Адвокат Саши Скочиленко: "Она не испытывает ненависть в принципе ни к кому"

Фото: Александр Коряков

Фото: из личного архива Дмитрия Герасимова

Дмитрий Георгиевич, сколько прошло дней с момента события, которое инкриминируется Александре до момента её задержания и ареста? Можно назвать такие скорости обычной практикой?

— События произошли 30 марта, 31 марта с информацией о происшествии в органы обратилась пожилая покупательница, а задержали Сашу 11 апреля.

Менее двух недель. Это нормально для вашей практики?

— Я бы сказал, что эти скорости укладываются в термин «немедленно». Я представляю, какой правоохранителям надо было просмотреть объём видеоматериалов: установить, кто эти ценники туда положил, потом отследить по другим камерам, куда этот человек пошёл, до какого конечного объекта он дошёл. Очень большая работа. Я считаю, что следствие отработало достаточно быстро.

Кем и когда возбуждено дело? Не выдадим секретов?

— Дело расследует следственный отдел Следственного комитета ГСУ Петербурга по Василеостровскому району. Следователя зовут Илья Проскуряков. Я с ним ранее не пересекался в своей практике, для меня это новый человек.

Почему уточняю про секретность: громкий кейс адвоката Ивана Павлова (признан Минюстом физлицом-иноагентом, адвокат журналиста Ивана Сафронова, которого обвиняют в госизмене и суд над которым стартовал нынешней весной после того, как коллега 21 месяц провёл в СИЗО — Прим. «НП»), показывает, что адвокат может быть привлечён к ответственности за разглашение любых деталей по резонансному делу, тех деталей, которые десятилетиями адвокатской практики использовались для защиты прав фигурантов тех или иных уголовных дел.

— Есть небольшая разница: у Павлова была история с требованием следователя дать подписку о неразглашении материалов предварительного следствия, с меня такой подписки никто не брал.

То есть подследственность СК пока не так сурова, как подследственность ФСБ?

— Я бы не стал искать разницу по этому принципу.

Как проходило задержание Александры, допросы? На неё оказывалось давление, применялось насилие, угрозы?

— Мне об этом неизвестно, точно никакого насилия не применялось. Её задержали, надели наручники, не более того. Каких-либо угроз лично я не слышал. Я приехал, когда уже шёл обыск у нее дома. Более того, знаете, как это бывает? Когда человека привозят на обыск, необязательно, чтобы там был адвокат. Обычно следователи никого не ждут. А тут следователь любезно согласился целый час меня подождать. Я сказал, что подъеду, просил без меня не проводить обыск.

То есть всё было сделано по-людски?

— Да, абсолютно. Никого другого на обыске не было. Александра живёт со своей, как она выражается, партнёршей в квартире, где собственники — родственники партнёрши. Они там живут вдвоём. Но на момент обыска там никого не было больше.

Сам обыск был проведён законно? Вы не планируете оспаривать действия следствия на этой стадии разбирательства?

— Нет, оспаривать не будем. Было постановление о неотложном обыске (когда обыск проводится без санкции суда. — Прим. «НП»). У следствия есть такое основание. Они могут выписать постановление о неотложном обыске, а уже потом легитимировать это действие через суд. Следователи искали конкретные вещи: одежду, в которой Саша была, когда развешивала ценники; также их интересовала техника — компьютер, или что-то ещё, где эти самые ценники сохранились; а также принтер, на котором они были распечатаны. Больше их ничего и не интересовало.

Обыск был произведён без санкции суда?

— Да, это свидетельство того, что они не знали, где по факту Саша проживает, и когда им стало это известно, они составили это постановление о неотложном обыске. Это нередкая практика, когда следствие, узнав о месте проживания человека, приходит к нему с обыском.

Что мешает следователю сначала сходить в суд? Куда торопятся?

— Смотрите, её задержали фактически в 11 часов утра. При её задержании у неё узнали адрес. Получить санкцию через суд в течение часа-двух-трёх физически нереально. Поэтому они и выписывают постановление о неотложном обыске и едут.

Так ведь потом надо в любом случае легализовать эти действия через суд.

