Уголовные бизнес-процессы. Репортаж с конференции WCC-2020
Сначала Наталья Шатихина, доцент кафедры уголовного права юрфака СПбГУ, партнер CLC и со-модератор нашей конференции, рассказала о самых свежих и актуальных уголовно-правовых рисках бизнеса.
В свете крайне непрозрачных правил игры у каждого в бизнесе есть свои скелеты в шкафу, — начала она.
По ее словам, за 25 лет работы в сфере уголовно-правовой защиты предпринимателей она видела все, и удивить ее невозможно: «Все, что было — от рейдерских захватов до прессинга чиновников — было, я не могу сказать, что по грехам, но не беспочвенно. Были жесточайшие передергивания и перехваты, но в основе их всегда лежало крайне неосмотрительное поведение в прошлом, отсутствие привычки следовать процедуре и оценивать свои риски — которое у нас в экономической жизни существует не меньше, чем в обыденной. И как к любой болезни, надо к ней подходить здраво и обращаться к профессионалам за ее лечением. Самое плохое — лечить болезнь народными методами».
Из пока нереализованных рисков для бизнеса Наталья отметила преступления по неосторожности (их сделали тяжкими ради безопасности на дорогах, но это может в итоге отразиться и на бизнесе), антимонопольные преступления (ФАС пока только учится пользоваться новыми процессуальными полномочиями). «И есть еще составы-сателлиты, так или иначе связанные с хищением, которые тоже рано или поздно начнут вменяться».
Сергей Сосновский из «Пепеляев Групп» на правах участника дискуссии поинтересовался у Натальи, как она относится к статьям 193 и 193.1 УК РФ (обе связаны с валютным регулированием). На что она рассказала, как недавно переписывала учебник по экономическим преступлениям и думала, что надо было выбирать специализацию на половых: там микро-поправки вносятся раз в пять лет, а здесь каждые два года глава переписывается на 80%. «Понимаете, в 193-й статье очень тонкая грань. Мне не нравится, как сформулирована эта норма, и у меня ощущение, что она вменяется там, где не хватает искусства вменить другие составы. Фактически речь идет о выводе денег за границу, а привлекают за нарушение валютного законодательства, потому что нет достаточных доказательств. Это как 172-я статья, незаконная банковская деятельность, которую применяют к банальному обналу».
После Натальи слово взяла Ирина Оникиенко, партнер юридической фирмы Capital Legal Services (той самой, которая совсем недавно поглотила петербургские офисы финнской фирмы Castren&Snellman), которая рассказала о последней практике использования материалов уголовных дел в арбитражных спорах и наоборот — материалов арбитражных дел в уголовных делах. По ее словам, большая часть ее клиентов связана с иностранными инвестициями, а потому для нее защита бизнеса является краеугольным вопросом:
У нас есть целый пул клиентов из числа скандинавских компаний, которые давно поняли, что вероятность привлечения к уголовной ответственности в России — 50/50. Или привлекут или не привлекут, примерно как вероятность встретить слона на улице в известном анекдоте. К сожалению, ситуация пока не меняется, в том числе в силу политических причин.
Ирина, которой на практике нередко приходится защищать интересы клиентов как в гражданских спорах, так и в уголовных делах (несмотря на то, что клиенты Capital Legal Services все как на подбор белые и пушистые (точнее, она сказала открытые и прозрачные), и тратят большие деньги на всевозможный форензик, дью-дилидженс и комплаенс) обратила внимание на основной принцип использования в России материалов уголовных дел в арбитраже и арбитражных дел в расследованиях преступлений. Если кратко, то это принцип характеризуется фразой «как Бог на душу положит»: «Единого подхода к этому вопросу — какие документы принимать, какие нет — нет».
Для чего вообще стороны используют материалы уголовных дел в гражданских процессах? Цели очевидны: средство давления, представление новых доказательств и средство защиты. Про давление Ирина даже не стала долго говорить: и так все ясно, когда правоохранительные органы ангажированы и возбуждают дела (но чаще начинают доследственную проверку) по заказу оппонирующей в споре стороны. «Мы говорим о тех случаях, когда реально нет никаких нарушений со стороны бизнеса, когда бизнес прозрачный и добросовестный. Так вот, мы все сталкиваемся с тем, что инициировать проверку против добросовестного бизнесмена вообще ничего не стоит».
