"Это фильм ужасов. Только у нас не зловещие мертвецы, у нас менты". Борис Гуц про фильм MINSK

Фото из личного архива Бориса Гуца / minskfilm.com / коллаж «Новый проспект»

Фото предоставлено авторами фильма MINSK. Слоган в переводе с эстонского: «Город любви, город страха, город свободы»

Борис, в России проката не будет, но вы подавались в Минкульт за разрешением. Зачем?

— В том-то и прикол, что они согласовали фильм. Не было формальных причин не дать нам прокатное удостоверение. И я тогда написал в Facebook (принадлежит Meta Platforms Inc. — компания признана экстремистской организацией в РФ, деятельность запрещена), что если они умные люди, они дадут, а если глупые, не дадут, а мы устроим скандал. И если они, как умные люди, удостоверение нам дадут, то они сделают всё, чтобы фильм не взял ни один кинотеатр. Так и получилось. Удостоверение есть. Ни одна киносеть не берёт. Была одна крупная киносеть, но после скандалов с «Артдокфестом», с Муратовым, облитым краской, они сказали нет: «Сейчас отменяем всё, давайте попробуем на осень».

Спецоперация?

— Да. Мы получили удостоверение 22 февраля. 23 февраля была договоренность с кучей кинотеатров, но наступило ранее утро 24 февраля, обстоятельства изменились. Учитывая, что ещё один дедушка в соседней стране поддержал ввод войск, то история стала очевидна уже совсем. Даже самые смелые либеральные кинотеатры всё похерили… Хотя сейчас я понимаю, что нам дали прокатное удостоверение просто потому, что они не смотрели фильм. В 20-х числах февраля всем было уже не до кино. Там бардак. С каждым днём я всё больше понимаю, что там, где есть система, там же есть и ************* [разгильдяйство]. Так системы и разваливаются — когда людям самим неинтересно заниматься тем, чем они занимаются. По Карлу Марксу — отчуждение труда. Принесли бумажки, диск, нет времени смотреть, поставили подпись.

Те, кому удастся посмотреть фильм, наверняка со мной согласятся: у вас потрясающая главная героиня. Как вы нашли друг друга?

— Это волшебство… Когда ты работаешь над фильмом, то пишешь сценарий либо под кого-то, либо про кого-то. И в данном случае я писал про себя и свою жену (Анастасия Гусенцова, сопродюсер всех фильмов Бориса Гуца. — Прим. «НП»). Все эти «мяу» в кадре, все эти отношения главных героев — это всё про меня и Анастасию. Я объявил кастинг на фильм, который на тот момент назывался не MINSK, а «Государство», но перевод на английский не давал наших смыслов, как ты понимаешь…

Я говорю с человеком из Омска. Про авторство цитаты «убей в себе государство» можно никому ничего не пояснять, да.

— Именно. И на английском «государство» — это что-то вроде нашего «правительства». Там нет нашей коннотации… Так вот, объявив кастинг, я очень быстро нашел актрису на главную роль — Настю Шемякину. По Instagram (принадлежит Meta Platforms Inc. — компания признана экстремистской организацией в РФ, деятельность запрещена) она меня дичайше очаровала именно своей непосредственностью.

Фото: скриншот YouTube / MINSK film

Она ещё и Настя, как моя жена (улыбается). Они эмоционально и энергетически схожи. Не было ни проб, ни кастинга. Мы просто встретились в «Старбаксе», и через пять минут я всё понял. Когда мы потом сняли кино, после шестого дубля, все лежали в квартире главных героев, все рыдали, нервно пошли курить на балкон, я почувствовал, что должен что-то сказать актрисе. В фильме актер-мент реально лапает главную героиню, ставит синяки, это всё было по обоюдному согласию актеров, на сумасшедшем адреналине. На таком уровне агрессии можно сойти с ума. И я ей сказал, что никого другого я и не искал на эту роль. И актрисе, которая прошла весь тот ад за полтора часа фильма, с травмами и синяками, ей важно было услышать, что других я не искал. «Я сразу понял, что это ты». Так и получилось.

Фото: kinopoisk.ru

Вы сказали про шесть дублей, фильм же снят нон-стоп от и до, камера включается и выключается с окончанием фильма?

