О роли личности президента в истории белорусского протеста и чего в этой ситуации ждать от белорусов, а чего от Кремля, «Новому проспекту» рассказал психиатр Дмитрий Щигельский, который ещё 20 лет назад заявлял об особенностях психики Александра Лукашенко.
Эксперт, который живёт в США, поделился «историей болезни» рядовых белорусов и их несменяемого президента. Сам Лукашенко журналистам государственных СМИ заявил 8 сентября, что, возможно, задержался на президентском посту. «Да, возможно, я немного пересидел, возможно, меня показывают не только из телевизора, но и из утюга, и из чайника, да. Но действительно только я сейчас могу защитить белорусов», — считает президент Республики Беларусь, который руководит страной с 1994 года.
Фото: kremlin.ru
«Я просто так не уйду. Я четверть века обустраивал Беларусь. Просто так всё это не брошу. К тому же, если я уйду, моих сторонников будут резать!» — заявил Лукашенко представителям российских государственных медиа 8 сентября. Это истерика?
— Скорее обман.
Дмитрий, а откуда впервые стало известно про диагноз «мозаичная психопатия» у Александра Лукашенко? Насколько это факт и что это вообще такое?
— В России есть сохранившаяся публикация, усечённая версия моей работы, которую я написал в 2000 году. Там есть допущения и искажения, но они не носят принципиального характера. Как это стало известно мне? В 1994 году, в период первой предвыборной кампании Лукашенко, я проходил специализацию по психиатрии. Приходит преподаватель на занятие и просит нас рассказать, что мы думаем об участниках избирательной кампании. Все немного подвисли, никто ничего не сказал. Дошли до разбора Александра Григорьевича. Личность, характер, черты, особенности, биография, социальная дезадаптация — всё по списку. Это была моя первая запись по теме. Потом уже вопрос психических особенностей здоровья Лукашенко активно обсуждался среди психиатров.
В какой-то момент в конце 1990-х в Белоруссии стали убивать политических оппонентов Александра Григорьевича. Ни тогда, ни сейчас ни у кого в республике не было и нет сомнений, кто за этим стоит. Важно уточнить, что по распределению я попал на работу в Могилёвскую областную психиатрическую больницу и там познакомился с врачами, которые сталкивались с Александром Григорьевичем лично. Но тогда он ещё не был опасен. Да, психопатия. Но таких людей не так и мало в обществе — считается, что от 1% до 2%. Я опрашивал коллег, которые с ним работали, опрашивал также людей, которые работали с Лукашенко. Необходимо было собрать разные свидетельства. Мы потом с ними садились, вычитывали. После этого обсуждался вопрос, какую именно форму ставить ему. И тут у нас возникали расхождения. Я всё-таки считал, что это паранойяльная психопатия. Сейчас большинство коллег с этим соглашаются. По современной классификации это расстройство личности, именно поэтому «мозаичная».
Ещё раз. Вы анализировали эти данные, собирали их исключительно для себя лично?
— Если об этом в течение нескольких лет говорят все, попив чая на обед, выпив сто граммов в кругу коллег профессионалов или на перекуре, то не совсем для себя лично.
Кроме «свидетельских показаний» какие документы вы смогли изучить? Если Лукашенко наблюдался в больнице, где вы работали, там наверняка были медицинские документы.
— Я работал только со свидетельствами самих врачей. К тому моменту документов в архиве больницы уже не было, они были изъяты.
В других интервью вы рассказывали, что впервые Лукашенко освидетельствовали, когда после пединститута преподаватель истории вдруг попросился в председатели колхоза у местного первого секретаря обкома. Потом его из армии уволили раньше срока якобы по тем же основаниям. Это откуда известно?
— И проверка после института, и когда его комиссовали, это всё мне известно со слов врачей, которые с ним работали, врачей могилёвской больницы. Они его видели в разные периоды. О первом этапе мне рассказывал непосредственно врач, который осматривал Лукашенко. «Ну, а что мне с ним ещё было надо делать? Оснований для принудительной госпитализации нет. Осмотрел, записал и отпустил на все четыре стороны».
Получается, что изначально ваш интерес возник, когда Лукашенко уже был участником конкурентной политической борьбы, где всегда есть место чёрному пиару…
— У общественности интерес к его диагнозам возник только сейчас, а у профессионалов — тогда, да.
