах трансгуманистический ЛГБТ-рейх или, как они сами себя называют, постхристианская цивилизация, которой Россия вынуждена противостоять, отстаивая простые традиционные христианские ценности»?

— (Смеётся.) Он такое сказал?! Где?

В интервью.

— Ну что я могу здесь сказать… Когда я вернулась в 2018 году, я не была в России 13 лет. Встретилась с друзьями, кто был тогда Петербурге. Сева Гаккель, БГ, Витя Сологуб. И старые друзья мне что-то набросали: кто стал националистом, кто антисемитом. Я не особенно думала об этом. Я встретила друзей. У меня были теплые чувства. Я осознавала, насколько огромную роль в формировании меня как личности сыграли все эти люди. Я ими восхищаюсь так же, как в 80-е. Мои ощущения про мир в последние годы подсказывали, что мы все, как люди, что-то потеряли. Чего-то не хватает… Насколько глубоко мы погрузились в игры за качество нашей жизни… Что же касается сегодняшней ситуации, я могу сказать за себя, что я всегда была против войны. Но я твердо убеждена, что про друзей я могу говорить только об их музыке. О том, что касается наших отношений в прошлом.

Константин Кинчев, Стингрей и Цой в Ленинграде в 80-е. Фото: joannastingray.com

Меня приглашал телеканал «РенТВ» в эфир в качестве гостя, чтобы поговорить о расколе в русском роке: кто оказался на одной стороне, кто на другой. И я сказала, что я не готова обсуждать этих людей. Обсуждайте их с ними сами. Не моя задача обсуждать их, комментировать их. Очень важно не судить людей. У каждого свои обстоятельства. У всех у нас свои причины, свои мотивации, свои жизни. Мы должны вернуться к мирному ощущению друг друга, где мы заботимся о стариках, природе, детях, животных…

Сегодня снова актуальны страхи ядерного конфликта. «Кино» не так давно переписали песню «Безъядерная зона». У тебя есть опасения на этот счёт?

— Конечно же, я боюсь… Есть очень много сил в мире, которые усложняют эту ситуацию… Меня часто спрашивали в России в последние годы, что я думаю о новой «холодной войне». Каждый раз я отвечала, что это невозможно… Я говорила, что во времена прошлой холодной войны у нас не было интернета. Контроль был очень простым. И Россия, и США просто рассказывали людям, что они должны хотеть. Фильм моего отца показывали по школам! Я смотрела его как школьница!

Пропаганда — зло априори.

— Да. И я была уверена, что если снова наши правительства начнут говорить дурные вещи друг о друге, то у нас останется интернет, и мы сможем понимать друг друга, несмотря ни на что. Когда ты стареешь, ты думаешь, что ты мудреешь. И это оказалось полностью неверным. Для меня это огромный шок…

«Новый проспект» презентовал этот клип 10 марта 2022 года

Вам в комментариях пишут: «Джоанна! Пожалуйста, поддержите Украину! Виктор много здесь бывал. Мы на *****. Это очень ужасно…» Вы не отвечаете, почему?

— Да, но я не политик. Некоторые люди, которые просят меня об этом, абсолютно искренни, другие же играют в игру, хотят показать свою ненависть к России, хотят меня втянуть в эту ненависть. Я не позволю втащить себя в ненависть. Я против любой войны. Я всегда была за мир.

Фото из личного архива Стингрей

Некоторые говорят, что вы молчите, потому что у вас выходят в России книги и вы не готовы от этого отказаться, высказав свою позицию. Неужели это правда?

— Во-первых, я уверена, что моя позиция никак не скажется на публикации моих книг. А во-вторых, большая часть того, что я хотела сказать этими книгами, уже сказана. Я не уверена, что издадут московскую часть моей истории. Это уже не так интересно, как Гребенщиков. Там уже про Сукачёва и Галанина…

Про этих парней тоже есть вопрос, да…

— Если бы я ощущала, что от моей публичной позиции что-то реально зависит, а плата за эту позицию — пожертвовать книгами, то и хрен с ними с этими книгами! Понимаешь? Единственное, что меня реально волнует, что мне бы снова закрыли въезд в Россию. У меня это было в 80-е уже. Это было для меня реально страшной переменой. Я уже была там. Не хочу этого снова. Я не тот человек, кто думает о себе слишком много, чтобы делать какие-то громкие публичные заявления.

Все эти вопросы и ожидания легко объясняются. Рок — музыка протеста, русский рок 80-х — тем более. Джоанна Стингрей — человек, который в некотором смысле русский рок «вооружил»…

Джоанна Стингрей и её друзья-музыканты в Ленинграде в 80-е. Фото: joannastingray.com

— Но на самом деле меня просят высказываться не просто против происходящего, но ещё и против России.