— Да. В итоге никаких склеек не было (фильм длится 1 час 23 минуты. — Прим. «НП»). Но снимали мы шесть раз, по два дубля за ночь — три ночи. И рабочими дублями стали третий, пятый и шестой. Они между собой потом соревновались, чтобы стать прокатной версией.

То есть актеры играли весь фильм шесть раз?!

— Семь. Был ещё самый первый дубль, когда актёры были без грима, в обычной одежде. Все понимали, что я могу сказать «стоп» и погнать сначала. Но в генеральную репетицию «стоп» не прозвучал ни разу. Мы полтора часа прогнали. Было очень полезно. Все поняли, что мы сможем это сделать. Первые два дубля были ужасными потом. Типичная театральная история, когда после хорошего прогона, когда все идут на драйве, всё у всех получается, все обнимаются, первые съёмочные дубли идут ужасно… Но все актеры поняли, что недоигрывали. Третий дубль был хорошим. Но в третью ночью получилось всё абсолютно идеально и по организации, и по актерской игре.

Как вы себе представляете зрителя своего фильма?

— Я всё-таки считаю, что мы сделали не какой-то сложный остросоциальный артхаус, мы сделали зрительский фильм. Это хоррор, типичный американский фильм ужасов, где в начале молодежь занимается сексом, выпивает, потом куда-то едет…

Фото: kinopoisk.ru

Только у нас не зловещие мертвецы, у нас менты. Это жанровое кино. Многие ждут острого высказывания про революцию, ждут ответов, как жить дальше. Но кино не должно давать ответы, оно должно ставить вопросы. И второе, я всегда ратую за то, что кино должно давать эмоции. Как говорил один классик кино, кино делает три вещи: пугает, смешит, выбивает слезу. Наш фильм на то и рассчитан. Он должен пугать, ужасать, выбивать слезу у тех ребят, которые хотят любить, но не могут, потому что тотальный ужас от событий в Украине топит всех в депрессии… Ощущение этого всего мы и хотели заложить в наш фильм. Еще не знаю, что случится в 2022 году.

При этом, что очень важно, мы хотели сделать кино еще с уважением и верой, что обычные люди, не революционеры, за полтора часа ужаса перестанут быть прежними, для них что-то изменится навсегда. И наша главная героиня Юля, которую играет Настя Шемякина, после того как в начале фильма тупо мяукает, мечтает о ребенке, через полтора часа становится иной. Она уже не будет прежней. Огромное количество людей в Белоруссии, моих друзей там, уже не будут прежними. Независимо от того, сидели они на Окрестина в те дни или нет.

Многие хорошие люди в РФ не понимали, когда умные люди говорили вслух, что мы будем следующими после Минска…

— А оказалось… Минск-2020 стал полигоном. Спецслужбы не только Белоруссии поняли, как можно противостоять людям, унижать их, запугивать, убивать…

То есть кино скорее для молодых, чем для стариков с ТВ в обнимку?

— Я надеюсь, что молодежь, которая вообще не думает ни о войне, ни о революции, увидит это. За счет того, что есть экшн, есть любовь, есть секс, они задумаются, что может произойти с ними самими, если они просто выйдут на улицу.

Фото: kinopoisk.ru

Вы знаете, что многие русские в Эстонии, где снимался ваш фильм и состоится его премьера и прокат, после запрета на ретрансляцию русских государственных телеканалов с их безумной пропагандой установили себе спутниковые антенны и прочие устройства, чтобы не лишаться доступа к Киселеву, Соловьеву и Симоньян. Артемий Троицкий рассказывал нам об этом ранее. Вы можете это понять? Друзья рассказывают, что на бытовом уровне там регулярно звучит примерно такое: «Когда наши солдаты наконец придут, полянка-то уже и накрыта» (про приход российских военных в том числе рассуждают публично организаторы эстонского шествия «Бессмертный полк». — Прим. «НП»)