Вам скажут, что обвинения в психических отклонениях и сравнение с Гитлером и Сталиным — это вполне в духе постсоветской политики не только в России…
— Да, несомненно. Но с 1994 года до 2000-х никто из психиатров публично об этом не заикался. Не обсуждалось, пока не начали пропадать люди… Плюс не забывайте, что после СССР отношение к психиатрии было своеобразным. Все помнили советскую придумку «вялотекущая шизофрения», которая использовалась для борьбы с диссидентами. Коллеги старались громко вслух не говорить на темы психического здоровья известных лиц. Многие на самом деле боялись обвинений в «советских традициях». Тогда же пресса как раз много писала про садистов и убийц в белых халатах, которые использовались советской властью для борьбы с неугодными, и это правда. Но на фоне волны разоблачений такие обвинения приходилось слышать каждому практикующему врачу от недовольных пациентов. А пациенты бывают недовольны, если их везут на госпитализацию принудительно. И поэтому диагнозы, особенно политиков, вслух не обсуждались.
Вы рассказывали, что ваши выводы — это, по сути, коллективный труд, что изначально интерес к проблематике в вас заронил ваш преподаватель. Как сложилась его судьба, судьба коллег?
— Я никогда не называл имена коллег ни в одном интервью. Перед тем как уходить с моей квартиры, я сжёг абсолютно все бумаги, записи. Не оставил ни фотографий, никаких следов, чтобы можно было выяснить имена. Насколько мне известно, после моего отъезда комитет (КГБ — Прим. «НП») вызывал довольно большое количество людей на допросы, но до того, чтобы кого-то посадить, дело не дошло. Тогда допрашивали даже моих школьных учителей, несмотря на то что на тот момент я уже больше 10 лет как её закончил. Пострадал ли кто-то, я не знаю. Я всегда старался тщательно избегать упоминания имён, понимая, что с людьми может произойти. Публикация моих выводов случилась после отъезда из страны. Я не мог эти выводы обнародовать, потому что последние 2 месяца в Белоруссии я фактически находился на нелегальном положении. У моей тёщи дома сидели товарищи и ждали, что я приду к ней на блины.
Как возник интерес органов к вашей персоне? Кого-то не того расспрашивали про психику президента?
— И я даже догадываюсь, кого. Но называть имена и обвинять людей я не буду до тех пор, пока у меня в руках не окажется моё дело из конторы (КГБ — Прим. «НП»), если оно сохранилось. Перед тем как это всё началось, мои материалы были готовы к публикации, меня вызвали в Могилёвское областное управление КГБ. Предложили перейти к ним на работу. Я ответил, что не хочу идти, не хочу вообще с ними иметь дел. Но меня вызвал главврач, который сказал, что они его просто достали. Попросил меня сходить, сделать ему личное одолжение.
Я пришёл. Пыльное бюрократическое здание, человек на проходной спросил, к кому я. Через 5-7 минут спустился нужный человек и меня провели в кабинет. Начали спрашивать, не хочу ли я сменить работу, посчитали мою зарплату, сказали, какое дадут звание. Со скукой послушали мои сообщения, что я плохо отношусь к действующей власти. Им было абсолютно всё равно. Я тогда спросил, зачем я им вообще нужен, ведь больных, бегающих по конторе, у них вроде бы нет. Мне сказали, что меня считают перспективным специалистом по работе с личным составом, а также их интересуют психиатрический анализ политиков, оценки деятелей, составление портретов, прогнозы. Кстати, зарплату предлагали отнюдь не сумасшедшую — в 2 раза больше, чем я получал в больнице, но никаких подработок. Я вообще не хотел иметь с ними никаких дел, но был удивлён, что никаких особых коврижек не было.
Кто-то скажет, что вы копали под Лукашенко ровно для того, чтобы иметь понятный механизм эмиграции. Вы что отвечаете на такое?
— Ничего не отвечаю. Конечно, это задевает. Но с таким иезуитским подходом кого угодно можно обвинить в чём угодно. Так можно сказать, что вы берёте у меня это интервью, чтобы прогнуться под Путиным и ухудшить информационный фон в российских СМИ перед приездом Лукашенко, а также способствуете ему, переключая внимание с темы отравления Навального на психопатологию Александра Григорьевича. Что вы мне на это скажете?
Я скажу, что это не так, но я вас понял. Вы сказали, что Лукашенко стал опасен не сразу. Когда безобидный психопат становится опасным?
