Юрий Журавлёв: «Если наше отношение к природе не изменится, мы ее уничтожим»

Юрий Дмитриевич, расскажите, пожалуйста, на кого надо учиться, чтобы стать директором зоопарка. И как стали им вы?

— Прежде всего надо любить животных (улыбается). Я вырос в Актюбинске — городе на северо-западе Казахстана. С детства интересовался всем живым миром, собирал коллекцию насекомых, и уже тогда у меня был полноценный зоопарк, я сам его вылепил из пластилина (смеется). После школы поступил в Томский государственный университет, учился на кафедре беспозвоночных. В университете женился, а после его окончания вернулся в Актюбинск. Год работал в пединституте, а потом наш проректор по науке, эколог и химик Нурум Раимжанович Букейханов направил меня в аспирантуру в Алма-Ату. И в 1987 году мы с супругой туда уехали. Я стал стажером-исследователем в институте зоологии Академии наук Казахской ССР, а через год поступил в аспирантуру.

Почему не сразу?

— Место оказалось занято, но меня взял под свое крыло заведующий лабораторией энтомологии института зоологии Казахстана, известный зоолог, доктор биологических наук Иван Дмитриевич Митяев, к сожалению, уже ушедший из жизни. Он стал моим научным руководителем. Совершенно необыкновенный человек, просто великий во всех отношениях — и как ученый, и как человек, и как организатор науки. Я всегда к нему относился и отношусь с большим пиететом: когда тебе доводится с таким человеком общаться и бок о бок путешествовать, ездить в одной машине в экспедиции, это очень сильно влияет на формирование личности. Я ему очень благодарен!

Не пластилиновый зоопарк

Но в науку вы не ушли...

— В моей жизни появился настоящий, не пластилиновый зоопарк. Дело в том, что мой друг — он занимался рептилиями — распределился в Алма-Атинский зоопарк герпетологом. И я, естественно, прибегал к нему в любую свободную минуту. И сначала устроился туда на подработку, а после окончания аспирантуры в 1991 году — на работу: стал зоологом-герпетологом в отделе «Аквариум-Террариум».

А насекомыми продолжали заниматься?

— Я не только насекомыми, я много кем занимался. Мне вообще всё интересно в глобальном смысле — не только одна зоология, а вся жизнь в целом: как всё это устроено, как работает.

И вы это поняли?

— Думаю, что этого никто не понял и никогда не поймет. Английский философ Герберт Спенсер как-то написал, что наше знание похоже на шар, и чем больше оно становится, тем больше появляется точек соприкосновения с неизвестным. Видимо, так оно и есть.

Прогрессивный Казахстан

И вот началась ваша жизнь в зоопарке...

— Да, и мы развивались довольно активно: потихоньку прихватывали к нашему отделу различные территории (смеется), а потом открыли отдельную выставку рептилий. Вскоре наш отдел разделили на два — «Аквариум» и «Террариум». Я стал заведующим, а в 2000 году мы открыли здание Экзотариума.

А перестройка на вашу жизнь как-то влияла? Тогда же всё происходило очень бурно.

— Казахстан пережил ее немножко по-другому, чем Россия. На мой взгляд, там она легче прошла. Я могу сравнивать: тогда я часто бывал в России, на Украине и в Белоруссии, и могу сказать, что лучше всего в 90-е годы жили на Украине. В Казахстане было по-разному, но в целом у нас там всё шло достаточно прогрессивно. Например, наша банковская система одно время была вообще самой прогрессивной, то есть мы как-то легче эти годы проскочили.

Но всё же вы оттуда уехали?

— Но совершенно не из-за перестройки. Просто в 2008 году в зоопарке началась череда смены директоров, работать мне стало невозможно, и я уехал. Но у меня там осталось множество друзей, с которыми я и сейчас поддерживаю отношения.

Зоопарк — это не только шоу

Вы именно рептилиями занимались?