Джоанна, какая песня ваших старых друзей, которая появилась этой весной, вам запомнилась? Вы слышали «Ворожбу» Гребенщикова? А «Если бы да кабы» Кинчева?

— Я читала текст песни Бориса, да. Сказочные стихи! Такие мощные и глубокие. Повторю, что Борис — великий поэт.

Благодаря ему, работе с ним над моими песнями, у меня потом стали появляться собственные тексты. Я когда работала над альбомом «Surfin' on the Red Wave. The Original Recordings 1985-1987», делала английские версии песен «Аквариума», «Алисы» и тексты получались злыми. И это так странно сейчас… Как будто бы они написаны только сейчас, в этой кошмарной реальности.

Мы презентовали не так давно клип на песню «Пепел». Он был снят в январе. А в феврале началось то, что мы все наблюдаем. Песня весьма пугающая всегда была… Совпадение получилось тоже тревожным.

— Да… И сегодня я представляю ещё один клип с этого альбома — «Something Here’s Not Right. И снова такие же ощущения…

Всё повторяется… Всё возвращается… В США в школах работают с детьми, чтобы они не забывали такие вещи, как холокост. Но если не быть осторожным, не думать об этом постоянно, то такие вещи могут вернуться… Да, я боюсь ядерной бомбы. И ещё я боюсь гражданской войны в Америке.

Вы не приедете на концерты «Кино» в Россию?

— Я только что была в странах Балтии. До Петербурга рукой подать. У меня новая книга. Её стоит презентовать. Но если я сейчас окажусь там, то я, увы, окажусь для очень многих людей «на стороне России» в том самом «плохом смысле». И поэтому я не могу ехать в Россию сейчас… Я сама неприятностей не боюсь, если приеду. Но мой муж очень боится. Друзья очень боятся, что у меня могут быть проблемы, учитывая, кто я. Когда я вернусь, я не знаю. И ещё страшно, что люди привыкают к страшному…

«Любовь к оружию» — старинная песня Рикошета и группы «Объект насмешек». Её перепели музыканты «Кино» с Женей Фёдоровым, басистом «Объекта», лидером Tequilajazzz. На картинке про эту песню на сайте «Наше радио» есть и ты. Эта шутливая песня заняла первое место. Если не знать, что это стёб над милитаристским угаром, то может показаться, что это гимн военным. Женя говорит, что это такая партизанская история…

Фото: joannastingray.com

Отлично, что этот трек звучит в эфире сейчас! Мне пришло в голову, что надо запостить мою песню «Война». Там скорее про охрану окружающей среды, но, видимо, стоит напомнить. Я читала твоё интервью с Женей. Грустно, что людям приходится уезжать из России…

Вы говорите с Мэди о том, что происходит между Россией и Украиной? Кто кого просвещает? Ребёнок маму или наоборот?

— Проблема с поколением Мэди в том, что от них ничего не скрывали. Они видят всё в реальном времени. Моя дочь понимает, что происходит, и ей тяжело от этого. А у меня сердце разрывается от этого. Но благодаря этому она пишет великолепные стихи и песни. Есть много песен, уже записанных на студии. Два альбома уже есть. Но каждый раз она не хочет публиковать это. Она боится быть известной. Есть три клипа на её песни. Они прекрасны. Но она не хочет их показывать…

Снова ждать 30 лет, пока Maschina Records издаст?

— (Смеётся.) Да. Низость и злоба мира её разбивает и подавляет. И она практически не следит больше за новостями. Она живёт в горах в маленьком городке сейчас. Старается держаться в стороне от реальности.

Фото из личного архива Джоанны Стингрей

Помню, что ей очень понравилось в России в 2018 году. И мы даже шутили, что у неё будет супруг русский рок-музыкант…

— Я помню (улыбается). Иногда я ей говорила, до 24 февраля, что ей стоит поехать пожить год в России, если русские такие же, какими они были 35 лет назад. Я же ей много описывала наши отношения с моими друзьями в России. Насколько это было честным, настоящим… Но я знаю, что многие уезжают. И это трагедия.

В конце спрошу про надежду. Твой новый клип, хоть и ставит тревожные вопросы, всё равно заряжен каким-то светом, что ли… Можешь ли ты сформулировать свою надежду с учётом всего, что мы обсудили?

— Несмотря на то, что я сказала про утерянное единство мира, утерянную гармонию, я верю, что в глубине человека всё равно спрятано нечто позитивное и хорошее. Что есть шансы улучшить ситуацию, добраться до хорошего внутри. Но это процесс. Понимание зла вокруг — способ выйти к добру. Жизнь — дорога со множеством ухабов. Ты двигаешься ровно, а потом трагедия. Но потом будет снова ровная дорога. Главное не потерять в этом себя. Это долгая дорога.

Джоанна Стингрей в 2020 году держит в руках пластинку «Red Wave». Фото: Photo by Kanaplev + Leydik / из личного архива Д. Стингрей