— Мы уже сказали, что примерно каждый пятидесятый такой, но эти люди как-то живут в обществе. Большинство из них никогда не попадает к психиатру. Часто из таких людей получаются домашние абьюзеры, и тогда это проблема для жены и детей. Ещё из таких часто получаются кверулянты, которые бесконечно пишут жалобы. В конечном счёте человечество с этим жило всегда. Много таких людей идёт в криминал, потому что особенность располагает к жизни в такой среде. Довольно много таких людей идёт в армию, особенно в период вооружённых конфликтов. Насколько такие люди опасны? Они неприятны, создают проблемы, если нет рычагов власти. Но если такой человек попадает в департамент исполнения наказаний, не знаю, как это правильно в России…
…ФСИН.
— Да. Вот такой человек будет способен пытать заключённых и задержанных без всяких целей, бессмысленно и беспощадно.
То есть появление на улицах Минска мужиков в гражданской одежде с дубинками, которые 6 сентября избивали участников протестов — это демонстрация развития болезни?
— Нет, там другой механизм. Во власти такой человек, особенно после концентрации абсолютной власти в своих руках, уничтожения сдержек и противовесов, что в Белоруссии произошло к 2000 году, становится крайне опасен. Его действия продиктованы не заботой о государстве и благе людей, а исключительно тягой к сохранению власти любым путём. Он не остановится ни перед чем. Плюс он неадекватно воспринимает ситуацию, не в состоянии правильно оценивать происходящее вокруг. Он склонен всё объяснять заговорами и происками врагов. И это было у Лукашенко задолго до его работы президентом. Это у него было ещё во время его работы в Облпищеторге.
Говорить вслух не значит самому искренне в это верить…
— Правильно говорите. Это может быть простой манипуляцией. Но когда мы говорим про Лукашенко, то это человек, который сам в это верит. Абсолютно верит. Он искренен, когда говорит о заговорах.
Свежий громкий пример — якобы перехваченные спецслужбами Белоруссии переговоры Берлина и Варшавы про Навального. Вы хотите сказать, что Лукашенко в это сам верит?
— Да, в том-то и дело. И так было всегда.
Но когда он это анонсировал на переговорах с российским премьером Мишустиным, он говорил, заикаясь. Было впечатление, что текст Лукашенко привезли прямо на переговоры, он в него не верит, но читать надо.
— Он говорил как обычно. Ничего особенного в его манере речи не было. Это просто вам стало вдруг интересно. По большому счёту, в поле зрения пристального внимания российской аудитории Лукашенко попал недавно. История с ковидом, которого, как решил Лукашенко, нет в Белоруссии, помогла. Тогда многие задумались, что Лукашенко — это не просто человек, который отмачивает шуточки и прибауточки. Ну, а после зверств по всей Белоруссии в августе, после пыток на Окрестина (Центр изоляции правонарушителей ГУВД Мингорисполкома в Минске, куда доставляют задержанных протестующих. — Прим. «НП») россияне заметили, что он «странный». А он всегда такой был, ничего нового. Людей массово пытали и в конце 1990-х, и позже неоднократно.
До августа 2020 года могло показаться, что этих особенностей не замечали и сами белорусы. Привыкли?
— До президентства Лукашенко был депутатом Верховного Совета. Он возглавлял антикоррупционную комиссию. Был одним из самых говорливых депутатов, выступая по 2-3 раза в день. Его риторика ложилась на ожидания, соответствовала им. И, в отличие от обычного манипулятора, он искренне верил в то, что говорил. Людей это подкупает. Такого рода особенности личности, как у Лукашенко, дают конкурентные преимущества в политической борьбе. Лукашенко до сих пор верит в популизм. И если у человека нет морально-нравственных ограничителей, он может пойти на всё, в отличие от нормального человека. Даже у преступников в большинстве случаев есть границы, за которые они не переходят, а у Лукашенко границ нет вообще. Он подозрителен. Он убирает вообще всех потенциальных конкурентов.
И народ это устраивало до момента появления трёх женщин, которые вышли против него. А потом и другие женщины вышли. Кричалки протестующих женщин в лицо силовикам: «Вам не дадут». Гендерный акцент сработал?
