Фото: Дмитрий Азаров / Коммерсантъ
В изложении Кремля русский — не национальная, а сугубо политическая, прагматичная конструкция. Как ни парадоксально, в этом он демонстрирует совершенно европейский подход. К такому выводу пришел политический обозреватель «Нового проспекта» Михаил Шевчук, прослушав выступление президента на XXV съезде Всемирного русского народного собора.
Владимир Путин, выступив на днях на XXV съезде Всемирного русского народного собора, обрисовал, каким власть видит истинно русского человека. Выходит, что эпитет «русский» для власти — атрибут вовсе не национальный, а в первую очередь политический. А решает, кого им наделить, сама власть.
Разумеется, на съезде Русского народного собора говорить следует о русском народе, именно этому соображению и постарался следовать в своей речи президент. Однако тему он повернул образом хотя и совершенно привычным для него, но, кажется, все-таки не тем, какого могли бы ждать от него участники собора. Даже на таком сугубо профильном мероприятии президент отказался интерпретировать русский народ как народ-гегемон.
Напротив, каждый раз, когда он заговаривал о нем, он тут же уточнял: речь идет не только о русских. «Сегодня практически официальной идеологией западных правящих элит стали русофобия, другие формы расизма и неонацизма. Они направлены не только против русского, но против всех народов России: татар, чеченцев, аварцев, тувинцев, башкир, бурятов, якутов, осетин, евреев, ингушей, марийцев, алтайцев», — говорил Путин, как бы невзначай не упоминая украинцев, которых в России тоже живет немалое количество, а в Крыму украинский язык вовсе является государственным, однако «русофобия, направленная против украинцев», смотрелась бы вовсе гротескно.
О роли собственно русских Путин упомянул только раз: «Без русских как этноса, без русского народа нет и не может быть русского мира и самой России». Хотя аудитории, возможно, было бы интересней узнать, нельзя ли устроить русский мир без других народов, хотя бы некоторых. Ну или как минимум указать им на их место.
Да, в общем, президент прямо сказал: «Русский — это больше чем национальность… Это в том числе культурная, духовная, историческая идентичность». Любые попытки посеять межнациональную и межрелигиозную рознь, предупредил Путин, являются предательством, а русский мир предназначен не только для русских. Он «объединяет всех, кто чувствует духовную связь с нашей Родиной, кто считает себя носителем русского языка, истории, культуры, независимо даже от национальной или религиозной принадлежности».
Итак, из всего этого следует два главных вывода: во-первых, понятие «русского» с позиции Кремля имеет только номинальное отношение к собственно русским. Приоритетным признаком здесь является вовсе не буквальное национальное происхождение. Рамзан Кадыров, согласно этой концепции, является более русским, чем, скажем, Алексей Навальный*. «Чересчур русские» вроде Игоря Стрелкова тоже, судя по всему, лишние.
С этой точки зрения радикальные русские националисты должны быть, видимо, разочарованы. Многодетность «у многих наших народов» президент горячо одобрил, а русским лишь посоветовал брать пример. После слов о том, что семья не просто основа государства и общества, а еще и духовное явление, и источник нравственности, получалось, как будто сейчас этот источник находится главным образом как раз в разных других народах, и Кремль это полностью устраивает.
Во-вторых, у «русского», оказывается, имеются еще и дополнительные параметры, которые на самом деле являются не дополнительными, а основными. Мало родиться русским, чтобы считаться частью русского народа, — нужно еще иметь определенные политические взгляды и относиться к важным для государства вещам так, как задумало государство.
Тут даже формального перечисления, сделанного президентом, недостаточно. Скажем, русскую (она же российская) историю нужно не просто любить, но любить в официальном ключе, только те ее фрагменты, которые позволено любить, то есть победы и достижения. А изучать репрессии и погромы, хоть вроде бы они тоже история, не то что запрещено, но говорить об этом вслух не рекомендуется. Читать книги и смотреть фильмы тоже нужно не всякие, даже если они написаны и сняты на русском языке.
К манипуляции сводится любой национализм. Он всегда только прикрывается собственно национальностью, а на практике означает в первую очередь требование гражданина соответствовать заранее заданным параметрам. Эти параметры озвучиваются как трансцедентные, заданные свыше, хотя их составляют вполне земные люди, руководствуясь своими соображениями о том, какую пользу государство должно извлечь из граждан (если, допустим, нужны солдаты, то и «настоящий» представитель национальности «должен быть» лояльным, дисциплинированным, физически крепким и непременно разбираться в оружии). Какая у человека при этом национальность, естественно, неважно. Вместе такие подходящие граждане получают характеристику «народ» и представляются как монолит.
Народ, а не человек, и признается единицей политической субъектности, он обладает «всенародной волей» и «всенародной силой», бьется за свою народную свободу. Внутри народа уже нет места разнообразию и чьим-то отдельным волям и свободам. Обслуживать частные интересы власть не намерена — только народа в целом.
Напротив, те, кто по каким-то причинам не желают соответствовать требованиям, в «народ» не допускаются и из национальности как бы вычеркиваются. Тот факт, что, например, геи, богоборцы или оппозиционеры тоже вполне себе русские, в голове у националиста уложиться не может никак. Таких людей всеми силами постараются заклеймить иноагентами только для того, чтобы максимально удалить их из «народа». Даже русский и православный, но не поддерживающий спецоперацию к русскому народу в оптике Кремля не относится. «Русский» здесь — исключительно политическая конструкция.
Как ни парадоксально, но в этом подходе Владимир Путин встречает и по полной программе эксплуатирует поддержку Запада, где «русский» — издавна собирательное понятие для всех национальностей России, а сегодня оно означает едва ли не автоматическую принадлежность к лоялистам и сторонникам спецоперации, короче, «плохим русским». В политическом и идейном многообразии России отказывают и Кремль, и заграница. Можно сказать, что президент в этом смысле демонстрирует совершенно европейский подход. Пушкинское выражение «правительство в России — единственный европеец» приобретает неожиданно новое звучание.
* - внесен в перечень террористов и экстремистов Росфинмониторинга
