Вадим Яловицкий: «Нас с Белоруссией связывает гораздо больше договорённостей, чем с Италией».

Существуют ли реальные правовые механизмы возращения в Россию гражданина РФ в случае его преследования за рубежом, «Новому проспекту» в связи с громким делом белорусского оппозиционера Протасевича и его девушки россиянки Софии Сапеги рассказал адвокат, специальный советник по вопросам экстрадиции и международного розыска коллегии адвокатов Pen & Paper Вадим Яловицкий.

— Прежде всего он должен требовать информировать об этом консульское учреждение РФ на территории данного государства.

Реакция на это требование как-то регламентирована, могут отказать в его удовлетворении?

— Это регламентируется Венской конвенцией о консульских представительствах. Там основания для отказа вообще не предусмотрены, потому что это безусловное право человека. Речь идёт не только о защите прав этого лица, но и о соблюдении суверенитета РФ. Поэтому, насколько я понимаю, каких-либо оснований отказать человеку в такой просьбе нет. По срокам — максимально возможный короткий срок.

72 часа? Что говорит ваша практика?

— В течение 72 часов должен уже быть предоставлен физический доступ к задержанному. На практике бывает по-разному. Если наши настаивают, то допускают. Если не настаивают, то у противной стороны есть возможность говорить «мы уведомили».

А когда не настаивают? В каких случаях сотрудникам дипмиссии РФ не очень интересна судьба своих граждан? Это можно очертить территориями, ситуациями?

— Это уже больше вопрос политической оценки. Воздержусь от перечисления стран, потому что это уже будет связано с критикой конкретных консульств и представительств, но я и сам сталкивался с ситуациями, не связанными с вопросами уголовного преследования, когда за пределами РФ на отдыхе у меня возникала необходимость обратиться в консульское представительство, а я получал ответ: «Ну, вы же далеко на острове, а мы на материке, разбирайтесь сами». То есть здесь больше работает человеческий фактор, нежели желание или нежелание государства участвовать.

Такие примеры бывают с уголовными делами?

— Нет. Что касается уголовного преследования россиян за рубежом, у меня такой информации нет. Подтверждённой.

В нашумевшем деле россиянки Софии Сапеги задержание случилось 23 мая, а общение с консулом — 25 мая. Двое суток. Это насколько оперативно?

— В упомянутой конвенции речь идет о безотлагательном уведомлении консула органами государства пребывания. Поэтому для ответа на этот вопрос нужно иметь информацию, когда российский консул был уведомлен о задержании Софии. В моей практике был случай, когда к месту допроса гражданина Португалии, который не был задержан, а лишь вызван для допроса в качестве свидетеля, консул этого государства прибыл в течение четырех часов после уведомления. На мой взгляд, это пример оперативности.

У человека, попавшего за решётку, есть различия в правах в зависимости от государства? В Белоруссии есть свои нюансы?

— Нет, здесь никаких уникальных нюансов нет. На своей территории государство располагает всеми полномочиями, предусмотренными для уголовного преследования в его собственном законодательстве. Если же речь идёт о том, чтобы обеспечить участие в процессе иностранного государства, то тогда применяют соответствующие конвенции. Одна из них как раз Венская, о консульских представительствах. А другие касаются вопросов уже взаимодействия либо в рамках правовой помощи, либо в рамках вопросов, касающихся экстрадиции, либо в рамках миграционных вопросов, депортации. Есть ещё конвенция по взаимодействию по гражданским делам, она охватывает страны СНГ. Там очень широкий круг вопросов.

Вопросы экстрадиции и депортации в случае с уголовным преследованием спустя трое сток точно не обсуждаются?