— Это лишь одна из моделей описания реальности событий, происходящих в Белоруссии. На мой взгляд, всё глубже и сложнее, не так примитивно. С 1994 по 2010 год общество привыкло, что Лукашенко странный, специфический, что он врёт. И до нулевых это бесконечное шоу с вербальным избиением различных чиновников народ устраивало. Схема «хороший царь, плохие бояре» заходила. Общество тогда было другим. Белоруссия была самой советской изо всех бывших республик СССР.
А после 2010 года, когда после провокации странных людей в берцах, которые стали в ночь после выборов бить стёкла в административных зданиях, демонстрантов избивали и удерживали в СИЗО несколько дней, ситуация изменилась?
— Да. Тогда уже выросло новое поколение. Изменилась структура экономики. Появился класс как минимум в 1 млн человек, который был независим от государства. Это не только айтишники, это мелкий и средний бизнес. При этом Белоруссия — страна-лидер по количеству шенгенских виз на душу населения много лет. Белорусы не просто мобильны, они обыденно ездят попить пиво в Вильнюс или за продуктами в Белосток, потому что там дешевле.
Когда говорят, что общество изменили эти три грации — Колесникова, Цепкало, Тихановская, я говорю «нет». Общество сильно стало меняться в 2017 году, когда был протест против закона о тунеядцах. Тогда же происходило в зачатке то, что происходит сейчас. Выходить стал не только Минск, уже тогда начала выходить провинция, причём в том числе в маленьких городках с населением 10-30 тыс. человек, чего не было никогда. При этом выходили самые обычные люди — не диссиденты, не те, кто вышел в 2010 году. Общество впервые манифестировало внятно и коллективно запрос на перемены. Тогда это успешно подавили, но подавляли около 2 месяцев. Однако запрос нарастал. И не три грации в 2020 году создали запрос общества, а запрос общества создал их.
В любом случае интересна ваша оценка степени важности именно гендерного момента.
— Я не специалист по гендерной проблематике, не возьмусь это комментировать. Сомневаюсь, что это сильно повлияло.
Многочисленные истории о пытках задержанных участников протеста, это может быть связано с особенностями руководящего стиля в стране?
— Это проекция, но не прямая. Он строил власть, которая удобна для него. В этой системе ценностей огромное значение — абсолютная преданность. Он всегда очень болезненно реагирует на то, что он называет «предательство». С сотрудниками тех силовых служб, которые выстраивал Лукашенко, методично работали, чтобы создать у них специфическое мировоззрение. Это пирамидальная структура, где на вершине Лукашенко, под ним семья, старший сын Виктор, а потом идут КГБ и все остальные силовики. Они воспринимают себя как средневековый рыцарский орден, который стоит на страже интересов страны. Народ они воспринимают как овец. Не как равноправных граждан, наделённых свободой и волей, не как равных себе, а как тех, кем можно и нужно манипулировать. И когда Лукашенко рассказывает о манипуляциях протестующими, он в том числе обращается к своим силовикам, чтобы мотивировать их. Эту модель сотрудникам навязывали долго и тщательно.
Откуда же берётся садизм власть предержащих?
— Я знаю, что белорусам не понравятся мои слова, но вообще белорусы сами по себе довольно жестоки. Как часть национальной культуры жестокость приемлема.
Протесты августа-сентября показывают обратное. Люди терпимы до безобразия — безобразия с их избиениями. Застрелено несколько человек. По данным оппозиции, всего погибли уже шестеро.
— Жестокость и агрессия не одно и то же. Почему терпимы? Именно потому, что белорусы достаточно жестоки. Сдерживающий механизм в национальном характере — это очень высокий порог перехода к агрессивным действиям. Как раз ничего удивительного нет здесь. Вообще в биологии у высоковооружённых видов, то есть тех, у кого есть клыки и когти, кто может убить представителя собственного вида, порог перехода к агрессии очень высок. Редко возникают стычки межвидовые, и они легко останавливаются. Это очень похоже на белорусов. История Белоруссии — это постоянные войны и жестокость. Именно поэтому возникает ситуация, когда переход к агрессии требует запредельно высокой стимуляции. Если ОМОН и силовики передавят с жестокостью, порог будет перейден, и ответ будет крайне жестоким. Это не будет как в Киеве, где постояли на коленях и разошлись.
Но пока мы видим, как жестокость нарастает только с одной стороны…
— Это не совсем так. Жестокость силовиков волнообразна.
