Александр Дрозденко: «Мы обречены на глубокую интеграцию с Петербургом»

Губернатор Ленобласти Александр Дрозденко в интервью «Новому проспекту» рассказал о том, как планирует выстраивать отношения с Петербургом, почему в регионе низкая протестная активность и порассуждал, а не стать ли ему депутатом. 
Александр Юрьевич, недавно в Петербурге прошли акции протеста в поддержку Навального, которые власти довольно жестко разогнали. В Ленобласти не было таких массовых выступлений. Почему?

— Если опираться на сетевую аналитику, то мы не видим какой-либо протестной активности среди жителей Ленинградской области. У нас традиционно оппозиционно настроено Мурино, где есть четыре муниципальных депутата, поддерживающих протесты. Есть единичные случаи участия в акциях протеста жителей пригородных районов. Если в Ленобласти и проходят митинги, то они не носят массового характера и имеют скорее прикладное значение, например когда выходят дольщики.

С чем связана такая низкая политическая активность жителей региона?

— Назвать конкретную причину невозможно, здесь сплелось несколько факторов. У нас традиционно консервативное население, люди давно поняли, что нужно не митинговать, а работать. Неслучайно еще зимой единственному митингующему в Киришах случайные прохожие так и сказали: «Если хочешь, чтобы было всё было хорошо, иди и работай». 

Конечно, и мы активно работаем с населением. Мы буквально заставляем местные власти выстраивать отношения с людьми, решать вопросы и используем для этого все каналы коммуникации. Это тоже важный фактор — отсутствие ситуации, когда недовольство зреет из-за неразрешенных вопросов. Мои социальные сети — тоже своего рода громоотвод, куда люди приходят и с плохим, и с хорошим.

И, кроме того, все-таки в больших городах протестная тематика базируется на молодежи, а у нас молодежь загружена — как школьники, так и студенты. 
А одиночные пикеты — пожалуйста, пусть люди выходят, они в своем праве. У нас такие пикеты были в Выборге, Мурино, Волхове, Киришах…

ЕС и США ввели новые санкции против России. Отразилось ли это на настроениях иностранных инвесторов в регионе? Ожидаете ли удар по экономике Ленобласти?

— Мы не видим, что санкции отражаются на экономике, тем более экономика региона носит прикладной характер: тот же военно-промышленный комплекс у нас не очень широко представлен, куда большую роль играют судостроение, наукоемкие производства. Так что нам в этом отношении проще, хотя я понимаю, что есть регионы, где «оборонка» занимает важную роль в экономике. Более того, мы общаемся с финскими, норвежскими, шведскими, немецкими политиками — все они настроены на продолжение работы у нас в регионе. Тревожных ожиданий нет ни у них, ни у нас. 

Только один проект вызывает беспокойство — Nord Stream — 2, который проходит по территории области и вокруг которого идет очень много разных разговоров. Деньги в проект вкладываются огромные, и все заинтересованы в том, чтобы он состоялся. Я очень хорошо это знаю, поскольку много общаюсь с иностранными предпринимателями. Бизнесмены прекрасно понимают, что политическими решениями, которые приняла Европа, идя на поводу американцев, она сама себя зажала в тиски. Это выстрел в ногу, если не в голову, самим себе.

Сейчас европейские страны, за исключением Франции, закрывают атомные станции в рамках перехода к зеленой энергетике. А сегодня основную энергию дают угольные станции, и понятно, что без нашего газа европейцам не обойтись. Политические заявления — это одно, а экономическая ситуация — совершенно другое. Нужно чтобы в 2022 году наш газ пришел в Европу, в частности в Германию, иначе там начнется энергетический кризис.

Все остальные предприятия с иностранным капиталом чувствуют себя уверенно, и многие расширяют производство, несмотря на кризисные явления. Например, те же Caterpillar и Nokian Tyres. Ситуация в Ленобласти в этом плане вообще сильно отличается от того, что происходит в других регионах. Мы идем против тренда: по итогам 2020 года у нас на 5,2% выросли инвестиции, и в целом мы впервые по совокупным социальным и экономическим показателям вошли в тройку среди российских регионов. Впереди нас только Москва и Тюмень. Если бы мне еще в 2015 году сказали, что мы станем третьими, я бы не поверил, потому что тогда ставил задачу войти хотя бы в десятку. По социальным вопросам, конечно, мы пока не дотягиваем до показателей, которые хотелось бы видеть. Но, например, у нас на 2% выросли реальные доходы населения, хотя почти во всех других регионах они упали. 