— (Долгая пауза.) Хороший вопрос, да… Я пытаюсь это понять. То, что происходит с моими же друзьями и родными в России после зомбоящика, это ужасно. Но я не могу судить людей, не хочу судить. Пытаюсь понять. Понимаю, как работает пропаганда. Я тоже ведь работал на пропагандистском телевидении… Пропагандируется как некое имперское сознание. У нас лучший балет, хоккей и так далее. И это беззлобный империализм. Но когда во всё, в каждого русского, вкачивается, что ты самый великий, потому что ты часть империи, это уже национализм, который есть везде. Ле Пен во Франции, Трамп в США — неважно, где это… Человек в Таллине смотрит Соловьева по спутнику, потому что при всей гнилости своей натуры Соловьев профессионал. Он умеет за 30 секунд вселить в людей ощущение того, что они не просто охранники, а часть великой нации, великого замысла, великой судьбы. Именно так и работает пропаганда, тем более когда человек получает 15 тыс. рублей в месяц.

Ну и отсутствие навыка быть самостоятельным…

— Когда у тебя пенсия 15 тысяч или ты вышел из училища в Кургане, а тебе 20 лет, очень сложно быть самостоятельным. Ты ничего не можешь сделать: ни уехать, ни решать сам. Ты часть системы. Попытка идти против в лучшем случае лишит тебя этих копеек. А теперь и присесть можно.

Я очень хорошо помню, когда пришел наш прекрасный партайгеноссе, мы сидели с коллегой-журналистом. Вот случился ЮКОС. «Кажется, начинают закручивать гайки», — сказал я другу. «Нет. Это ещё не гайки. Это просто местные разборки. Гайки ты почувствуешь сам», — сказал старший товарищ. Наверное, в 2011 году я это почувствовал уже сам. Я тогда много снимал тех, кто ходил на улицы. Снимал Илью Яшина, Бориса Немцова. Делал документальный фильм. Совершенно случайно не попал на Болотную в мае 2012 года — заболел тогда, не смог сорваться. Потом были Pussy Riot. Стало понятно, что посадить могут за что угодно. Когда началось «Болотное дело», двое друзей уехали в Прибалтику. Стало очевидно, что начинается иная хрень. Даже после Крыма не было таких ощущений. Про личную эмиграцию мысли пошли после демонстративной посадки Навального. Дичайший же абсурд с судами в полиции. И стало понятно, что Родина — небезопасно.

В фильме у нас точно такие же менты, как и в России. Ты идёшь по Кургану, Омску, Челябинску или Москве, встречаешь полицейских, и ты не испытываешь ощущения безопасности. Ты понимаешь, что они не доведут тебя до дома, не подскажут дорогу. У тебя сразу тревога. А у тебя нет с собой ничего? А у тебя паспорт с собой? Вот эта небезопасность — это извращение. Мы не должны бояться тех, кто нас охраняет.

Фото: скриншот YouTube / M film

Личный опыт есть?

— Конечно. Не били, но унижали. Попытки подкидывания наркотиков были, обыски до трусов были. Приезжаешь из Питера после митинга, а тебя на Павелецком вокзале отводят в сторонку. Не представившись, обыскивают. Обыскивают до трусов. Года три-четыре назад уже было. Про 90-е может, наверное, не вспоминать? Я был панком, была гранж-группа. Тогда просто регулярно брали, показывали, как обезьянку, дружбанам в отделении: «Смотрите, нефер. Гы-гы».

Зажигалкой побрить не обещали? Меня даже попытались побрить.

— А у меня не очень хорошо росли волосы (смеется). Но про хаер — да, постоянно докапывались.

Фото: kinopoisk.ru

«Хотите что-нибудь декларировать?» — «В Англию ни ногой!» Помните, у Гая Ричи в Snatch?

— Я не собираюсь эмигрировать. Мы сейчас снимаем фильм в Турции. Мотаюсь туда-сюда. Сейчас Эстония, потом опять Турция, потом загляну в Россию, потом снова Турция, потом переговоры в Германии. Я путешественник — так и отвечаю, когда сейчас меня спрашивают, откуда я, из России или из Украины. В Армении, Грузии, Таллине спрашивают. Я подслушал этот ответ в аэропорту однажды. Как пел Леннон, imagine there’s no countries. Я проповедую такой образ жизни. Нет границ, нет наций. Я человек кино. Где хочу, там и снимаю. И мне неважно, что думают турки про русских, что думают эстонцы про русских, про Путина. Я хочу просто работать. Я себя давно исключил из российской киноиндустрии. Она давно прогнила. Я не хочу быть ее частью. Но у меня в России родители. Приезжать буду. Работать, видимо, нет.