И всё-таки женщины. Мне белорусские друзья говорят, что все, кто был близок Лукашенко лично, не обижены. Все благополучны и состоятельны, ни одну не забыл. В России может показаться, что он не позволял поднимать руку и на дам, которым не симпатичен: Тихановская смогла выехать в Литву, Цепкало — в Украину, 7 сентября пропала Мария Колесникова, 8-го нашлась, порвала паспорт при выезде на Украину. «Ты меня обидела, не уехала, я этого не забуду»?
— Если вы посмотрите на жертв насилия 2010 года, вы увидите, что там тоже женщины сидели, подвергались прессингу. У той же Ирины Халип обещали забрать детей (журналист, общественный деятель, жена бывшего кандидата в президенты Республики Беларусь Андрея Санникова. — Прим. «НП»), пока муж сидел в СИЗО. В 2010 году ребята с дубинками особо не смотрели мальчик или девочка — били всех подряд. На акциях протеста 2011 года самой пострадавшей стала девушка, которую буквально сделали инвалидом. После тяжёлой черепно-мозговой травмы у неё развилась эпилепсия. Нет табу на насилие к женщинам, и в 1990-х не было. Это миф, что он не может поднимать на женщин руку.
Возвращаясь к Марии Колесниковой: она была похищена, сутки тишины, теперь неудачная высылка в Украину. Она может исчезнуть, как многие другие идейные враги Лукашенко?
— Задержания без каких-либо новостей о судьбе задержанного — это многолетняя стандартная практика. Когда задержание/арест производит КГБ, они могут до недели ничего не сообщать. В случае с ней — сомневаюсь, что ей грозит реальная опасность, она в большей степени медийная фигура, нежели реальный лидер протестов.
Коллеги пишут, что «неадекватность» Лукашенко — следствие работы его пресс-секретаря Натальи Эйсмонт. Можно говорить о том, что приближенные женщины способны манипулировать президентом?
— У него с ними нет эмоциональной связи. Александр Григорьевич — человек старой закалки. Женщины у него должны борщ варить и котлеты жарить. Не думаю, что для него есть принципиальная разница, оппонирует ему мужчина или женщина, но для ответа на этот вопрос нужна экспертиза. «Эйсмонт имеет влияние» — это слова, за которыми пустота. Гипнотизирует? У неё есть пульт управления от его головы? Нет. И Лукашенко регулярно общается с людьми, к мнению которых он прислушивается. Это точно не только Эйсмонт. Её личное влияние сильно преувеличено.
Две недели назад появление Лукашенко с автоматом в руках в Минске заставило всех вздрогнуть. Неделю назад снова. В воскресенье 6 сентября без автомата обошлось. Это то, что на медицинском языке называется «положительная динамика»?
— Формально говоря, да. Положительная. Но положительная динамика только по одной характеристике поведения, причём той, которую нам специально показали, это недостаточный материал для далеко идущих выводов. Исходя из того, что мы видим, понимая, что мы не всё знаем, можно допустить, что динамика положительная только в этом аспекте поведения. Но количество БТР на улицах по выходным не падает. Где дедлайн, когда начинаются приказы о стрельбе на поражение, я не знаю. В тот момент, когда он исчерпает все остальные средства для удержания своей власти, он такой приказ отдаст. Вот в этом я не сомневаюсь. Выполнят его или нет, я не знаю.
15-летний Коля с автоматом на шее — это прививка модели поведения?
— Колю я не комментирую принципиально. Никому, нигде и никак. И ему уже 16. Вины Коли, что его отцом является Александр Григорьевич, нет. Что-либо говорить про Колю в этом смысле я считаю неэтичным.
История с прослушкой, где Лукашенко назван твёрдым орешком. Разговоры с самим собой вслух?
— Вообще-то до этой истории с Ником и Майком уже было «письмо фрау А» в 2017 году. И там текст был не менее, а может быть, даже более абсурдным. Тем не менее, сработало. Откуда берутся эти документы, я сказать не могу. Но я предполагаю, что спецслужбы периодически скармливают Лукашенко тем или иным образом вот такие «документы». Также я предполагаю, что они прекрасно понимают, как удовлетворять желания заказчика. Они знают, что он хочет прочитать и услышать.
