Павел Штейнлухт: «Есть реальная борьба с коронавирусом, а есть какие-то шахматы»

Петербургские пандемические локдауны, «ползучие» и реальные, заставляют предпринимателей объединяться. Кто-то создает цивилизованные координационные советы и союзы, а кто-то идет по пути откровенного протеста против Смольного. Последние новогодние ограничения, приправленные курьезными проверками и оригинальными инициативами парламентариев, в очередной раз показали реальное отношение власти города к бизнесу. Основатель и совладелец нескольких петербургских ресторанов и баров, а также маркетингового агентства Nolandt & Steinlukht Павел Штейнлухт рассказал «Новому проспекту» о последствиях петербургской коронавирусной политики и о том, почему в ней так трудно отыскать логику.  

— Не могу сказать, что мы как-то отбивались, но сильно удивились, поскольку вся эта история была в высшей степени абсурдна. Было совершенно очевидно, что это какой-то системный сбой, и мы просто попали под раздачу. Нарушения, которые якобы у нас были найдены, тоже были смехотворными, мы моментально их устранили. Тем не менее был суд, на котором нас признали виновными. Похоже, у суда сейчас задача — выносить максимальное количество обвинительных приговоров, так как бюджету, по-видимому, нужны деньги. Если бы нас оправдали, мы бы потребовали возместить убытки. А так — сами виноваты, исправились и работаем дальше. 

Вам назначили какой-то штраф? 

— Нет, штрафа не было. Просто приостановили деятельность. Понимаете, мы живём в стране, где, к сожалению, буква закона трактуется совершенно свободно. Объективно эта ситуация показывает, что все равны, но есть те, кто равнее. До того, как кафе закрыли, нас неделю кошмарили проверками. Люди из органов ходили к нам практически каждый день. Несмотря на мои личные и официальные запросы в отдел полиции о предоставлении оснований для всех этих проверок, а также запросов в прокуратуру от Абросимова (Александр Абросимов — уполномоченный по защите прав предпринимателей в Петербурге. — Прим. «НП»), внятных ответов мы не получили. По идее, каждый полицейский, придя к вам, обязан представиться и предъявить основания для визита. На деле же нам говорили «не буду» или просто молчали. 

Да уж, не самое приятное открытие...

— Да, мы с вами, живя в городе Петербурге, порой и не подозреваем, какие реальности существуют параллельно. О том, что происходит в отделениях полиции где-нибудь на окраине, можем только догадываться. Периодически появляется информация, что людей там избивают и пытают. Читаешь и радуешься, что к тебе это вроде как не имеет отношения, но радость быстро исчезает, когда сам чувствуешь себя совершенно бесправным. 

Что вы можете сказать о количестве проверок у рестораторов?

— Изначально декларировалось, что на время пандемии проверок не будет. Как мы уже знаем, это не так. Мы это лично прочувствовали. И никого не смутило, что к нам пришли по заявлению о якобы «массовом мероприятии с участием несовершеннолетних». Важно сказать, что за 5 минут до полиции к нам пришла группа каких-то странных людей, намеренно не соблюдающих социальную дистанцию, и мы даже опускаем вопрос, кто и зачем их к нам привел. А следом пришли полиция и Роспотребнадзор, которые — внимание! — зафиксировали отсутствие каких-либо признаков «мероприятия». Ни одного документа, видео или фото, которые подтвердили бы факт его проведения нет и быть не может, не говоря уже о том, что причислять кафе Zoom к этому событию в принципе весьма странно. Мы с вами же помним Pussy Riot, которые вошли в храм Христа Спасителя и там выплясывали? Так вот по логике правоохранительных органов получается, что их мероприятие организовал сам храм, ведь они же внутри были и что-то там проводили. Так и здесь. К нам зашли люди, не соблюдающие дистанцию, а все последствия их визита, в том числе убытки, легли на нас. Интересно, понес ли хоть кто-то ответственность за ложный вызов и клевету? Боюсь, что ответ очевиден.

А как вы оцениваете нынешние действия властей в отношение рестораторов? Они эффективны? 