А что касается российских инвесторов? Пандемия больно ударила по ним...

— Крупный бизнес чувствует себя прекрасно, в Ленобласти реализуется огромное количество проектов, подразумевающих многомиллиардные инвестиции: проект «Газпрома» и «Русгаздобычи» в Усть-Луге предполагает около 2 трлн рублей инвестиций. «Росатом» принял решение о строительстве еще двух энергоблоков Ленинградской АЭС. «Фосагро» вкладывает 30 млрд рублей в производство минеральных удобрений. «ЕвроХим» планирует второе производство аммиака на «Фосфорите». Смелый проект есть и у «Группы ЛСР»: она планирует построить больше 1 млн м2 жилья в районе аэропорта Ржевка. Это огромные инвестиции и потенциал для всей экономики. Я уже не говорю о том, что высокоскоростная железная дорога даст огромный объем работы для всего строительного рынка.

Малый и средний бизнес чувствует себя довольно уверенно. Ленобласть — один из немногих регионов, где приросло количество индивидуальных предпринимателей и малых предприятий в 2020 году, хотя у всех идет снижение. Ну и, конечно, мы видим, что за счет наших решений по поддержке бизнеса и увеличения спроса в пандемию оборот розничной торговли вырос на 6,5%.

Почему приходят инвестиции?

— Сегодня на федеральном и областном уровне принят ряд законов, предоставляющих инвесторам серьезные льготы. Плюс мы выдаем прямые займы, микрозаймы, гасим процентные ставки по кредитам, снизили налогообложение по упрощенной системе с 6 до 1%. Всё это видят предприниматели, и это позволяет им расти. 

Ленобласть начала стимулировать социальный бизнес. Например, мы единственные в стране даем субсидии частным детским садам и таким образом снижаем стоимость оплаты для родителей на 18 тыс. рублей. В следующем году проведем индексацию. 

У нас есть практика субсидирования процентной ставки на затраты по строительству объектов концессионных соглашений. В области одни из самых выгодных условий на строительство спортивных объектов по концессии: мы готовы финансировать до 80% затрат и гарантировать загрузку. В течение 20 лет инвестор сможет эксплуатировать объекты и возвращать свои вложения. 

Есть инвесторы, которые поставили проекты на паузу, в основном это те, кто не потратил деньги на проектирование. Они ждут, что будет дальше, поскольку определенная турбулентность все-таки есть, и она не столько экономическая, сколько социальная и политическая. Инвесторы ожидают, как изменится конъюнктура, какие будут условия кредитования, но у нас довольно много предприятий, которые открылись в прошлом году и планируется открыть в этом году. 

Более того, к нам выходили на переговоры компании с крупными проектами, но некоторым из них пришлось отказать, так как их планы были спорными с экологической точки зрения, а сохранению природы мы сейчас уделяем большое внимание.

И все-таки как пандемия отразилась на бюджете региона, ведь часть предприятий понесла серьезные убытки?

— В Ленинградской области разносторонняя экономика, и если где-то налогооблагаемая база падает, то в другом секторе идет прирост. У нас в период пандемии работали стройки, сельхозпредприятия, крупные промышленные объекты, и они оказались локомотивами роста экономики. В прошлом году на 5,6% увеличилась доходная часть бюджета, хотя мы считали, что 2019 год был рекордным. Она выросла за счет налога на прибыль, в том числе в связи с тем, что крупнейшие налогоплательщики продают сырье на экспорт.

Были и потери, в основном за счет малого и среднего бизнеса, который получил серьезные послабления по налогам. Но были и большие меры поддержки со стороны государства. Давайте будем откровенны: некоторые предприятия просто заливали деньгами: на сохранение рабочих мест, объемов производства, модернизацию, субсидирование процентной ставки и т.д. Высокие темпы роста показала сфера здравоохранения, производства лекарств, медицинского оборудования, продуктов питания, а у нас десятки таких предприятий в регионе. Потребление алкоголя, кстати, тоже выросло, к сожалению для социальной сферы и к счастью для экономики. 