Почему белорусское телевидение такое плохое, такое скучное? Да потому что у него один зритель — Александр Григорьевич. На всех остальных пофиг. От Лукашенко зависит, кому дадут премию, кому дадут орден, а кого сделают пресс-секретарём. Эйсмонт ведь именно с БТ пришла. То же самое со спецслужбами: заказчик один. Они, может быть, даже грамотные люди, но их карьеры зависят от того, понравится или не понравится. Один из моих знакомых работал в своё время в ОАЦ при президенте (Операционно-аналитический центр при администрации президента). В 2010 году этого моего приятеля хлопают на уличных протестах, отправляют под арест. Он в ОАЦ отслеживал один из регионов. Раз в неделю готовил для Лукашенко аналитическую записку. Президенту про замену аналитика не докладывают. Приносят очередную записку. «Что это за *****?» — удивляется Лукашенко. Выясняется, что эксперт под арестом. Так, мол, и так, сам виноват. «Верните, пусть пишет, что писал раньше». Начальник ОАЦ лично едет на Окрестина, забирает немытого эксперта сразу в центр, писать записку президенту. Это мой знакомый. Он оппозиционных взглядов. Это пример того, как это работает.
Получается, что если бы вы согласились в своё время работать на КГБ, то могли бы «править изнутри»!
— Изнутри никто его корректировать не может. И приглашали меня совсем не за этим. Думаю, что сегодня корректировать Лукашенко может разве что Владимир Владимирович. Если из аэропорта Лукашенко отвезут не в Кремль, а в институт имени Сербского, то тогда Владимир Владимирович станет одним из лучших друзей белорусского народа. Шутка шуткой, но я не исключаю в глубине души, что так может быть.
Лукашенко сильно сдал за этот месяц?
— Очевидно, что у него есть периоды, когда состояние ухудшается. Это стрессовые ситуации и кризисы. Это наблюдалось в 1995, 1996, 1999, 2001, 2006, 2010, 2011, 2017 годах. И если сравнивать с теми периодами, то сейчас ничего особенного нового мы не видим. Но возраст и возрастная инволюция обычно ухудшают течение заболеваний, как и стресс, которого более чем достаточно, и соматические заболевания. Была информация, что вроде бы Лукашенко перенёс ковид, причём за несколько дней перед выборами. Если это так, то это был ещё один из факторов, триггер, который повлиял на его неадекватность после выборов. Очевидную неадекватность.
«Арэшак» всё ещё «цвёрды», но уже треснул?
— Можем сказать орешек, а может, как в оригинале этого «перехвата», completely nuts.
В Америке много смеялись над этими словами, ведь переводится это совсем не так, как сделали помощники Лукашенко?
— Это смешно. Но всем всё равно. Тут совсем другие проблемы и интересы сейчас. И в этом смысле Лукашенко везёт. В 2001 году 11 сентября власти в США планировали рассматривать вопрос Лукашенко, но потом все забыли про него. Потом Беслан ему очень помог. Я атеист, но Лех Валенса про него сказал в своё время «бес ворожит». Бес ему колдует. Так сказал Валенса.
А может ли вообще в Белоруссии быть у власти политик без условной биполярочки? Ему же всё равно всегда придётся ориентироваться на два полюса — Запад и Россию. Метаться из одной стороны в другую придётся каждому следующему лидеру.
— Вообще, биполярочка — это совсем другое. Это маниакально-депрессивный психоз. Как медицинский термин в этом сюжете это не очень уместно. А всё что вы сказали дальше — это констатация факта.
Но человеческая психика — штука довольно прочная. Сломать её не так просто, как многим кажется. Участь сидения на двух стульях не является в этом смысле критически губительной для психики. С учётом настроений в белорусском обществе, где примерно равное количество тех, кто за условно восточный выбор, и тех, кто за западный. И если настроения не изменятся, следующий политик будет вынужден сидеть на этих двух стульях.
Но есть третий момент. В начале года я встречался с очень интересным, скажем так, околокремлёвским человеком с огромнейшим опытом, с которым мы обсуждали августовские выборы президента. Я ему сказал, что у Кремля будет выбор между Лукашенко и белорусским народом. И если Кремль выберет Александра Григорьевича, он рискует потерять белорусский народ. И сейчас чем интенсивнее и дольше Путин будет поддерживать Лукашенко, тем меньше шансов, что следующему президенту придётся сидеть на обоих стульях. На сегодняшний день есть абсолютный консенсус, что Лукашенко должен уйти. Любая поддержка Кремля будет всё больше сдвигать симпатии населения Белоруссии в сторону Европы, отталкивать их от России.
Но что вы тогда скажете тем, кто считает, что Лукашенко и Путин — два сапога пара? Ваш коллега психиатр Андрей Бильжо очень активен сейчас со своими карикатурами на этот счёт.