— Кроме них, у нас было много животных: и обезьяны мелкие, и другие млекопитающие. Ночной зал был с тушканчиками, летучими лисицами, мангустами. Мы занимались их разведением, осуществляли разные программы, то есть не всё было предназначено для экспонирования гостям зоопарка.

А почему?

— Потому что зоопарки — это не только шоу, это еще и природоохранная и просветительская деятельность. Ведь зоопарк — это место не для охраны животных в прямом смысле, а для их сохранения. По сути, банк. С этим можно соглашаться или не соглашаться, но как факт: хороший зоопарк ставит своей задачей далеко не только зарабатывание денег, даже если этот зоопарк коммерческий. Он еще и бережет животных. Есть специализированные зоопарки, предназначенные именно для этого, как, например, зоопарк известнейшего зоолога Джеральда Даррелла на Джерси, откуда и пошла эта идеология. Но и многие другие зоопарки принимают в этом участие. Существуют международные программы по разным видам животных. Условно скажем, орангутаны: про них известна вся родословная, идут обмены между зоопарками, которые в этой программе участвуют, бесплатные передачи.

Животные в зоопарке дольше живут?

— Естественно, дольше. Сейчас в мире наблюдается три волны мнений. Есть большая волна тех, которым всё равно; есть волна «закройте эти тюрьмы» и волна «мы реально сохраняем». Неправы только те, которые «закройте эти тюрьмы». Их главный аргумент: животные счастливее на воле. И, к сожалению, им дают повод так говорить плохие зоопарки. Но нельзя ребенка выплеснуть вместе с водой!

Может быть, они так проявляют заботу о животных?

— Дело в том, что люди, которые принимают участие в этой деятельности, очень часто вообще не имеют никакого понимания о природе, о реальной жизни животных. Это просто так называемая активная жизненная позиция, не поддерживаемая знаниями. Это эмоции, и не более того. Я тоже согласен, что животные должны жить в природе. И природа должна существовать. Я же не говорю «ребята, давайте всех изымем и посадим в клетки». Но зоопарки — это большие резервы, как и заповедники, одно другому не мешает. И гости, которые приходят, не просто развлекаются, они вносят вклад в сохранение какого-то вида, которым в этом зоопарке занимаются. Хотя многие об этом даже не задумываются.

Есть ли у природы шанс

То есть основные функции зоопарка — это просветительская и природоохранная, правильно?

— Да. Ведь борьбу за существование в природе никто не отменял. И борьба там идет очень жесткая, это во-первых. Во-вторых, если наше отношение к природе не изменится, то мы ее уничтожим. Рано или поздно мы ее грохнем.

Серьезно?

— Конечно. Мы растем по экспоненте, развиваемся, резко снижается смертность, в том числе детская, численность населения планеты увеличивается, а биологический ресурс — нет. При этом мы продолжаем уничтожать природу, вырубать леса. И, условно говоря, население занимает в этом уничтожении лишь малую долю, в основном природу уничтожают глобальные корпорации.

Но ведь есть какие-то экологические программы, борьба за сохранение природы...

— Это всё, конечно, должно быть: чем больше будет таких программ, тем больше шансов у живой природы. Понятно, что сознание меняется. Вот раньше убивали летучих мышей, а сейчас народ, если их находит, то принимает участие в спасении. Отношение к животным во многом меняется благодаря гаджетам, интернету. Но нужно глобальное понимание. А для этого требуется время! И зоопарки все-таки пытаются удержать хотя бы часть живой природы. Тот же Даррелловский фонд, еще ряд мест показывают, что это возможно сделать. И ресурсы у людей для этого есть. Я это понял очень давно.

Петербург притянул

Но тогда, в 2008 году, вы уехали из Алма-Аты. Чем занимались?

— У меня были проекты в Ялте и в Киеве. Я работал заместителем директора по науке компании «Бион-Террариум Центр» — это одна из самых крупных компаний, занимающихся рептилиями. Мы проектировали и строили большие выставки экзотических животных. А потом меня пригласили в Московский зоопарк построить выставку «Удивительный мир амфибий», после чего предложили возглавить новый отдел экспозиции. И с 2014 по 2022 год я работал в Москве.