Принявшая участие в нашей дискуссии судья Арбитражного суда Петербурга и Ленобласти Нина Корж, которая совсем недавно вышла в почетную отставку, ответила на тезис Ирины Оникиенко, что, конечно, стороны периодически заявляют ходатайства о приобщении к арбитражному спору материалов уголовного дела, но у судей на это всегда возникает вопрос: «А зачем? Что конкретно вы хотите доказать этими материалами? Те же показания свидетелей в уголовном процессе в арбитражном деле доказательствами не будут: мы должны вызвать этого свидетеля в суд и допросить повторно — с учетом всех процессуальных норм арбитражного законодательства». По словам Нины Яковлевны, возможно приобщение экспертизы, проведенной следственными органами или в рамках уголовного суда. Но и тут есть проблемы:
В уголовном производстве экспертам ставятся вопросы не совсем так, как нам это нужно. Мы ставим вопросы по-другому, у нас абсолютно другая точка зрения, другая задача. Поэтому тоже не всегда заключение по уголовному делу подходит для арбитражного процесса».
Доклад Ирины вообще вызвал оживленнейшую дискуссию: многие многие коллеги придерживаются почти диаметрально противоположных мнений по поводу взаимного использования материалов параллельных уголовных и арбитражных процессов. Юристы буквально сыпали примерами из собственных практик: кому удалось прекратить уголовное дело в отношении клиента после победы в арбитраже (переругавшись со всем управлением внутренних дел), кому довелось наоборот инициировать возбуждение уголовного дела против оппонента в арбитражном споре после того, как там вступившим в силу решением было доказано, что сделка фиктивная.
Наконец, глава 2-го управления ГСУ Следственного комитета по Петербургу Борис Синдаловский, тоже участвовавший в этой дискуссии, рассказал, как у него в ведомстве относятся к материалам арбитражных дел: «Если арбитражный судья выписал установочную часть своего решения так, как это нужно нам в расследовании нашего дела, в соответствии с нашим предметом доказывания, то мы это принимаем».
Когда страсти улеглись, слово взял адвокат, президент международной коллегии адвокатов «Почуев, Зельгин и партнеры» Александр Почуев (тот самый, да-да), который рассказал об эффективном противодействии незаконному уголовному преследованию бизнеса:
Эффективное противодействие незаконному уголовному преследованию... фактически, наверное, не существует.
На этом доклад, наверное, можно было бы и заканчивать, но Александр продолжил: «В целом нет. А в частностях, наверное, да. То есть, наряду с плохой новостью есть и хорошие. Почему нет? Потому что существует фактически сложившееся процессуальное неравенство сторон в уголовном процессе. Следствие, обладая репрессивным механизмом, предоставленным ему государством, предпочитает в самом начале процесса разменять карту свободы человека, вывести его по возможности на досудебное соглашение — хотя сейчас практика по таким соглашениям все усложняется, но и по сей день 90% дел проходит с ними. То есть, когда защита входит в уголовное дело, клиент уже находится в ИВС или даже в СИЗО. И здесь торговля со следствием уже невозможна, потому что следстве уже на сильных позициях». Вспомнил Александр и давнюю мантру Дмитрия Медведева про «не надо кошмарить бизнес», и объяснил, что, когда надо покошмарить, всегда применяется ответная мантра: «вменяемые преступления не имеют экономического характера».
Что касается пункта «да», то здесь господин Почуев предложил ряд практических мер подготовки к возможному вторжению силовиков: надо работать не с адвокатом-одиночкой, а с командой, которая способна в случае обысков или иных следственных действий сразу в нескольких местах (торговых точках, производственных площадках, офисах или даже в квартирах и домах собственников и топ-менеджеров) в каждое из этих мест послать по адвокату. А лучше, если каждый из адвокатов будет с группой поддержки в виде юристов и ассистентов, чтобы фиксировать и оспаривать каждый шаг оперативно-следственной группы (когда группа работает, один адвокат не всегда справляется).
Завершил первую сессию старший преподаватель юрфака СПбГУ и старший юрист ЕПАМ Андрей Тузов, который рассказал о том, как надо выстраивать работу бизнеса в условиях уголовного преследования: «В рамках нашего опроса среднего и крупного бизнеса в Петербурге мы выяснили, что более 80% компаний не имеют плана Б на случай уголовного преследования. В режиме интервью почти все говорят: мы предельно прозрачные, нас не зачто взять. Начинаешь спрашивать: друзья, давайте вспомним, были ли у вас перечисления денежных средств за границу РФ? Были ли у вас авансированные объемы, когда вы оплату получали сегодня, а результаты обещали сдать завтра, причем не в соответствии с условиями договора? И надо признать, что те или иные сюжеты у них в памяти всплывают, и эти истории не расцениваются как риски».