— Не хочу комментировать по Путину. У вас есть свои специалисты в стране и граждане, которые должны его оценивать сами. Но если очень коротко, то я не считаю, что в этом плане, в психиатрическом, они два сапога пара. У Путина никаких расстройств я не замечаю.
В Белоруссию вернётесь? А если следующий лидер тоже будет с особенностями, будете ждать триггера в виде исчезновений оппонентов или сразу расскажете всем?
— Всё-таки это крайне маловероятно статистически, что будет снова такой человек с особенностями. Всех утомил предыдущий. Все увидели эти особенности сегодня.
Но ведь манипулировать людьми, тем более столь терпеливыми, можно и дальше, особенно когда люди эмоционально возбуждены.
— Конечно. И обжечься в этом смысле можно снова. Но я не считаю, что мне нужно будет ставить диагноз в этой жизни хотя бы одному из политиков. Этого было достаточно. Больше уже будет несерьёзно.
Нынешняя смелость белорусов имеет срок? Иначе ведь тоже последствия для психики неминуемы. Как дальше будет развиваться эта энтропия в массах, которую мы наблюдаем последние несколько недель?
— Ваш вопрос правильный, но он правильный без учёта особенностей белорусского характера. Белорусы очень упрямы. В белорусской ментальности есть два архетипических и экзистенциально важных понятия: первое — «порядочек», второе — «полкабана». И это определяет восприятие белорусского космоса обычным белорусом. Я не говорю про интеллектуалов и интеллигенцию. Сейчас, избив людей в августе, Лукашенко разрушил первое важное понятие — «порядочек». Пока он применял насилие к своим оппонентам оппозиционерам, это укладывалось в «порядочек» (а это не закон, это мнение о допустимости, человек имеет право, даже если это нехорошо). Но, избив вообще всех подряд после того, как было объявлено про его победу с результатом за 80%, он встал вне этого неписанного закона, этого самого «порядочка», для значительной части страны. Он может пересажать лидеров, выгнать из страны. Но люди быстро уже не отступят. Другими словами, то, о чём вы спросили, будет происходить с сознанием людей, но не так быстро, как ожидают наблюдатели, не понимающие особенностей Белоруссии.
«Полкабана» — это ведь про достаток?
— Это про то, что у каждого белоруса должен быть всегда припасён мешок бульбы и полкабана в холодильнике. Причём это мем, который фиксирует минимальные социальные стандарты.
В Белоруссии осознают, что передел собственности в стране и неминуемая приватизация госпредприятий — это меньше бульбы в мешке и кабана в холодильнике? Это уже не пугает и не сдерживает?
— Естественно, это удар по этому важному для ментальности белоруса понятию. Но я сильно сомневаюсь, что в ближайшие месяцы Лукашенко сможет обеспечить эти самые полкабана без помощи России. А если он не сможет обеспечивать эти полкабана каждому, то протесты рискуют стать ещё сильнее. А с психикой у каждого отдельного белоруса всё в порядке. Наша психика сформирована в постоянной войне и насилии. Человеческая психика гораздо более устойчива, чем люди привыкли думать сегодня. Чтобы сломать психику народа, бить нужно дольше и сильнее. Я был военным медиком. Не сходят люди на войне с ума массово. А война — это более серьёзный вызов для психики, чем марши и дубинки раз в неделю.
Справка «Нового проспекта»:
Дмитрий Щигельский родился в 1972 году в Бобруйске, Белоруссия.
Выпускник педиатрического факультета Гродненского медицинского института (ныне Гродненский медицинский университет). С первого курса занимался специализацией «психиатрия». После окончания вуза распределился психиатром в Могилёвскую областную психиатрическую больницу, где проработал 5 лет.
С начала 2000-х живёт в Нью-Йорке, США, где написал своё исследование «История болезни Лукашенко» в формате «посмертной психолого-психиатрической экспертизы», которая применяется в делах о доведении до самоубийства, в делах об опротестовании завещания и т. д. Сам лично никогда не осматривал Лукашенко, но «пользовался методологией, которая применяется по всему миру», обрабатывая большое количество доступных данных и живых свидетельств.
Читайте на эту тему:
Александр Лукашенко и пустота. Почему опасно игнорировать женский протест
«Люди, противостоящие Лукашенко, верят, что их большинство"