— О какой-то реальной поддержке со стороны государства говорить сложно. Лично я сейчас ее не ощущаю, но я не могу обобщать и говорю конкретно за себя. Да, осенью нас не закрыли на локдаун, но говорить о том, что это была поддержка, не приходится. Тем более всё что происходит: и вторая волна, которая гораздо выше и сложнее, чем первая, и почти 4 тыс. заболевших горожан, и принимаемые меры, говорит о том, что стратегия, которая выбрана в борьбе с коронавирусом, неэффективна и нелогична. 

Мы видим разные сценарии в разных уголках Земли. В некоторых странах у принятых стратегий все-таки есть логика. Например, Швеция, которая решила не бороться с пандемией жесткими ограничениями. Все работают, ничего не запрещают, но все должны быть сознательными и думать о безопасности своей и ближних. И пусть эта стратегия оказалась не очень эффективной, но она хотя бы была понятной. 

Логика Китая, наоборот, жесткая. Они всё закрыли, чуть ли не двери заварили. Ущемление свободы? Да. Но они два месяца пострадали, и теперь ни одного случая и абсолютно полноценная жизнь. То есть существуют стратегии и их конкретные результаты. А наши правители, к сожалению, берут из разных стратегий отрывочные инструменты и говорят: «В Европе тоже ввели ограничения работы ресторанов до 23:00. Скажи спасибо, что не сделали полный локдаун, как в Лондоне». Мне очень хочется в такие моменты сказать: «Если вы говорите что-то про Лондон, давайте делать как там. Только возьмите не одну меру, а все!» Потому что в Лондоне помимо локдауна было ещё с десяток мероприятий, о которых мы почему-то не говорим: была финансовая помощь предпринимателям, были точки на улице, где люди могли без очередей и бесплатно сдавать тесты. Почему об этом никто не говорит?

Наши власти тоже вроде бизнесу помогают... Во всяком случае, делают вид.

— Да, в России была кое-какая финансовая поддержка — нам дали по 12 тыс. рублей на каждого оформленного человека. Но почему-то никто не говорит о том, что налоги мы платим не с минимальной заработной платы, а с той, которую человек реально получает. И те же льготные кредиты, о которых говорилось, на деле получить очень сложно, а для большинства предпринимателей абсолютно невозможно.

Если возвращаться к теме ограничений, то больше всего сбивает с толку их выборочность. Пусть есть постановление, даже дурацкое, об ограничении работы ресторанов. Но почему одновременно с этим происходят различные концерты, например Басты или «БИ-2»? Почему мы не играем по общим правилам?

Я как раз хотела попросить это прокомментировать...

— Ну что тут комментировать? Мне кажется, что всем всё понятно. Есть реальная работа и борьба с коронавирусом, а есть какие-то шахматы. Логические связи в появлении запретов я лично давно утратил. Я себе уже не могу объяснить, почему так, к сожалению. Единственное, что приходит в голову, — это всё политика. Обычной житейской логики там точно нет.

Сейчас у кого угодно спроси, есть ли понимание, что будет через полгода, и никаких даже гипотез не услышите. Кто-то верит в вакцину, кто-то нет. Но и у простых граждан, и у предпринимателей нет никакой четкой картины в голове. Самое плохое, что ни у кого нет веры, что мы гребем в одну сторону. Если бы это было так, даже неверный результат этого движения можно было бы проанализировать и исправить ошибки. А у нас всё хаотично: нет ответственных, никто ничего не объясняет. Есть некоторое количество абсолютно разнонаправленных интересов, и мы разрываемся между ними. 

Можно ли сказать, что на фоне коронакризиса предприниматели объединились и стали скорее союзниками, чем конкурентами? Есть ли результат этого взаимодействия? 

— Говорить о каких-то совместных решениях довольно сложно. Я их не вижу. В ресторанном сообществе есть разные группы — «всё как у людей». Кто-то верит, что надо носить маски, а кто-то считает, что вируса вообще не существует. Нельзя сказать, что все занимают одну и ту же позицию.

Но рестораторы хотя бы общаются. Лично я до кризиса не состоял ни в каких объединениях или чатах рестораторов. Просто занимался своей работой и не видел причин тратить время на какие-то объединения. Сейчас же есть определенные группы, Межотраслевой координационный совет, например, и Союз улицы Рубинштейна. По сути, всё это от безысходности — невозможно помирать и даже не пытаться сопротивляться. Хочется хотя бы самому себе сказать «я сделал всё что мог». 

