Первая практическая бизнес-конференция «Нового проспекта», посвященная теме банкротства, состоялась 30 октября в зале юридического факультета СПбГУ. Зал, оборудованный в начале нулевых для встречи трех президентов — Путина, Шредера и Ширака, хотя и не ломился от зрителей, но и не пустовал: конференция собрала 110 зарегистрированных участников (что для нашего проекта, увидевшего свет за 36 дней до того, очень неплохой показатель). Разумеется, на словах все слушатели от бизнеса уверяли, что идут слушать доклады третьей сессии с кафкианским названием «Процесс», но, судя по тому, как наполнился зал в 10 утра, можно сделать вывод, что они лукавили.
Криминальные банкротства
Cомодератором мероприятия выступила Наталья Шатихина, доцент кафедры уголовного права СПбГУ и управляющий партнер юридической фирмы CLC, одного из лидеров петербургского рынка white collar crime (WCC), уголовно-правовой защиты бизнеса. И, учитывая реалии сегодняшнего рынка, первую сессию конференции мы решили посвятить именно криминальным банкротствам.
«По-моему, все банкротства чуть-чуть криминальные», — начала за здравие госпожа Шатихина.
По ее словам, волна банкротств захватывает новые и новые отрасли. И наши спикеры первой сессии задались целью понять, как сделать так, чтобы в этой волне не захлебнулась судебная система, а с ней и все остальное. Потому что, когда банкротить будет уже нечего, закончится и этот прибыльный бизнес.
Первым выступил адвокат, советник Pen&Paper Вадим Яловицкий. Эта фирма (точнее, адвокатское бюро), надо сказать, является абсолютным лидером петербургского рынка WCC, переплюнув здесь даже CLC. И тема выступления Вадима, который вообще-то специализируется на вопросах экстрадиции и международного розыска, как раз связана с новыми возможностями для привлечения бенефициаров банкротства к уголовной ответственности.
«С тех пор как законодатель в России озаботился вопросом реального возмещения материального ущерба кредиторам в банкротстве, эта забота неминуемо привела его к необходимости вовлечь в процесс реальных собственников компаний-банкротов. А сделать это легче всего именно через уголовное дело», — начал он.
Суть его выступления (полностью его можно прочитать в его колонке по ссылке) сводится к тому, что бенефициаров обложили, как волков. Закон о банкротстве теперь таков, что им самим придется доказывать отсутствие своей вины в несостоятельности своих компаний: по умолчанию суд считает их виновными. А вступившее в силу решение арбитражного суда (если оправдаться не удалось) является прекрасным подспорьем для правоохранительных органов, чтобы возбудить уголовное дело и применять к бизнесмену весь арсенал следственных действий. Получается, заключает адвокат, мы как-то незаметно замяли основу права — презумпцию невиновности.
Наталья Шатихина возразила коллеге, что презумпция невиновности — это свойство уголовного процесса. А в гражданских процедурах, каковыми являются банкротства, распределение бремени доказывания — и некоторая презумпция недобросовестности бенефициара банкрота — является вполне разумным.
Кроме того, отметила она, говорить о том, что решение о привлечении бенефициара к ответственности в рамках банкротной процедуры автоматом повлечет уголовное решение, будет преувеличением: «Банкротные процедуры, которые дотянутся до него как до бенефициара и конечного собственника, закончатся года через четыре. А уголовное дело, возбужденное по признакам хищения, завершится в течение 12-18 месяцев».
В качестве примера Шатихина привела известное «трубное дело»: оно начиналось в заголовках СМИ с 3 млрд рублей, а закончилось приговором на 57 млн, потому что экспертизе подверглись только те трубы, которые были выкопаны и переданы экспертам, а остальные остались в земле. В то же время городом аннулированы все контракты виновной компании на сумму 3 млрд рублей как неисполненные. «И проблема здесь обратная, — резюмировала юрист. — Уголовные дела, особенно с учетом того, что большинство из них пойдет особым порядком, закончатся значительно раньше, и на значительно меньшие суммы, где будет доказан умысел конкретных физических лиц».
Cлово взял Алексей Дендеберов, начальник 6 отдела следственной части по расследованию организованной преступной деятельности ГСУ ГУ МВД по СПб и ЛО, который напомнил, что Конституционный суд прямо указал: виновность обвиняемых по уголовным делам устанавливается на основе совокупности всех доказательств, включая неисследованные в рамках гражданского дела. «Не потому, что есть какое-то недоверие. Просто часто граждане... манипулируют мнением суда».
Что касается банкротных статей УК РФ, отметил полицейский (полностью его доклад доступен по ссылке), в производстве ГУ МВД по Петербургу и Ленобласти находится всего 12 таких дел. И всего одно дело доведено до обвинительного приговора.
Но самое интересное, что этот приговор — бывшему владельцу обанкротившегося петербургского завода скобяных изделий «Комплект» Владимиру Рошалу — дело рук следующего спикера нашей конференции, партнера CLC Марины Горлачевой. Ее мнение по поводу некоторых «банкротных» статей (195, 196 и 197 УК РФ) было выражено очень ярко:
«Надо исключить эти статьи из Уголовного кодекса и перестать морочить голову всем участникам банкротных процессов».