— Сроки задержания тут ни при чем. Речь идёт о том, имеются ли у другого государства вопросы с уголовным преследованием того же лица. К примеру, задерживается россиянин на территории государства А. При этом в РФ имеется своё уголовное дело против этого же гражданина, возможно, он даже в международном розыске. В этом случае как раз и применяются международные договоры РФ. Если у властей России есть необходимость вручить повестку, допросить, то направляется запрос о правовой помощи. Если же речь о том, что расследование должно быть на территории России, присылается запрос об экстрадиции. Не так давно такая история была в Италии. Российский гражданин там был задержан по розыску третьей страны. Пока шёл экстрадиционный процесс, РФ направила свой запрос об экстрадиции, а потом ещё и четвёртая сторона направила свой запрос об экстрадиции. Был целый клубок вопросов. Местный суд рассматривал их по очереди, решал, что удовлетворять в первую очередь.

Куда человек в итоге поехал?

— Для начала во Францию. Но процесс не закончен ещё.

Россия не на первых ролях в очереди на рассмотрение таких запросов в ЕС?

— Всё зависит от конкретного дела. Белоруссия не та страна, где отношение к запросам РФ такое же, как в той же Италии. Нас с Белоруссией связывает гораздо больше договорённостей.

То есть при желании можно вытащить любого человека из Белоруссии, даже «политического»?

— Я бы иначе сформулировал вопрос. При наличии оснований такие шансы, конечно, имеются.

У вас есть опыт такой работы с Белоруссией?

— Есть. Была правовая ситуация, когда наш российский гражданин был задержан в связи с уголовным преследованием на территории Республики Беларусь. А российские власти обращались к белорусским с просьбой о передаче уголовного судопроизводства на территорию России, где по таким же обстоятельствам было возбуждено уголовное дело против этого же лица. И тогда российская сторона давала гарантии о том, что будут произведены все необходимые следственно-процессуальные действия, направленные в том числе на выяснение обстоятельств, по которым расследуется уголовное дело в Белоруссии, а человек будет привлечён к уголовной ответственности в полном объёме. В итоге белорусская сторона удовлетворила запрос. Это регулируется конвенцией о передаче уголовного судопроизводства.

То есть если смотрим на конкретный случай россиянки Софии Сапеги, попавшей в Минск, то получается, что скоро ждать её в России не приходится?

— Быстро или медленно — это условные понятия. Что же касается юридических последствий для данной гражданки России, то при отсутствии в России уголовного преследования в отношении неё то, о чём я говорил ранее, неприменимо. Какие в этом смысле дальше есть возможные пути развития событий? Оговорюсь, что я не осведомлён об обстоятельствах конкретно этого уголовного дела. Могу только оперировать сведениями, которые публикуются в СМИ.

Белорусские правоохранители возбудили уголовное дело. Будут на своей территории в полном соответствии со своими полномочиями проводить расследование. По итогам расследования либо дело прекращается, а все меры пресечения отменяются и она может покинуть территорию Белоруссии, либо более мрачный сценарий для неё — дело будет передано в суд. Если суд вынесет обвинительный приговор, не связанный с лишением свободы, это позволит ей покинуть страну. А если же будет приговор, связанный с лишением свободы, то тогда существует механизм взаимодействия между двумя нашими странами, согласно которому она может ходатайствовать перед белорусскими властями о передачи её для отбывания наказания на территорию РФ, гражданкой которой она и является. Если РФ подтвердит готовность принять, гарантировать исполнение решения о наказании, то может состояться такая передача. Но это уже будет по прошествии времени…

На стадии следствия попасть на родину невозможно? Только если вмешается большая политика?

— Возможно. Это вопрос тогда уже о мере пресечения. Допустим, что белорусские следователи примут решение изменить меру пресечения, которая у неё есть сейчас (2 месяца под стражей) на обязательство о явке, то есть когда человек обязуется являться по первому вызову. В этой ситуации ей ничто не помешает покинуть территорию Белоруссии, проживать где угодно. Если же таких изменений с мерой пресечения не произойдёт, то шансов вернуться в Россию у неё не будет до окончания судебного следствия и вступления в силу приговора.

И мы с вами исчерпали варианты, при которых россиянка может вернуться в Россию после того, как ей посчастливилось попасть в СИЗО КГБ Белоруссии?