— Да, совершенно верно.

Это было сделано?

— Нас об этом никто в известность не ставил. Я не знаю. Это визируется судом без вызова лиц, у которых проводился обыск. У следователя есть обязанность отправить это всё в суд, чтобы суд это завизировал.

Изъяли всю аппаратуру?

— Да, потому что ценника на компьютере они не нашли. Рыться в нём подробно не стали на месте. Изъяли компьютер, два телефона, принтер и одежду, в которой она была 31 марта.

Дело расследуется по статье УК РФ 207.3 «Публичное распространение заведомо ложной информации об использовании Вооруженных сил Российской Федерации». Статья новая, но на что она похожа из былой практики?

— Статья новая. Но были дела уже о распространении фейков о коронавирусе. Там обязательным условием для наступления уголовной ответственности было наступление тяжких последствий. В статье о фейках про армию этого нет. По сути, такая статья в юриспруденции называется «формальная». Последствия не нужны: сам факт разглашения информации о действиях вооружённых сил, которая является «заведомо ложной», уже является преступлением.

Вы как юрист можете оценить эту норму? Она вообще соответствует принципам права?

— Я не очень понимаю, как устанавливать вину человека. В любом преступлении есть субъективная сторона, то есть сторона, лицо, которое привлекается по данному преступлению. Преступление бывает умышленное, с косвенным умыслом, с прямым. И здесь должно быть установлено, что человек, размещая информацию, сообщая какую-то информацию, должен заранее понимать, что она является ложной. То есть он вводит других людей в заблуждение, предоставляя им ложную информацию. И он должен осознавать, что эта информация ложная. Как это будет оценивать то же следствие? Саша знала, что эта информация ложная? Или её СМИ ввели в заблуждение, что эта информация не ложная? Это очень оценочное понятие. Честно говоря, я не понимаю, как это можно оценивать с точки зрения юридической чистоты… Как это доказывать? Нет ответа на этот вопрос. Информация, которая была размещена на том самом ценнике, была прочитана Сашей в СМИ, и она воспринимала эту информацию как реальную.

Вы утвердительно говорите, что ваша клиентка это сделала. Но, насколько известно, в суде по избранию меры пресечения Александра своей вины не признала. Мы с вами можем обсуждать, что эти ценники — это дело её рук?

— Вину она не признаёт, да. Но она не отрицает тот факт, что этот ценник она вывесила в магазине. «Да, я развесила», — сказала она. Только минуточку, преступление-то у нас предусмотрено не за развешивание ценников, а за распространение заведомо ложного сообщения о действиях вооружённых сил РФ. И она не считает, что эта информация была заведомо ложной, она считает, что это была правда.

То есть если в суд приходит свидетель, который подтверждает правдивость спорного утверждения Скочиленко, приносит доказательства сказанных слов, дело закрывается?

— Да, только свидетелей таких мы вряд ли найдём — тех, кто сможет сказать нам, правда это или нет. Это только через годы нам расскажет история, правда это или неправда.

То есть доказать вину можно лишь через экспертизу сказанного?

— Да. Но дословно вспомнить, какие там были надписи, Александра не может уже. Она не помнит. В материалах дела фигурирует только одна надпись на одном таком «ценнике» — что-то там про Мариуполь…

То есть нужен тот, кто может доказать факт действия военных, чьи действия невозможно комментировать без риска быть наказанным. Такого свидетеля вам будет добыть непросто…

— Конечно. Кто на самом деле участвовал в событиях — ВС РФ или какой-нибудь запрещённый и экстремистский украинский батальон? С неба метеорит, может быть, упал? Невозможно это перепроверить сейчас.

СМИ сообщали, что, кроме фигурирующего в деле «ценника» про Мариуполь, были и ценники о том, насколько подорожают те или иные товары в магазине, «если мы не остановим ***** [спецоперацию]». О том, как растут цены после 24 февраля, регулярно отчитывается государственная служба статистики — Росстат. Вы можете понять, как утверждение о том, что жизнь человека становится хуже из-за военных действий, может быть заведомо ложным? Всем же от мала до велика известно, что от этого жизнь априори становится хуже.