В первом полугодии 2020 года пострадала туристическая отрасль, но в связи с тем, что границы были закрыты, второе полугодие показало резкий рывок вперед. Сейчас крайне сложно что-то забронировать в Ленобласти — настолько высокий спрос. Это подтягивает за собой и работу малых предприятий, оказывающих сопутствующие услуги.

Что касается крупных проектов, где в итоге планируется строить зерновой терминал «Содружества»?

— «Содружество» первоначально хотело разместить свой терминал в Усть-Луге, но тогда там не были решены два вопроса. Первый: часть территорий внутри порта между «Новотрансом» и «Ультрамаром» принадлежит военным, и они не хотели передавать эту землю. Второй: там был заявлен ряд проектов, в том числе и Балтийский газохимический терминал, который имел большую санитарную зону. В итоге в Усть-Луге для проекта «Содружества» не было места. После этого они начали рассматривать возможность размещения в бухте Батарейная. Почему? В свое время еще правительство Вадима Густова предлагало эту бухту под строительство порта для «Сургутнефтегаза», но одно дело протащить трубу, а другое — железную дорогу. И когда «Содружество» стало прорабатывать ситуацию (а нам и самим не очень нравился проект в бухте), это стало понятно. Проблема даже не в том, что часть берега уходит под застройку, проблема в том, как туда доставлять грузы. Там нужна новая железная дорога, а плотность застройки в Ломоносовском районе одна из самых высоких в Ленобласти. Это неправильно. 

Мы предложили посмотреть место в Усть-Луге, где должен был расположиться Балтийский завод по сжижению газа, от строительства которого отказался «Газпром». 

У «Содружества» возникли вопросы по железнодорожным путям, хотя там станция может принять еще 40 млн т грузов, вопрос в том, как их доставить к терминалам. Как я понял, вариант решения с РЖД найден, и теперь мы ждем окончательного согласия на строительство.

Как обстоит ситуация вокруг порта, строительство которого планируется начать в Приморске? 

— Это точно хорошее место для порта и по расположению, и по глубинам. Но чтобы порт процветал, нужен правильный баланс грузов. Порт — это не причал и не кран, это груз, который нужно принять или отправить, и тогда порт живет. Сейчас инвестор ведет переговоры с потенциальными партнерами, чтобы сформировать гарантированно поступающий объем грузов. На мой взгляд, Приморск и Усть-Луга — это две точки роста, и их с лихвой хватит на то, чтобы Ленобласть стала крупнейшим хабом Европы с перспективой на ближайшие годы. 

Кстати, как вы относитесь к возможности переноса порта из Петербурга в Усть-Лугу?

— Если говорить о переносе портовых мощностей, то не в Усть-Лугу, где территория почти полностью занята, а если будет построен терминал «Содружества», то для установки причальных стенок останется площадь не более 60 га. В Усть-Луге нет перспектив развития: мы не можем уходить за Сойкинский полуостров, который является особо охраняемой природной территорией, или за Кургальский полуостров — заказник международного значения. В этом смысле порт в Приморске — это территория, которая идеально подходит для переноса не только петербургского порта, но и судостроительных предприятий. Однако решать это будут правительство России, городские власти и собственники терминалов. Наша задача — подобрать варианты размещения мощностей, которые мы считаем наиболее перспективными. 

Какие ключевые вопросы вы сейчас решаете с петербургскими властями? Вот мусорная реформа, транспорт — всё это острые вопросы. 

— Известный факт, что город генерирует втрое больше отходов, чем область, а утилизируется и захоранивается всё на нашей территории, и это огромная проблема. В ближайшее время начнет работать Невский экологический оператор. Мы сейчас активно подбираем участки для заводов по переработке отходов и предлагаем оператору строить экотехнопарки, чтобы утилизировать грунты, проводить рекультивацию, перерабатывать отходы. Из строительных отходов можно производить щебень, из деревянных — щепу и пеллеты, перерабатывать пластик и металл. Пять заводов вполне достаточно для области и города, чтобы решить мусорную проблему. В общей сложности на это потребуется около 15 млрд рублей, и для крупных игроков это посильные инвестиции. Надеюсь, и город примет в этом участие. Я не исключаю, что мы сможем дополнительно поддерживать производства, которые будут использовать в технологическом цикле, например, SRF-гранулы, если область выберет эту технологию. Эти гранулы могут применяться при производстве цемента. 