А риски, как напомнил Андрей, есть: изоляция первого лица, изъятие IT-инфраструктуры (поскольку обыски в офисах направлены как правило именно на это), которая в большинстве бизнесов составляет основу технологического цикла. «Ну и конечно беседы с сотрудниками, которые могут оказаться слабым звеном и рассказать не столько то, что они знают, сколько то, как они представляют, что они знают — а это две большие разницы, простите».
В перерыве к Андрею Тузову и Ирине Оникиенко подошел легендарный петербургский предприниматель, владелец холдинговой компании «Фаэтон» Сергей Снопок (очень приятно, что он посетил нашу конференцию). Среди бизнесменов, прошедших 1990-е и обанкротившихся в 2008-м, он занимает особое место: в отличие от подавляющего их большинства он сохранил значительную часть активов: АЗС под этим брендом по-прежнему заправляют автомобили во всех районах Петербурга, коровы молочных ферм на севере Ленобласти по-прежнему дают молоко, а большинство банков-кредиторов (которым он в свое время задолжал без малого 5 млрд рублей) давно махнули на него рукой, удовольствовавшись продажей (и то с боями) залоговых активов. На банкротных схемах, которые применяли его юристы, сегодня учатся студенты, и, хотя сегодня все эти схемы развалились бы в судах (потому что судьи, в том числе верховные, тоже все эти годы учились на них), в свое время они сработали вполне эффективно. Кстати, как стало известно после конференции, Андрей Тузов с Сергеем Снопком давно знакомы — и это, возможно, многое объясняет.
Потом, на 2-й сессии конференции, Наталья Шатихина вспоминала, что в 2010 году правоохранительные органы развили-было бурную деятельность по адресу Сергея Ивановича (и даже обыскали пару раз его офис на ул. Красного Текстильщика), но на этом уголовное преследование его бизнеса и сошло на нет: с тех пор как в 2011 году замначальника ГУ МВД по Петербургу Олег Махно перешел на службу в Смольный, об этом деле никто громко не вспоминал. На мой вопрос «почему?» Наталья пожала плечами и предположила, что «кому он нужен?»
Собственно, эта фраза и является сегодня, пожалуй, самой эффективной моделью уголовно-правовой защиты бизнеса: чем тише себя этот бизнес ведет, чем меньше внимания к себе привлекает, тем больше у него шансов на выживание. Но при этом ценность его активов должна быть (а лучше казаться) ниже, чем материально-временные затраты на их силовое/судебное приобретение: а для этого нужны в том числе хорошие юристы.
Такие разные уголовно-правовые бизнес-риски
Вторую сессию конференции начал Максим Стрильченко, старший юрист «S&K Вертикаль» с докладом об уголовно-правовых рисках в долговых спорах. Собственно, доклад был построен скорее с позиции стороны, организующей уголовное преследование должников с целью более эффективного взыскания средств. Ведь в иных спорах только с помощью людей в погонах и есть возможность дотянуться до де юре нищих, а де факто вполне состоятельных должников и их активов. Особенно, говорит Максим, сложно бывает, если бенефициар компании-банкрота приказывает долго жить (умирает, в смысле): как раз такой случай произошел в одном кейсе «S&K Вертикаль», и все надежды клиентов фирмы (а это ни много ни мало структуры банка «Россия») связаны с эффективным раскручиванием уголовно-правовых механизмов преследования. В частности, они надеются на уголовный арест имущества, а также на привлечение к субсидиарной ответственности наследников покойного, которые сейчас вовсю распродают девелоперам его огромный земельный банк.
Затем слово взял Максим Арзамасцев, доцент кафедры уголовного права юрфака СПбГУ, а по совместительству советник Конституционного суда РФ — он рассказал о некоторых позициях КС по уголовным делам в отношении бизнесменов. «Уголовное право применяется в крайних случаях, когда недостаточно других средств из других областей права. Яркий пример тому — налоги, собираемость которых резко выросла не за счет ужесточения наказаний за налоговые преступления, а за счет улучшения налогового администрирования. То есть, если мы развиваем административно-правовые и гражданско-правовые механизмы, то необходимость применения уголовно-правовых механизмов отпадает. КС об этом неоднократно говорил».