— Конечно хуже, да… Но я пока ничего про другие цитаты сказать не могу, я их не вижу в деле. Ценника, о котором сказано в деле, мы не видели. Дословно воспроизвести его даже не можем. А в таких делах важна каждый фраза и каждая запятая.

А что в деле есть-то?

— Нам представили на суд даже не ценник, а лишь показания свидетеля, который говорит о том, что он сам увидел такой-то ценник.

Ничего кроме показаний свидетеля в деле нет?

— В материалах дела, которые следствие представило в суд для обоснования меры пресечения. Возможно, естественно, что в самом уголовном деле у следователи эти оригиналы и есть.

То есть следователь был уверен, что судье Василеостровского суда Елене Леоновой будет достаточно доказательств в виде пересказа свидетеля?

— Да. Наверняка этот ценник полицией был изъят, но не был представлен суду 13 апреля.

Как эта практика может объясняться? Самоуверенность, безалаберность, что-то ещё? Вам легче будет защищаться, что ли, если они покажут этот ценник на суде?

— Не знаю (улыбается). Честно говоря, я сам понять не могу.

Александру привлекают по части 2, подпункт «д» — «по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти» (до 10 лет лишения свободы. — Прим. «НП»). Ненависть, по версии следствия, к кому испытывает Александра?

— Сейчас процитирую: «политической ненависти к Российской Федерации».

То есть так и написано?

— Так дословно написано в постановлении о привлечении Александры в качестве обвиняемой. Следствие утверждает, что Скочиленко сделала этот ценник «по мотивам политической ненависти к РФ», именно так.

Дмитрий, а «политическая ненависть» — это что такое с точки зрения права?

— Честно говоря, сумбурно. Я понимаю, что такое ненависть к социальной группе каких-то граждан по своим политическим убеждениям, но в данном случае… Наверняка это постановление будет позже переписано… Но сейчас это звучит именно так.

Фото: Александр Коряков

Следователь вправе переписывать постановление, на основании которого человека отправили в СИЗО?

— Да, конечно, он имеет такое право. Изначально выносится первоначальное, или промежуточное, постановление о привлечении в качестве обвиняемого, а когда следствие уже заканчивается, дело собирается передаваться в суд, то следователь выносит постановление о привлечении в качестве обвиняемого в окончательной редакции, скажем так.

Вам известно что-нибудь о том, испытывает ли Александра ненависть в принципе?

— Нет, она не испытывает ненависть в принципе ни к кому, и к Российской Федерации как к своему государству тем более, о чём она прямо сказала на допросах: «Российская Федерация — моя страна, я в ней живу, я её люблю, я родилась здесь». Нет, она не испытывает ненависти.

По словарю Ожегова, ненависть — «это чувство сильной вражды, злобы». Как юридически можно доказать чувство? Вы знаете такие примеры в юриспруденции?

— Нет, у меня нет такого опыта. Это настолько оценочное понятие… Как это можно доказать? Наверное, это можно доказать её высказываниями, если бы она писала что-то на эти темы в соцсетях. Если бы она писала, что ненавидит Россию, допустим, или что все граждане этой страны — негодяи. Тогда, наверное, как-то можно было бы притянуть такие формулировки. Но она ничего такого не делала. Непонятно, как это доказывать… Вообще у следствия почти всегда политика — утяжелять обвинения как можно больше. Утяжелим, а дальше суд пусть разбирается. Первая часть статьи 207.3 УК РФ без этой самой «ненависти», там максимальная санкция — до 3 лет лишения свободы, и это преступление небольшой тяжести. Понятно, что по таким преступлениям не арестовывают никогда. Но здесь, видимо, решили, что нужно вменить вот такое, чтобы был вот такой результат.

То есть это сделано ровно для того, чтобы Александре сделать хуже, поместив её в СИЗО?

— Этого нельзя исключать. Скажем так, арестовать, чтобы другим неповадно было, чтобы другие так больше не делали.

То есть это показательное дело с политическим подтекстом?

— Конечно, с целью предотвращения преступлений иными лицами. Я полагаю, что именно так и есть.

