Фото: Алексей Танюшин / Коммерсантъ
У Бориса Надеждина обнаружили в собранных подписях брака втрое больше нормы, и его шансы на участие в выборах устремились к нулю. Единственная причина, по которой он вообще мог на них появиться, для Кремля не представляет никакой ценности.
Среди подписей избирателей, которые кандидат в президенты РФ Борис Надеждин сдал для своего выдвижения, Центризбирком обнаружил 15,348% бракованных. Выяснилось это, кстати, быстро: 31 января Надеждин принес 105 тыс. подписей в ЦИК, а уже 2 февраля зампредседателя комиссии Николай Булаев констатировал, что и у него, и у еще одного претендента Сергея Малинковича из «Коммунистов России» обнаружены «вызывающие удивление ошибки», в частности десятки «людей, которых уже на свете нет». У политтехнологов это называется «мертвые души» — подписи, проставленные сборщиками в подписные листы просто по базам паспортных данных жителей.
Строго говоря, кандидатом в президенты, зарегистрированным и с удостоверением, Надеждин еще не стал и, похоже, уже и не станет. Больше 15% — практически крест на перспективах. Забраковали не десятки подписей, как говорил Булаев, а около 16 тыс. Это те, в отношении которых есть большие сомнения, ставили ли их избиратели.
Закон допускает не более 5% брака при проверке не менее 20% сданных подписей. Если находится больше, проверяется дополнительно еще 10%, однако разрыв с нормативным значением слишком велик, и «отбить» его в такой ситуации крайне сложно.
В штабе, разумеется, спорят, кто притащил левые подписи. Но технологов «в полях» понять вполне можно: собрать стопроцентно качественные подписи в нужных объемах и в прежние-то времена было крайне непросто. Для этого нужно очень много квалифицированных сборщиков, которых у Надеждина просто нет, а народ давно приучен к политике ненужный интерес не испытывать и лишний раз голос не подавать.
Здесь тем более речь идет, можно сказать, о явке с повинной — добровольном вхождении в список не согласных со всеми паспортными данными. Кроме того, мелких требований к оформлению подписных листов столько, что любой избирком всегда найдет причину для претензий. А смысла в этой мороке всё равно немного, так как решение всё равно зависит от сценария: если он предусматривает участие в выборах Бориса Надеждина, то примут любые подписи, а если не предусматривает, то опять же любые не примут. Так, во всяком случае, наверняка рассуждали политтехнологи.
Особенное внимание у зрителей персона Бориса Надеждина вызывала только по одной причине: это был единственный участник кампании, открыто заявлявший о неприятии военной спецоперации и желании ее прекратить.
Надеждин, с одной стороны, участник демократического движения с приличным стажем, хоть и не из первого эшелона, но всё же из руководящего состава еще «Союза правых сил», соратник Бориса Немцова и Сергея Кириенко, последовательно присоединявшийся ко всем легальным праволиберальным проектам («Правое дело», «Партия роста», «Гражданская инициатива»), а на последних выборах прибившийся было к «Справедливой России»; с другой — он имеет опыт работы в аппарате правительства и администрации президента в 1990-х годах, то есть, как и Немцов с Кириенко, не вовсе чужд государственным заботам.
Никого другого попросту не осталось. Григорий Явлинский, выглянув из своего чулана, покрутил в руках вариант с участием, но почти сразу решил, что уже староват для цирка. Непарламентская оппозиция не спорила, как, бывало, вокруг выдвижения единого кандидата за неимением и оппозиции, и претендентов. Ну ладно, не считая Екатерины Дунцовой, которую в ЦИКе даже на порог не пустили, но она и была, в общем, проектом скорее художественным. А Надеждин — ну всё ж таки не Навальный.
Поэтому воспринимался Надеждин как своего рода естественный атрибут выборов — системный и предсказуемый человек, которому Кремль должен на этот раз доверить ответственную роль символа альтернативы.
Почему-то считалось, что Кремлю на этих выборах понадобится такой символ. Никто, понятно, не ждал от Надеждина конкуренции с Владимиром Путиным. Единственная причина, по которой он мог появиться в бюллетенях, — дать желающим шанс легально и анонимно высказаться против политики Кремля в целом и спецоперации в частности. Учитывая, что такие высказывания в последнее время преследуются по закону, шанс редкий.
Но, судя по всему, не случилось. Вот эта единственная причина для властей как раз совершенно не представляет ценности. Незачем показывать, что в России есть даже 100 тысяч противников спецоперации, а ведь проголосовало бы за Надеждина наверняка больше. Как кандидату ему полагались бы выступления, бесплатные площади в СМИ, время в телеэфире, пускай в самое неудобное время, но все-таки, и это тоже совершенно незачем. Выход на телеэкраны критика спецоперации показал бы, что так можно. А так нельзя. Что ж его, тут же сажать за дискредитацию и фейки? Зачем тогда пускали?
Можно придумать, что кремлевским администраторам было бы и самим интересно узнать, сколько в стране не согласных с официальной политикой. Но, во-первых, адекватной цифры всё равно бы не получилось: скептически относиться к спецоперации и голосовать за Надеждина все-таки не одно и то же. Во-вторых, делать с этим знанием Кремлю всё равно совершенно нечего.