Мы общаемся, мы пытаемся как-то поддерживать друг друга хотя бы тем, что обмениваемся информацией. Мы понимаем, что какого-то одного канала связи между с государством и бизнесом не существует. СМИ я не могу рассматривать как канал связи, потому что, по сути, это предоставление информации с разных, безусловно «окрашенных» точек зрения. А канал связи — это совершенно другое. Нельзя приравнять СМИ к «телефону» — у них разные задачи. А когда нет канала связи между бизнесом и государством, бизнес объединяется, чтобы пытаться, как пазл, по кусочкам собрать информацию отовсюду и слепить объективную картину. До тех пор, пока внятный канал коммуникации не появится, информация будет доходить с сильной погрешностью.

Ваши заведения давно существуют в городе, застали разных градоначальников. Уровень коммуникации с властью как-то изменился? 

— Так ее нет и никогда не было. И когда мы начинали, и сейчас. Ведь что такое взаимодействие? Это взаимное действие — какой-то совместный процесс. Несмотря на то что мы создали Союз улицы Рубинштейна и продолжаем тратить силы, время и деньги на то, чтобы общаться с властью, ни одного совместного результата на данный момент не существует. Происходит следующее: нам просто говорят: «Сделайте то-то и то-то», «а давайте вы разработаете дорожную карту развития улицы, напишете маркетинговый план». Мы говорим «давайте», делаем и ждём ответных действий. Например, чтобы нам хотя бы опорный пункт полиции на улице Рубинштейна создали. Но пока ничего. Власть не сделала ничего, кроме платной парковки.

Я верно понимаю, что Союз улицы Рубинштейна возник не только из-за пандемийных ограничений, но и на фоне борьбы местных жителей с ресторанами?

— На тему местных жителей. Улица Рубинштейна длиной чуть меньше километра. Там живут тысячи людей. Но есть пять-десять инициативных товарищей, которые по какой-то причине сами назначили себя представителями всех жителей этой улицы. Кто их выбирал и почему именно они, никто ответа не знает. Они не являются зарегистрированной общественной организацией или выбранной группой людей, представляющей реальные интересы жителей. Нет никакого источника, из которого можно было бы узнать, что хотя бы половина улицы Рубинштейна поддерживает ту позицию, которую они транслируют. Импульсы, которые генерируют эти пять-десять человек, иногда интересуют каких-то депутатов. Депутаты с радостью подхватывают инфоповоды, и СМИ подхватывают, пускают их в оборот, и завертелось. Выдаётся это как некое коллективное мнение жителей, хотя тому может не быть вообще никаких подтверждений.

В том же случае, когда рестораторы объединяются, им говорят: «Секундочку, господа, а вы зарегистрированы? Нет? Вот когда зарегистрируетесь, тогда и поговорим!» или «Сколько у вас членов в союзе? Двадцать? Маловато, должно быть больше»…

Понимаете? И опять хочется спросить: господа, ну как так? почему так-то?

На одной улице есть наша инициативная группа рестораторов, которая реально вкалывает: нанят менеджер, который занимается конкретно союзом, разработана дорожная карта, согласованная в Смольным, есть усилия рестораторов по обеспечению на улице порядка — это с одной стороны. А с другой — странные господа, которое говорят: «Ой, а давайте увеличим расстояние между местами, продающими алкоголь с 25 до 100 метров». А ничего, что они этой инициативой 80% всех ресторанов на Рубинштейна угробят? И на эту идею, по какому-то неведомому для меня принципу, есть реакция! Ее берут в разработку моментально, она раскручивается и обсуждается на самом высшем уровне — депутаты заседают, все при деле... Хотя в принципе это противозаконно и поперек логики. 

Подобные запреты никого не спасут. И понятно, что к защите интересов учебных и медицинских заведений, которыми все прикрываются, это на самом деле никакого отношения не имеет. У нас же нет запрета на то, чтобы ребёнок заходил в ресторан или чтобы гулял по алкогольному отделу в магазине? Нет. И возникает вопрос: какую же проблему мы решаем тем, что мы отнимаем возможность открывать новые рестораны и закрываем построенные? Но этот вопрос никого не интересует. Нас не слышно и не видно.