То есть Александру делают девочкой для битья?

— Она стала первопроходцем. Это первая такая история в Санкт-Петербурге. Поэтому так. Чтобы другим было неповадно. Насколько я знаю, все дела по статье 207.3 находятся на контроле в центральном аппарате СК РФ.

Известно, что в суд поступили поручительства. Кто их написал? Как отреагировала судья Леонова?

— Поручительства поступили от депутатов Петербургского парламента Бориса Вишневского, Михаила Амосова, от муниципального образования «Гавань». И мы просили суд как альтернативу избрать в качестве меры поручения личное поручительство, но судья отказала, и никак этот отказ не был мотивирован. Суд говорит, что менее строгие меры пресечения для Александры, такие как запрет определённой деятельности, личное поручительство или домашний арест, «учитывая данные о личности обвиняемой», не могут служить достаточной гарантией её надлежащего поведения.

Что имеет в виду судья, когда говорит «учитывая личность обвиняемой»?

— Это собирательный образ. Суд сначала характеризует её.

Так она же сказала, что любит Родину. Что не так ещё с её личностью?

— Судом ещё не рассматривался вопрос о квалификации деяния. Был мотив или не было, суд пока не интересует. Вопрос исключительно о причастности к деянию. Александра признаёт, что она развешивала ценник. Всё. Остальное в данной стадии суд не интересует. Этого достаточно оказалось судье, чтобы отправить Александру в СИЗО до конца весны. Судья в том числе мотивировала целесообразность ареста тем, что у Александры есть друзья и родственники за границей.

Это уже плохо, что ли?

— Это трактуется как возможность уехать к ним во время следствия. Можно так прочитать между строк.

Вы же сами были силовиком. Разве они сами ездят за границу только к родственникам? На курорты уже не ездят? Почему судят по себе?

— (Смеётся.) Это уже не ко мне вопрос. Да, человеческий и логичный вопрос, но в суде формулировки сухие.

Зачем же закрывать суд для освещения его работы прессой, если всё так сухо?

— Следователем было озвучено ходатайство, что им будут оглашены личные данные участников процесса, и на этом основании он попросил судью закрыть процесс. Судья сделала процесс закрытым.

Личные данные огласили?

— Да. Личные данные сотрудников магазина «Перекрёсток», в том числе женщины-покупательницы, которая и обнаружила этот ценник, той женщины, которая написала заявление в правоохранительные органы. Могу лишь сказать, что это пожилой человек. О связи её с правоохранительными органами в прошлом мне ничего не известно.

Известно, что у Александры есть проблемы со здоровьем. Это учитывалось судьёй Леоновой?

— Конечно. Мной были представлены соответствующие материалы — выписки из медицинской карты, которые подтверждали, что у неё есть заболевание целиакия. Это такое наследственное генетическое заболевание, при котором надо соблюдать безглютеновую диету.

СИЗО, куда поместят Александру, позволяет соблюдать такую диету?

— Если ей будут делать соответствующие передачи и посылки. Но вообще, конечно, это сделать тяжело. То питание, которое выдаётся в СИЗО, так называемая баланда, естественно, делается без учёта, есть там глютен или его нет. Это придётся ей самой регулировать, что есть, а чего не есть. Это СИЗО-5 на Арсенальной улице, женское СИЗО. Но она ещё пару дней будет в изоляторе временного содержания, потом отправят в СИЗО. Там электронная запись на передачки есть.

Есть признаки того, что вашей подзащитной правоохранители интересовались до истории с ценниками?

— Нет, мне об этом ничего не известно.

То есть условные «эшники», которые могли бы сказать, что они давно за ней приглядывали, в деле не заметны?

— «Эшников» в суде не было.

Тем интереснее это дело. Ведь обычно дело с политическим зарядом, а вы согласны, что это в деле он есть, связано с этими специалистами МВД…

— Этих следов в деле пока не видно.

На мой непрофессиональный взгляд, если бы событие случилось до появления статьи 207.3, то максимум, что грозило бы Скочиленко, — мелкое хулиганство (статья 20.1 Кодекса об административных правонарушениях, до 15 суток ареста. — Прим. «НП»). Будете спорить?