Сейчас актеры активно мочат актеров, ругают предателей. Имена называть противно. Эта узколобость будет нарастать?

— Идет ментальная гражданская война. Пока нет фактической, но ментальная идет. Враги народа, предатели — это очень удобно государству. «Разделяй и властвуй» никто не отменял. И многим узколобым очень хочется в это играть, им удобно. Они становятся чем-то, как им кажется. Назвать Юлию Ауг, Семена Трескунова или Яну Троянову предателями — это удобно. Удобно назвать Максима Галкина еще и геем. Границ в этом нет никаких. У агрессии и насилия нет никаких границ. Про это наш фильм MINSK. Эти люди продолжат безнаказанно обзывать, стучать, предавать, потому что папа это делает. Любая диктатура похожа на семью, где есть бытовое насилие. Там, где отец избивает мать. Я занимался этой темой, снимал жертв бытового насилия. Помню простую тенденцию, когда добропорядочный, хорошо обеспеченный, зарабатывающий мужчина приходит домой и может поднять руку на жену, поднять руку на дочь, но не будет поднимать руку на сына. Он таким образом показывает мальчику, что вот этих тупых «баб» можно бить.

Фото: kinopoisk.ru

И вот такие сыновья родились в огромном количестве в Беларуси. Если батька сказал, что «вы моя опора», что они могут идти и убивать, и насиловать, значит можно. Батька же сказал, батька же молодец.

Как говорил покойный Сергей Доренко, «укради сейчас, ты же не лох».

— Да-да. Если у нас господин Лавров говорит, что Гитлер был отчасти евреем, а потом поправляются, что «неправильно поняли, потому что вы Христа распяли»… То есть он плюнул в миллионы людей по всему миру, затронув тему холокоста, еще и Христа туда замешав. А это второй-третий человек в огромном государстве. Почему же все остальные-то не могут вести себя как быдло? И они будут так себя вести.

Фото: скриншот YouTube / MINSK film

Кстати, про отцов и детей в семье. С первого появления в кадре Юлии Ауг у вас в фильме становится не по себе… И через несколько минут вообще звенящий ужас. Попробуем не спойлерить, но как родился этот персонаж?

— В первоначальном сценарии этой героини не было вообще. После того как нам запретили снимать в Туле, я заморозил проект. Потом дописал эту историю, и появилась эта сцена, с такой ведьмой, паучихой, когда вроде ничего не происходит, а потом наступает ******[кошмар]. Родилось это из огромного количества рассказов, что были женщины, которые реально спасали, у меня подругу так спасли. Но были и другие. И мне было важно до того, как начнется полицейский ужас, передать историю про святого Варфоломея, с которого живьем содрали кожу. И это реальная история: мент-садист искренне верит в Бога, крестится, красит яйца. У меня есть такой знакомый.

Фото: скриншот YouTube / MINSK film

Ну так ведь есть и отпущение грехов, если постоять в толпе несколько часов, съесть нужное, глотнуть…

— Да, он мне до сих пор присылает в ватсапе «Христос воскресе!» Я большой фанат Стивена Кинга, который всю жизнь пытается разобраться в том, как зло появляется. И его ответ — просто зло есть, и оно просачивается.

Если MINSK утечет в сеть, расстроитесь?

— Мы в любом случае выложим его в интернет. Сейчас нас из Канн выкинули, даже несмотря на то, что мы из всех каталогов убрали «Россия», а оставили «США-Эстония».

Обижаетесь на Канны?

— Нет, я понимаю, что сейчас за ситуация. Российские режиссеры — токсичная тема. Ничего для мировой культуры, хотя за эти слова меня распнут все пропагандисты, не случится страшного, если в Каннах не покажут российское кино. MINSK — это не искусство, это высказывание.

Фото: kinopoisk.ru

Вы говорили, что снимали свой фильм для людей, которые «давайте только без политики». Мне кажется, что такой человек посмотрит и скажет: «А не хрен по улицам ходить».

— Из десяти человек так скажут девять, а один скажет «так жить нельзя». Даже если один человек из ста так подумает, моя миссия выполнена.