Есть ли предположение, почему так происходит? 

— Просто у всех разные цели. У кого-то есть цель изничтожить все рестораны на улице Рубинштейна. Хотя, на мой взгляд, она абсолютно экстремистская. Я с этими активистами лично не общался, но коллеги мне рассказывали, что во время круглых столов им прямым текстом говорилось, что на улице Рубинштейна не должно быть ни одного ресторана. И это правовое государство? А ведь в результате нам скажут, что всё сделано «исключительно по просьбам граждан»! Точно так же, как когда «по просьбе граждан» депутат ЗаКса Четырбок хотел закрыть кучу небольших баров. Я входил в экспертный совет по поводу этого закона. Никаких «многочисленных запросов» там не было.

Да, я помню, что к вам в Terminal даже Александр Беглов приходил что-то пить в поддержку… 

— Да, всё верно. А Четырбок твердил, что очень большое количество граждан жалуется, что шумно, что вываливаются из ресторанов и курят, что в парадных шум… Потом все порефлексировали, успокоились и выяснили, что никакой конкретики, никакой статистики не было и нет. Просто кто-то что-то сказал, а депутату было удобно выставить это мнение за «многочисленные запросы» жителей города. Только путем неимоверных усилий и благодаря резонансу мы отстояли бары. Но что случилось спустя месяц? Тот же самый господин Четырбок предложил продлить на час работу всех алкогольных магазинов. Не торчат ли в этой инициативе уши определенных интересантов? Лично мне кажется, что очень очевидно. Когда мы задавали Четырбоку вопросы, прямых ответов и конкретики не получали. 

Но самое удивительное, что это никого не удивляет. А лично меня удивляет уровень системной безответственности. Неважно, насколько абсурдные, неподготовленные и сырые законопроекты предлагает тот иной депутат, неважно, сколько бизнесов или людей он оставит в итоге на улице — никакой ответственности за принятое решение ни один из инициаторов этих законов не понес. 

Есть ли у вас какие-то проекты, которые так и не увидели свет из-за ограничений? 

— Да, конечно. Есть идеи, которые мы не можем сейчас запустить в работу даже для нашего внутреннего развития. Просто потому, что у нас нет денег. Нет денег нанимать новых специалистов, нет денег на развитие. Каждый новый сотрудник — это новая нагрузка, которую нам сейчас не потянуть. 

Все ли ваши ресторанные проекты работают? 

— Да, пока все на месте. 

Как думаете, сколько ещё в таком режиме можно продержаться?

— Это зависит от объема ограничений. Насколько мне известно, кто-то просел на 15%, кто-то и на 60%. Тяжелее всего барам, так как вся эта ситуация с работой до 23:00 убивает в первую очередь барную историю. Я, в отличие от депутатов, стараюсь отвечать за свои слова, так что прогнозы давать не рискну. 

Справка «Нового проспекта»:

родился в июне 1982 года. По образованию — профессиональный музыкант. В 2006 году окончил оркестровый факультет Петербургской государственной консерватории им. Римского-Корсакова по специальности деревянные духовые инструменты, параллельно окончил Версальскую консерваторию (Франция). 

В том же 2006-м начал работать в крупном международном PR-агентстве. В 2007 году вместе с другом и партнёром Александром Ноландтом основал собственное агентство маркетинговых коммуникаций — студию идей Nolandt & Steinluht. На счету агентства более 400 проектов. 

В 2010 году вместе с рестораторами Ильей Базарским и Сидом Фишером основал бар Terminal в Петербурге. Позднее вместе с Базарским основал рестораны и стритфуд-бары Bekitzer, сеть Babaganoush, Schengen, Made in China, а также «ресторан и сцену» Social club. Проекты неоднократно становились победителями ресторанных рейтингов и премий. 

Сейчас Павел Штейнлухт является владельцем или соучредителем 13 компаний (в основном это предприятия общественного питания). По данным Rusprofile, в 2019 году их оборот оставил 476 млн рублей, прибыль — 41 млн рублей.