— Делать акцент, чей это следственный изолятор, наверное, нет оснований. Есть вопросы о депортации, но это иная история. Это если белорусские власти установят нарушение правил въезда на территорию страны или совершение административных правонарушений, то есть действий, не связанных с уголовной ответственностью. Тогда можно депортировать. Но не думаю, что это выход для данного конкретного случая…

Потому что это откровенное политическое дело?

— Нет, потому что речь идёт об уголовном преследовании. Я так понимаю, что там достаточно серьезные основания для содержания под стражей. Мера ответственности за то преступление, которое инкриминируется, довольно серьёзная, и это предполагает, что вряд ли быстро может быть принято решение о прекращении в отношении неё расследования уголовного дела.

Разве с соблюдением правил въезда этой россиянки в Беларусь всё ОК? Мы же знаем, при каких странных обстоятельствах она оказалась на территории минского аэродрома. Здесь нет юридических зацепок, которые позволяют рассуждать о депортации как о механизме освобождения?

— Любые рассуждения об использовании этого механизма всё равно будут в рамках вопросов защиты её в конкретном белорусском уголовном деле. Но если уголовное преследование будет прекращено, она может быть депортирована.

Я просил вас оценить юридическую чистоту попадания этой россиянки на территорию Белоруссии. Она не планировала туда попадать. Она оказалась там вопреки её воле.

— Не возьмусь это комментировать. Это область права, касающаяся международных воздушных перевозок. Как я понимаю, там есть разные аргументы у Белоруссии и авиакомпании. До тех пор, пока нет решения организаций, уполномоченных рассматривать подобные споры, каким-то образом оценивать ситуацию я не берусь.

Директор Института воздушного и космического права Aerohelp Олег Аксаментов ранее пояснял «Новому проспекту», что «с точки зрения воздушного права всё вполне логично».

Если предположить, что пленение Сапеги с её юношей — это заслуга российских спецслужб (а на это может указывать факт отказа сразу нескольких человек с паспортами РФ продолжать перелёт в Вильнюс после посадки в Минске), при этом скандал и его последствия фактически ускоряют сближение Минска с Москвой, то как можно с правовой точки зрения оценить подобные действия в отношении своего гражданина? Я про своеобразное жертвование одним человеком ради политических последствий, которые повлияют на гораздо большее количество граждан. Есть в этом смысле схожие ситуации в прошлом?

— Я не берусь комментировать ситуацию, основанную на предположениях. Это работа ее защитника. Тем более у меня лично нет никаких данных о «заслугах» чьих-либо спецслужб. Вопросы «сближения» наших стран находятся в ведении дипломатов.

Если задержанная дает признательные показания, как она может сообщить, что они были даны под давлением?

— Начнём с того, что российский гражданин вправе требовать, помимо встречи с консулом, предоставления ему защитника. Насколько я понимаю из СМИ, такой защитник был предоставлен. Если она давала показания в условиях его отсутствия, гражданка России может подавать жалобы об этом, а защитник обязан рассматривать эти вопросы по обеспечению законных интересов подзащитной.



То есть если человек, допустим, подвергается пыткам, то, кроме адвоката, который то ли проверенный свой, то ли предоставленный иностранными властями, ей никто не поможет?

— Здесь есть совсем другой аспект. Правильно говорить о другом. Если к российскому гражданину на территории иностранного государства применяется внеправовое воздействие (я не говорю даже о пытках), допустим, незаконно возбуждено уголовное дело, то по нашему уголовному законодательству российское государство защищает законные права и интересы своих граждан: у него есть право возбудить уголовное дело в отношении тех лиц, которые нарушают законные права российского гражданина. Есть статья 12 в УК РФ. Если иностранные граждане в своей стране совершают преступление, которое направлено против интересов гражданина РФ, то мы вправе возбуждать уголовные дела, требовать их привлечения к ответственности. Но обычно этим занимается Следственный комитет России.

Разве уголовное дело против незаконно действующего иностранного силовика может влиять на судьбу неправомерно преследуемого за границей россиянина?

— Если будет возбуждено дело в отношении следователя, применяющего незаконные методы расследования в отношении нашего гражданина, мы будем вправе требовать его выдачи для привлечения к уголовной ответственности. Это, в числе прочего, объявление в розыск.