И идти старыми, добрыми, хорошо отработанными статьями, связанными с хищением собственности: 158 (кража) и 159 (мошенничество). Впрочем, уточнила Марина Ивановна, если Верховный суд прислушается к критике и доработает постановение пленума о криминальных банкротствах, проект которого был представлен еще три года назад, они тоже сгодятся.
Впрочем, последние новинки своей практики криминальных банкротств Марина Горлачева рассказала отнюдь не на примере Владимира Рошала, осужденного за преднамеренное банкротство (бизнесмен создал контролируемую кредиторку уже после заключенного с кредиторами мирового соглашения): гораздо больше внимания она уделила своему нынешнему кейсу — банкротству инвесткомпании «Энергокапитал» (подробнее — в колонке Марины по ссылке).
«Там действительно нет признаков преднамеренного банкротства. Там три года вместо инвестиционной компании была нормальная финансовая пирамида», — дала она свою оценку ситуации.
Банкротства застройщиков
Во второй сессии к коллегам из CLC присоединились арбитражные управляющие Иван Яковенко и Владимир Полуянов (который одновременно является партнером фирмы «Апелляционный центр») и экономист Руслан Мухаметшин, руководитель департамента консалтинга и оценки «Прайм Эдвайс». Он-то и начал сессию с рассуждений о том, как достроить дом за обанкротившимся застройщиком, чтобы и дольщики были при квартирах, и прочим кредиторам что-то перепало. Суть его доклада (который тоже доступен по ссылке) сводится к тому, что (и как) надо, во-первых, проверить, все ли дольщики заплатили за свои квартиры; во-вторых, выявить все непроданные квартиры и помещения; в-третьих, уточнить, есть ли действующее разрешение на строительство, чтобы решить, приводить ли факт к плану или план к факту.
В целом, отметила после его выступления Наталья Шатихина, все хорошо, кроме одного: на все эти мероприятия для среднестатистического дома на 1 тыс. квартир потребуется, по ее подсчетам, около 27 млн рублей. И стрясти эти деньги с разъяренных дольщиков — дело не только проблематичное, но даже опасное для здоровья:
«Они в принципе за слово «профицит» бьют. Им невозможно объяснить понятия «прибыль», «денежные требования».
После чего наконец выступила с докладом сама Шатихина. Она рассказала публике обо всех прелестях фактора дольщиков, приведя в пример компанию «Ленспецстрой» Дмитрия Астафьева: дольщики так активно ее тиранили своими протестами, что бизнесмен угодил под арест.
Тему продолжил а/у Иван Яковенко, который поговорил о некоторых процессуальных тонкостях закона о банкротстве в части застройщиков (подробнее — по ссылке):
«А как в течение пяти дней успеть сделать рассылку извещений нескольким тысячам участников?»
За ним Марина Горлачева рассказала о трех возможных схемах достройки банкротного объекта: первый — когда дольщики скидываются и нанимают грамотную команду, доводящую дом до ума; второй — когда проблема решается за счет властей (чиновники, сами не без греха, пытаются подыскать другого заинтересованного застройщика, чтобы повесить стройку на него). И третий — за счет компенсационного фонда, в который каждый застройщик отчисляет 1,2% суммы с каждого ДДУ.
Завершил сессию Владимир Полуянов, который отметил, что все рассуждения о схемах достройки хороши, когда все делается по закону, но в банкротстве застройщика по закону не делается ничего. А потом эксперт рассказал, как в наше время определяют фактическую аффилированность банкротящегося предприятия и некоторых лиц, делающих вид, что они ни при чем.
«Процесс»
Наконец, в последней сессии выступили старший юрист «Григорьев и партнеры» Ольга Береза, адвокат «S&K Вертикаль» Сергей Высоцких и директор департамента проблемных активов Северо-Западного банка Сбербанка России Антон Киселев.
Ольга посвятила свой доклад вопросу правомерности выкупа одного права требования по частям двумя аффилированными структурами на ранней стадии банкротства (см. ее выступление здесь): что в этом случае будет правомерным, а что нет.
Сергей рассказал о шести делах, которые незаметно для всех изменили судебную практику: в одном Верховный суд разрешил Сбербанку выкупить первое требование, объяснив, что это нормально — хотеть контролировать банкротство и определять хозяйственые действия должника через конкурсного управляющего. В другом суд сказал, что интересы конкурсной массы важнее, чем стабильность биржевого оборота ценных бумаг, и так далее (полный доклад по ссылке).
Завершил же дискуссию Антон Киселев рассказом о том, почему мы по уровню развития банкротных процедур находимся между Казахстаном и Бразилией, и что такое эффективность банкротства с точки зрения Сбербанка (доклад здесь), «большого и добросовестного кредитора».
«Мы понимаем, — сказал он, — что если слово «банкротство» прозвучало, то, скорее всего это будет побег волка за лисой. Оба, и кредитор, и должник, в итоге окажутся не самыми хорошими ребятами».
Впрочем, и ему Наталья Шатихина добавила ложку дегтя: «Я могу привести вам десяток компаний, у которых огромные долги перед третьими кредиторами, но банки закрывают их от уголовного преследования. Тем самым крупные кредиторы действуют недобросовестно по отношению к другим».