— Не буду. Действительно, если бы не было закона, который появился в марте, то тут в лучшем случае мелкое хулиганство, а то и вообще ничего. Ну повесил ценник человек, мало ли что там написано. Конечно, правовая реальность с момента появления новой нормы изменилась в худшую сторону.

Какое настроение у Александры было на суде?

— Настроение было позитивное, с надеждой на лучшее, но готова была к худшему. Поддержать ее пришло много людей.

Как оказать поддержку, если есть желание её оказать в дальнейшем?

— Думаю, что самая лучшая поддержка — писать письма ей в СИЗО. Можно через пару дней начать. Есть такой сервис «ФСИН-письмо»: выбирать СИЗО номер 5, писать письмо, заказывать обратный ответ, и она сможет отвечать. Когда человек попадает в СИЗО, он сталкивается с дефицитом общения. Самая лучшая поддержка — получить письмо и иметь возможность на него ответить.

Фото: Александр Коряков

Вам перспективы развития дела очевидны, если мы согласились, что дело показательное?

— Для меня уже очевидно, что дело будет направлено в суд, а уж какое решение примет суд, я не знаю. Мы будем бороться за невиновность Саши, во всяком случае пытаться доказать, что информация, размещённая на ценнике, для Саши не была «заведомо ложной», а воспринималась как истина.

Почему у вас есть уверенность, что дело до суда вообще дойдёт? Ведь следствие может прекратить свою работу и закрыть дело.

— Сильно сомневаюсь… Всё бывает, конечно, но я сомневаюсь, что с таким размахом, резонансом и контролем, Саша арестована, отправлена в СИЗО — и вдруг дело закроют до суда… Как показывает практика, это маловероятно.

А можете посчитать, сколько мужиков в погонах заняты и причастны к этому делу?

— (Тяжёлый вздох.) Послушайте, я лично наблюдал троих: следователя и двоих оперативных сотрудников. Кто там стоит рядом и сбоку, я не могу оценить, но трое заняты точно.

Но ведь есть тот, кто рассмотрел заявление пенсионерки, доложившей о ценнике, есть те, кто работают в суде, те, кто будут сопровождать её в СИЗО, контролировать там…

— Если брать в целом, то много больше трёх, да. Государственная машина работает…

Очевидно, что дело упрётся в экспертизы. Понимаете, какого рода профессионалы будут нужны точно?

— Я уже пытался думать об этом. Но пока, честно говоря, вообще не понимаю, какую здесь можно проводить экспертизу… И о чём? Лингвистическую? Весь вопрос упирается в то была ли информация «заведомо ложной» или не была. Как это можно оценить? Мы предоставим ссылки и распечатки СМИ, где эта информация выдавалась за правдивую, после чего у Саши возникло такое убеждение. Но оценить, является ли фактически эта информация ложной или правдивой, не под силу никому в данный момент.

Вы можете сказать, что если бы государство не хотело негативных последствий от действий Александры, то и уголовного дела этого бы не должно было быть? О деле написали многочисленные СМИ. Ценник со спорным высказыванием изучили тысячи и тысячи человек. Голый ценник и мечтать не мог о таком тиражировании своих букв.

— Да, обсуждается очень широко. Но у следствия же есть задача. Я предполагаю, что в данном деле они исходят из логики показательности — чтобы все видели. Широко освещается, что она в СИЗО. Якобы после этого больше так делать никто не захочет.

Вы единственный адвокат в деле?

— Пока да. Адвокатов может быть сколько угодно, это исключительно право клиента.

Вам лично почему это дело интересно?

— Во-первых, я считаю Сашу невиновной, хочу её защитить. Интересно, что статья новая. Интересно понять правоприменение, возможно, как-то самому повлиять на практику по новой статье. У меня много таких дел интересных. В марте чучело на масленицу сожгли и возбудили уголовное дело по статье «хулиганство». Важно понимать, что происходит с нами, что будет происходить в дальнейшем.

Николай Нелюбин специально для «Нового проспекта»