Еще одна тема, которую мы обсуждаем с петербургскими коллегами, — это инфраструктурные проекты, прежде всего связанные с транспортом. На проект строительства метро мы сильно влиять не можем, поскольку его строительство идет за счет федерального и городского бюджетов. Наше дело помочь решить вопросы с земельным участком, потому что новое метро не открыть без современного депо. В этом случае мы просто терпеливо ждем, когда Петербург договорится с федеральным центром о совместном финансировании строительства новых станций метро. 

Сотрудничество идет и в сфере транспорта. Сейчас Петербург и Ленобласть тратятся поровну на содержание автобусных маршрутов между регионами. Город решил, что их слишком много, и собирается сократить их число, но нас это не пугает: мы готовы подхватывать эти маршруты, потому что они не убыточные, пассажиропоток довольно большой. Мы видим, что пригородное сообщение рентабельно, тем более когда мы дотируем льготников. В отличие от Петербурга, Ленобласть не пошла по пути полной оплаты маршрутов из бюджета. Мы у себя проводим конкурсы, разыгрываем маршруты и дотируем своих пассажиров, а прибыли и убытки — это уже не наши проблемы, мы в этот бизнес глубоко не погружаемся. В данном случае важно убрать перекрестное субсидирование, и неслучайно мы сейчас вместе со «Сбером» собираемся вводить электронную оплату на всех маршрутах, где заказчиком будут муниципалитеты и правительство Ленобласти, чтобы видеть весь финансовый поток и контролировать его.

А вот где власти города обязательно должны участвовать в софинансировании, так это в строительстве современных дорог и развязок на границах Петербурга и Ленобласти. Все подобные инфраструктурные проекты нужно строить совместно, и затраты каждого региона должны основываться на пропорциях населения и других показателях. Например, и петербуржцы, и жители Ленобласти будут пользоваться развязками в районе Кудрово или Мурино, объездом Ново-Девяткино или выездом на Мурманскую трассу. Три четверти жителей Кудрово и Мурино работают в Петербурге. Почему мы должны полностью финансировать проекты, чтобы людям было удобно добираться на работу в другой регион, где они платят налоги? Простой пример: мы построили муринскую развязку и потратили на нее 1,5 млрд рублей, нам никто не помог. Мы облегчили жителям Мурино въезд и выезд на работу в Петербург, а петербуржцам — путь за город и на дачу.

Я выступаю за глубокую интеграцию, которая подразумевает создание фондов под реализацию общих проектов. Под каждый отдельный проект должна быть создана управляющая дирекция, и финансировать ее надо пропорционально, учитывая интересы города и области. 

А петербургские коллеги так же думают?

— Необходимость назрела. Более глубокая интеграция невозможна без совместного финансирования таких проектов. Ну что это за интеграция, которую оплачивает только наш бюджет? Есть проекты на границе города и области, требующие совместного финансирования. Я, например, не против, чтобы к нам пришел «Водоканал Санкт-Петербурга» и стал гарантированным поставщиком воды на пригородных территориях. В любом случае мы покупаем воду у него, но напрямую это делать дешевле и проще, чем создавать свой собственный водоканал, который будет точно так же закупать воду у петербургского, но при этом еще и платить за транспортировку. Мы ведем переговоры по этим и многим другим вопросам. 

Допустим, если на территории Петербурга будет строиться подстанция, которая даст электроэнергию на территорию Ленобласти, мы это учтем и будем готовы софинансировать. Та же история с водой, канализацией, газом… Но, как это часто бывает, некоторые вопросы тонут в бюрократии наших правительств. Бюрократии везде хватает: и в городе, и в области. 

Тот же вопрос по дорогам. Я говорю сейчас о выходе Ленинградского шоссе на территорию Петербурга. Понятно, что улица не может выйти из Ленобласти и не иметь примыканий к сети дорог Петербурга. Второй год мы не можем решить этот вопрос, как будто в этом никто не заинтересован. Похожая ситуация с улицей Подвойского, которая должна примыкать к уличной сети Петербурга. 