И вот вы в Петербурге...

— Да, с ноября 2022 года. Но этот город для меня не был чужим. Сюда уже давно переехал сын. Он окончил университет, женился, у нас родилась внучка, и мы с женой еще в 2014 году купили здесь квартиру. Так что фактически я ехал домой — именно семья сыграла главную роль в том, что я согласился на предложение приехать в Ленинградский зоопарк. И, вы знаете, 15 ноября 2022 года, в день, когда меня назначали исполняющим обязанности директора, у меня родилась вторая внучка. А первая родилась в день, когда мы улетали из Алма-Аты в Москву (смеется). Вот такие интересные совпадения.

Петербург всё это время вас как бы притягивал, правильно?

— Это, несомненно, знаковый город. Как говорит мой друг из Киева, в мире два лучших города — Рим и Питер. Но это сложный город, очень сложный. И зоопарк наш очень сложный: мы ведь еще и исторический памятник, поэтому живем между несколькими законами и во многом несвободны.

Какие задачи стояли перед вами как перед директором?

— Прежде всего надо было просто навести порядок и почистить территорию. Она у нас очень маленькая, и при этом мы памятник, поэтому не можем ничего перестраивать, иначе я бы уже всё перепланировал и перестроил. Кроме того, в помещениях текли крыши, канализация была забита, и мы начали с того, что просто максимально вычистили территорию, чтобы не было ощущения разрухи. Поставили нормальные ограждения, поменяли этикетки — словом насколько возможно привели всё в порядок. Потом отремонтировали кровлю в административном здании, где располагаются еще и отдел птиц, виварий, ветеринарный корпус, мастерские, гараж и прочее. Теперь ничего не течет. Сейчас делаем кровлю на здании с приматами, внутренние помещения тоже отремонтировали. То есть стараемся привести в порядок хотя бы внешний вид, ведь в августе у нас юбилей — зоопарку 160 лет!

Слона не будет

Что ждет его далее?

— Мы разработали и в 2024 году представили концепцию развития зоопарка. С самой территорией мы ничего не можем сделать, это объект культурного наследия. Но можно модернизировать инфраструктуру, улучшить содержание животных и прочее. Эта концепция получила одобрение, мы предоставили техзадание, и теперь мяч на стороне города.

И если всё получится, мы можем надеяться даже на слона? Тем более что буквально на днях президенту Путину подарили двух слонов из Лаоса, и он сказал, что животные поедут в Петербург…

— Нет, слона не будет. Мы здесь не можем их держать, нам просто не хватает места.

Но ведь в Ленинградском зоопарке когда-то был слон.

— Да, и медведи были, жили в ужасных условиях. Сейчас этого допустить нельзя.

Второй зоопарк

А ведь речь шла и о второй территории — в Юнтолово...

— Это не вторая территория, это другой зоопарк. То есть этот остается, это исторический зоопарк, мы просто приводим его в порядок. А речь шла о том, что строится второй большой зоопарк, новый, как и положено в городе мирового уровня. Понимаете, мы очень любим наш зоопарк, мы стараемся привести его в порядок, но это просто позор, что в таком городе, как Петербург, он только один и такой маленький. В Париже два крупных зоопарка, в Нью-Йорке — четыре и один аквариум. В Москве сейчас вторую территорию выделяют, но там и так 22 гектара в центре города. А мы теснимся на семи с хвостиком!

Юнтолово поможет?

— Это не самое лучшее место: оно низкое, и там, возможно, будет очень дорогое строительство. Но, к сожалению, другого нам предложить не могут.

То есть оно уже предложено?

— Я знаю только, что этот участок переведен в Генплане по назначению из «места общего пользования» в «зоопарки, ботсады, тематические парки». А дальше всё будет зависеть прежде всего от финансирования.

Фото: Ленинградский зоопарк