У вас в кино люди убегают из ментовки. Это такая авторская осознанная корректировка реальности? Вшивание надежды?

— Скорее хаос. Ребята из Беларуси мне рассказывали, что отпор могут дать только футбольные фанаты. Самые отвязные — болелы минского «МТЗ-Рипо», тракторного завода. В фильме звучит их речевка, хотя, насколько я понимаю, самой команды уже не существует. К слову, в России футбольных фанатов очень быстро «убили» — превратили в «нашистов» на зарплате.

Говорят, хаос был в 90-х. На днях умер первый президент Белоруссии Станислав Шушкевич, подписавший Беловежские соглашения в 1991 году. Вы помните, как в вашем детстве вокруг воспринимались те события?

— Мне было 11 лет, мой отец занимался демократическими выборами. Я очень хорошо помню и «Лебединое озеро», и трясущиеся руки Янаева, родителей, которые боялись, что начнется гражданская война. Было с одной стороны ощущение ужаса, а с другой — что что-то изменится. Но потом всё стало немножечко сложнее.

Фото: скриншот YouTube / MINSK film

Кем после начала событий в Украине стали для них и россияне, и белорусы?

— Для украинцев, увы, и белорусы, и русские — все враги, без учета позиции. И я, русский человек, не могу их за это порицать. Это мы будем расхлебывать еще много десятилетий. И сейчас важно просто поступками доказывать, что ты не сволочь. Я могу только кино снимать. Сейчас я снимаю про эмигрантов, про беженцев. Про любовь, которая невозможна, потому что один сумасшедший человек решил ввести войска в другую страну.

Есть внутреннее ощущение, что все это надолго?

— Да, всё это затянется. Это выгодно тем, кто этим занимается. Деньги никто не отменял. Людей убивают, а газ идет. А людей нельзя убивать. Просто нельзя. Я всё время вспоминаю слова моего земляка Егора Летова, что слово «Люди» пишется с большой буквы. Но тупо ради денег и политических амбиций об этом забывают. Будет еще много мертвых людей, детей…

Пока Летов был жив, считалось, что он «красно-коричневый», а любить его все побежали, когда он ушел. И сегодня, переслушивая его альбом «Сто лет одиночества», невозможно не сказать, что он был провидцем.

— При всех своих неоднозначных политических взглядах в 90-х годах, он в первую очередь поэт. А поэт в России — это человек, который остро чувствует грядущее, будущее. И «Сто лет одиночества», наверное, лучший его альбом. Летов говорил, что его альбом «Солнцеворот» (альбом середины 90-х, когда Летов был близок к ныне запрещенной партии Эдуарда Лимонова, в переизданиях назывался «Лунный переворот». — Прим. «НП») — это как боевой листок: «Вижу, поднимается с колен моя Родина» и все остальные песни с этого и следующего альбома тогдашней «Гражданской обороны». Но и те записи Егора нечто большее. Он был абсолютно искренним, и эта искренность важна сейчас для всех, кто думает. Важно понимать, что свобода, любовь, отсутствие страха, вера в себя, в близких, в друзей важнее, чем-то, что нам говорят из телевизора.

Пока мы говорили пришла новость о том, что россиянка Софья Сапега после всего, что с ней сделали и как её использовала пропаганда Лукашенко, приговорена к шести годам колонии. Светило 12, но она сотрудничала и получила вдвое меньше. Что вы об этом думаете?

— В России очень любят говорить: «Своих не бросаем!» Но уже несколько лет мы видим, как российские граждане исчезают, растворяются в Беларуси. То, что произошло с Софьей, это как минимум нарушение всех судебных и юридических правил. Почему белорусские спецслужбы арестовывают, ведут дело и судят российскую гражданку? Даже при всех возможных правонарушениях это могли бы делать в РФ. Но нет. Государство России просто бросает молодую девушку в лапы чужого государства и молчит, забывает. Своих не бросаем? Дело Сапеги показывает, что не все россияне теперь «свои» для российского государства. И никто не застрахован, что завтра ты не окажешься в подобной ситуации.

Фото: kinopoisk.ru

Николай Нелюбин специально для «Нового проспекта»