По словам Максима, одной из главных целей законотворчества в уголовном праве является максимально четкое формулирование норм, чтобы не было ни малейшей двусмысленности в их толковании. Соответственно, легальный бизнес и добросовестное предпринимательство должны быть защищены: когда это будет должным образом настроено, бизнес реально сможет обеспечить свою юридическую защиту.
С позиций Конституционного суда (которые вызвали большое оживление среди участников дискуссии) коллеги переключились на доклад адвоката Балтийской коллегии адвокатов им. А. Собчака Александра Кудряшова, который сотрудничает с юридической фирмой «Апелляционный центр».
Александр рассказал о практике использования уголовно-правовых механизмах в корпоративных конфликтах. Кстати, вскоре (в буквальном смысле — счет шел на часы, если не на минуты) после доклада Александра в Петербурге в Москве глава МВД Владимир Колокольцев призвал своих подчиненных не вмешиваться в корпоративные конфликты бизнесменов до решения арбитражного суда. Но мы не будем подозревать здесь никакую связь, кроме временной.
«Часто бывает, что приходит клиент, говорит, что его хотят кинуть партнеры, и надо что-то сделать. И не все понимают, что уголовное дело в рамках корпоративного конфликта может ударить — и даже скорее всего ударит — по ним тоже», — начал Александр и рассказал один свой душераздирающий кейс, в котором два бенефициара подмосковной строительной компании, 20 лет дружившие семьями, вдруг поссорились и ввязались в жуткий корпоративный конфликт в 12 юрисдикциях (где споры идут даже между упомянутыми семьями) и с четырьмя уголовными делами, в том числе из-за невыполненного муниципального контракта на строительство школы. Мораль была проста: если клиент хочет наказать своего партнера, адвокат никогда не должен пренебрегать попыткой его отговорить и убедить вернуться за стол переговоров. Потому что худой мир гораздо дешевле доброй войнушки.
«Когда я слушаю молодых коллег, я чувствую себя такой старой! — резюмировала доклад Александра Наталья Шатихина, — Потому что я помню те времена, когда можно было начать конфликт в суде, а закончить, утонув где-нибудь на вездеходе. Тогда люди осторожнее были. Самые вежливые люди сегодня, как известно, живут в Магаданской области: там так аккуратно стараются друг с другом разговаривать, слова стараются невежливого не сказать. Потому что там, где ты заточкой можешь очень быстро получить в глаз, очень быстро учишься умению договариваться». Тут Наталья — вместе с Ниной Яковлевной, кстати, которая тоже застала достопамятные времена уже в статусе судьи — пустилась в воспоминания, как носили в суд векселя в сопровождении автоматчиков. Идешь, говорят, а все вокруг в бронежилетах, с калашами наперевес — подлинник векселя несут в арбитражный суд. А иные и не доходили до суда. Иным не давали войти, иных паковали на входе или на выходе.
На этой позитивной ноте — «братва, не стреляйте друг в друга», как процитировала классика Наталья Шатихина — взяла слово Марина Горлачева, партнер юридической фирмы CLC, признанный в Петербурге эксперт в области банкротств, которому в том числе принадлежит честь сопровождения (на стороне потерпевшего, то есть кредитора) первого в истории дела о преднамеренном банкротстве, закончившегося обвинительным приговором. Марина рассказала о наболевшем: сейчас она сопровождает дело о банкротстве электросбытовой компании в одном из регионов Северо-Запада РФ, где столкнулась с массовым выводом денежных средств, поступающих от должников, через выплату зарплат удаленным сотрудникам. Попытка оспорить эти сделки напоролась на жалобы этих сотрудников (а их там несколько десятков, которые за два года получили зарплат на сотни миллионов рублей) на невыплату зарплаты, что грозит уже конкурсному управляющему уголовным делом. И теперь конфликт идет на опережение: кто кого привлечет раньше.
А завершила дискуссию все та же Нина Яковлевна Корж, которая посоветовала адвокатам меньше слепо верить своим клиентам. «Все клиенты лгут. Поэтому опытный адвокат сделает вид, что верит, но верить нельзя. Адвокат должен выяснить, какова цель клиента, что он хочет добиться — а потом уже решать, какими способами он будет этого добиваться».