Как коррелируются неприятности конкретного должностного лица с восстановлением прав незаконно преследуемого россиянина? Вряд ли это автоматически сказывается на улучшении положения россиянина в иностранной тюрьме.

— Автоматически у нас вообще ничего не сказывается. Это в любом случае потребует приложения усилий не только правоохранительных органов РФ, но и дипломатического ведомства, чтобы донести эти позиции до иностранных властей.

То есть уголовное дело СК РФ против условного минского следователя — это всего лишь пиар-акция? Или есть примеры, когда обидчик гражданина РФ был фактически наказан?

— Уголовное преследование «обидчика», как вы условно выражаетесь, — это инструмент правового реагирования государства на явное нарушение законных прав его гражданина. В России следователя, превысившего свои полномочия при расследовании уголовного дела, привлекают к ответственности.

Насколько оправданы опасения, что соглашаться на адвоката от дипмиссии рискованно, тем более когда дело касается оппозиционной политики, а Москва и Минск — политические союзники?

— Начнём с того, что по законодательству, в том числе Белоруссии, может же быть не один защитник. Кто мешает пригласить второго или третьего защитника? Количество защитников не ограничено. Я не готов комментировать, насколько рекомендованный юрист профессионален. С моей стороны было бы неэтично подвергать сомнению профессионализм коллеги. Но если есть необходимость привлечения дополнительных защитников, то здесь никаких ограничений нет.

Адвокат Софии Сапеги Александр Филанович сообщил коллегам из «Открытых медиа», что ему и ещё одному адвокату подзащитной не удалось 26 мая посетить её в СИЗО КГБ Белоруссии, несмотря на наличие разрешений, «в силу отсутствия свободных кабинетов». Разве это не давление?

— Мои коллеги при посещении российских следственных изоляторов регулярно сталкиваются с проблемой отсутствия свободных следственных кабинетов, особенно в условиях ограничений, принятых в условиях пандемии.

Практика задержания одновременно двух близких людей может свидетельствовать об использовании их в качестве «заложников» ради достижения следственных целей?

— Слишком теоретический вопрос. Не готов комментировать, потому что мне неизвестно о степени близости этих людей и тем более об основаниях для привлечения к уголовной ответственности.

То, что Протасевич и Сапега близкие люди — известный факт, они этого не скрывают. И мы видим, как сначала появляется видео с «признательными показаниями» мужчины. При этом многим видны следы избиения у него прямо на лице. Следом его девушка проговаривает своё участие в действиях, которые силовики Белоруссии трактуют как преступные. Вы не знакомы с практикой такого давления через близких, которых держат в соседней камере?

— Конкретно у меня таких примеров нет, но исключить какую-либо неправовую ситуацию здесь не может никто. Чтобы свидетельствовать о том, есть ли такая ситуация, нужно располагать доказательствами. Роль защитника и заключается в том, чтобы оказать максимально возможную юридическую помощь в соответствии с законом по защите законных прав своего доверителя. Меня пока ничего не удивляет в этом деле из доступной информации.



Не удивляетесь, потому что мы все понимаем, что это Минск Александра Лукашенко?

— Нет. Если лицо было в международном розыске, а обнаружившие его на своей территории местные власти решили его задержать, это неудивительно. Стандартная практика.

Ситуацию активно комментирует глава государства. Говорит про «террористов» на борту посаженного самолёта. Это юридически можно трактовать как давление на следствие?

— Я бы воздержался от такого комментария. Он не юридический, а политический. Я исхожу чисто из юридического аспекта.

Если вашего подзащитного будет публично критиковать или оправдывать его преследование важное официальное лицо, допустим, глава государства, вы как адвокат будете этот факт использовать в суде?

— Как адвокат я, естественно, могу использовать любую информацию, которая стала мне известна. Если адвокат сочтёт необходимым выступить по этому поводу, подать соответствующее обращение, то это его законное право и обязанность.

Если президент государства Б на стадии следствия говорит, что подзащитный адвоката Яловицкого «преступник», вы что будете с этим делать?

