В мире и тревоге. Получится ли у Китая, Ватикана и Африки помирить Москву и Киев

Фото: Александр Коряков / Коммерсантъ

Сначала приезжал председатель КНР Си Цзиньпин, это еще месяц назад было. Привозил мирный план из 12 пунктов, который был опубликован и вовсе в феврале: остановка боевых действий в обмен на прекращение санкций и, как следствие, диалог. Попытки, кстати, не прекращаются: на днях в турне по России, Украине и Европе поехал китайский спецпредставитель по делам Евразии Ли Хуэй, но переговоры хранятся в строгой секретности, и что там точно предлагает Китай, мы не знаем.

Папа римский Франциск тоже составил план мирного урегулирования. Говорят, в обстановке всё той же строгой секретности идут сепаратные переговоры с Москвой и Киевом по отдельности. «Сейчас миссия находится в процессе, но она еще не является публичной. Когда это станет достоянием общественности, я расскажу о ней», — сказал сам Франциск. Официально ничего не подтверждается, но пишут, что посланников Ватикана по крайней мере согласились выслушать.

У России, впрочем, свои советники. Едут в Москву, как на днях выяснилось, делегаты из Африки, тоже со своим планом. Эту миротворческую миссию инициировал президент ЮАР Сирил Рамафоса, а кроме него в нее войдут президенты Египта, Замбии, Конго, Сенегала, Уганды и Коморских островов.

Не так давно сын президента Уганды воинственно обещал направить войска на защиту Москвы от империалистов Запада. Теперь вот его отец все-таки собирается ехать обсуждать мир. Глава российского МИД Сергей Лавров согласился с африканскими лидерами поговорить. Ничего, разумеется, не обещая.

И даже Александр Лукашенко, самый верный союзник Кремля, на днях призвал возвращаться к переговорам. «Для того, чтобы остановить войну», — сказал белорусский президент. В общем, тянутся ходоки, и все просят мира. Непосредственные участники конфликта между тем, как переборчивые невесты, выслушивают вроде как всех, но после этого ничего не происходит.

Первое, что здесь бросается в глаза, — секретность. Мы знаем, что какие-то переговоры существуют, но о чём они, нас не ставят в известность. С одной стороны, вроде бы всё понятно про тайны дипломатии, но с другой — получается, что народ в процессе не участвует вовсе. Его даже не спрашивают, чего он сам-то хочет, собственно, в результате. Политики начали конфликт, не спрашивая мнения людей, и закончат его точно так же. Просто в один прекрасный момент на экране появится президент и расскажет, чем всё закончилось. После чего, видимо, как сейчас все поддерживают спецоперацию, так же все поддержат и ее прекращение (а те, кто не захочет, быстро окажутся в том положении, в каком сегодня находятся те, кто выступал и выступает против спецоперации).

Непонятно, что именно могут предложить миротворцы. То есть какие-то пункты, как у китайцев, более-менее предсказуемы — перестать стрелять и начинать что-то обсуждать. Но вот идет ли речь о мире или просто о перемирии, неясно.

Жить в мире вообще сложнее, чем воевать. Мир — это не просто состояние не-войны; договариваясь о мире, стороны определяют правила, по которым намерены взаимодействовать дальше и выражают готовность это делать. Сам по себе акт заключения мира означает взаимное признание друг друга со всеми его амбициями и согласие так или иначе их учитывать в дальнейшем (даже если речь идет о капитуляции, о чем пока, кажется, разговора нет).

На днях снова заговорили о том, что США готовятся к замораживанию конфликта по корейскому сценарию, то есть Украину предлагается разделить некой демаркационной линией наподобие того, как в 1953-м Корею разделили по 38-й параллели на северную и южную части, каждая из которых с тех пор живет своей жизнью, не признавая другую. Можно ли сказать, что две Кореи пребывают в мире и согласии, вопрос философский. В нашем случае дело осложняется еще и тем, что занятые территории юга Украины уже формально включены в состав РФ. США и Иран не воюют, но в мире явно не находятся. В отличие от них, Россия и Украина граничат.

На этом месте обычно принято сравнивать Россию будущего с КНДР, но российская экономика всё же во много раз мощнее северокорейской, а вот получится ли из Украины подобие Кореи Южной, тоже очень большой вопрос.

Такой вариант мог бы стать перемирием, однако таким, при котором все будут подозревать: стороны, скорее всего, постараются им воспользоваться лишь для того, чтобы поднакопить еще оружия и взять реванш (да, как после Минских соглашений). И он означает не только прекращение стрельбы, но и наглухо задраенные границы и отсутствие контактов на десятилетия вперед. Жизнь в постоянном тоскливом ожидании «второй серии» — наверное, не то, чего хотелось бы мирным гражданам, и не те условия, в которых можно строить экономику развития.

Добиться именно мира будет гораздо сложнее. После всего, что сказано в России, Украине и западных странах в адрес друг друга, после всех публичных отречений, оскорблений и ультиматумов сложно представить, как можно сделать вид, будто всего этого не было.

Самое сложное — это понять, о каком мире между нами пойдет речь на гипотетических переговорах. О том, который был хотя бы до 2022 года (если не до 2014-го), или о каком-то совершенно другом? И главное, что будет сделано для того, чтобы погасить ненависть, которая делает невозможным настоящий мир? Кажется, на эти вопросы не смогут ответить ни папа римский, ни африканские вожди, а только мы сами.