— У нас есть государство Х за океаном, президент которого в адрес нашего глубокоуважаемого президента тоже употребил выражение, характеризующее его как преступника. Какие были наши действия в ответ? Никаких.

Этот «преступник» не в СИЗО под следствием. Несколько иная ситуация.

— Да, но очень близкая. Мы должны исходить из того, что у главы государства серьёзный иммунитет от уголовного преследования по многим вопросам как на территории своей страны, так и заграницей. Мы переходим на чисто тактические вещи, которые адвокат может использовать. Право использовать такие действия чиновников для защиты у адвокатов есть. Дальше всё зависит от навыков. Конечно, адвокат не может действовать во вред своим клиентам.

Но адвокатам в Белоруссии лучше даже не пытаться оперировать такими смысловыми единицами, как «давление на суд со стороны государства»?

— (Смеётся.) Я бы за адвокатов Белоруссии говорить не стал. Это их задача, профессиональный долг и этика. Тут можно говорить о том, что если есть какая-то история, связанная с возможностью оказания давления на белорусских адвокатов, то можно ведь пригласить в процесс и иностранного адвоката, имеющего аккредитацию на территории республики.

Адвокатам в Белоруссии работать труднее, чем в РФ?

— Из того общения, которое есть у меня, я бы не сказал, что есть какое-то серьезное отличие.

В этом смысле у нас на самом деле «братские» государства?

— Я бы исходил из конкретных сложностей конкретного уголовного дела. Поэтому адвокатам или одинаково сложно, или одинаково легко — смотря какое дело.

Что говорит ваша статистика. Где больше всего уголовных проблем у россиян за границей?

— Обычно у нас США отличаются пренебрежением к соблюдениям международных договоров о правах иностранных граждан. А так, по моей практике, большинство стран рассматривает вопросы взаимодействия в рамках международных договоров, исходя из прописанных условий этих договоров. Конечно, политическая конъюнктура тоже накладывается. Но вообще обсуждаемое дело интересное, поскольку, в зависимости от развития событий, здесь могут быть использованы самые разные международные договоры. Именно с этой точи зрения меня как юриста это дело и интересует. А с точки зрения предъявленных обвинений, надо смотреть на доказательства. Это очень серьёзная и непростая работа для адвокатов, учитывая накал страстей в СМИ, участие иностранных лидеров. И вот в такой ситуации, как показывает практика, решения, как правило, принимаются довольно быстро.

Николай Нелюбин специально для «Нового проспекта»

Справка «Нового проспекта»:

В 1980—2005 годах проходил военную службу в Главной военной прокуратуре, где занимал должности от следователя и прокурора гарнизонного звена до начальника следственного отдела в центральном аппарате, после чего возглавлял отдел надзора за расследованием дел в следственном управлении Главной военной прокуратуры.

В 2005 году перешел в Генеральную прокуратуру РФ, где в течение 12 лет занимался организацией международного сотрудничества по вопросам взаимной правовой помощи, экстрадиции и международного розыска по уголовным делам, имеющим особую важность и широкий общественный резонанс. Он добился экстрадиции в Россию наиболее известных лиц, скрывавшихся за границей от ответственности за совершение преступлений на территории РФ, среди которых Калиниченко, Полонский, Привалов и др. При этом он организовал работу с британскими государственными органами таким образом, что была осуществлена первая в истории Великобритании реальная экстрадиция — обвиняемого в убийстве российского гражданина Винцкевича. Кроме того, он добился ареста за границей вывезенных преступных активов и реального возврата в Россию денег и имущества на общую сумму более 20 млрд рублей по делам в отношении Березовского (потерпевший «Аэрофлот»), Бородина (потерпевший Банк Москвы), Цукалова (потерпевший Архангельский траловый флот) и др.

Защищал интересы РФ в иностранных судах по спорам с представителями из Великобритании, Франции, Кипра и Японии. Государственный советник юстиции 3-го класса в отставке (соответствует званию генерал-майора юстиции). Имеет государственную награду «Заслуженный работник прокуратуры РФ» (аналог Заслуженного юриста России).