Или, наоборот, есть разбитая дорога между Красным Селом и Ломоносовским районом, она почти доходит до поселка Виллози и является петербургской. Мы распределили работы по ремонту от Виллози до Павловска на три этапа и привели ее в порядок. Но та часть дороги, которая относится к Петербургу, осталась разбитой. При этом и в пятницу, и в воскресенье петербуржцы выезжают из города и въезжают в город по ней. Свой-то кусок можно отремонтировать самостоятельно? Нет, говорят нам чиновники, нам эта дорога не очень интересна. 

Я понимаю, были ситуации, когда мы делали ремонт части дороги на территории Новгородской области — это подъезд к Киришам. Тогда мы взяли часть дороги в аренду и за счет областного бюджета привели его в порядок. Здесь ситуация понятна: огромный разрыв между размерами бюджетов Ленинградской и Новгородской областей. Но в Петербурге-то ситуация совсем иная… 

Те же промышленные предприятия будут постепенно уходить из центра города на территории области, это экономически целесообразно: дешевле построить мощное современное производство у нас, чем содержать старые промышленные здания в центре города, где нет возможности развиваться. Но этот процесс будет эффективным только при условии глубокой интеграции, чтобы у нас не было конкуренции за предприятия. 

В общем, мы обречены — это точное слово — на глубокую интеграцию. Я не говорю про политическое объединение, политика — это не моё. Но с экономической точки зрения это самый правильный и эффективный путь развития для обоих регионов. Причем интеграция уйдет и в межбюджетные отношения, без них это невозможно.

Не очень хорошо представляю, как это будет происходить. Последние лет пятнадцать Петербург и Ленобласть не могут решить вопрос с НДФЛ, из-за чего область теряет ежегодно миллиарды рублей.

— В 2012 году, когда я стал губернатором, а премьер-министр Михаил Мишустин был руководителем налоговой службы России, я ездил к нему и говорил об этой проблеме. У нас большая часть жителей пригородной зоны работает в Петербурге, но и часть петербуржцев работает в Ленобласти, поскольку есть пояс из промышленных предприятий. Получается, что люди живут в одном месте, а НДФЛ платят в другом. Давайте для таких субъектов найдем новые варианты межбюджетных отношений. Но я согласен с тем, что на уровне России под это менять законы не надо, потому что таких примеров у нас не так много: это Петербург и Ленобласть, Москва и Московская область, Крым и Севастополь. Однако разработать иной механизм межбюджетных трансферов нужно, чтобы решать точечные проблемные вопросы. 

В то же Мурино мы за последние 5 лет вложили десятки миллиардов рублей, для нашего бюджета это глубоко дотационный город. Мы построили там 36 детских садов, я уже не говорю обо всем остальном. И все эти инвестиции невозвратны — они прямые социальные, а не социально-экономические. Мы создаем инфраструктуру для людей, которые не платят налоги в бюджет региона. 

Но сейчас мы будем менять подход и делать упор на промышленность, логистику и другие инвестиционные проекты вокруг города, в частности — перепрофилировать чистые промышленные зоны недалеко от границы с городом под нужды цифровой экономики. Там должны быть склады онлайн-платформ, автопарки, которые обслуживают ретейл и т.д. Пока что это чисто производственные зоны, а я считаю, что они должны быть комбинированными. Всё, что связано с обслуживанием большого города, должно выйти за его границы.

Европейские города развиваются по этому же принципу: вся жизнь, связанная с услугами (от вывозки мусора до доставки продуктов), происходит ночью. Днем город живет как культурная, научная, образовательная столица, а ночью, когда город спит, по нему ездят грузовики: почта, продукты. Но для этого должна быть огромная сеть логистики и соответствующая инфраструктура. Все сервисы большого города должны находиться у нас. 

Проблема обманутых дольщиков всё еще стоит довольно остро. Вы говорили, что планируете судиться с нерадивыми застройщиками. Но вы же понимаете, что, как правило, речь идет о банкротах — что с них взять?

— Давайте подумаем: в строительстве жилья бюджет не участвует, это частная стройка, которая происходит на основании договоренностей застройщика и гражданина. Но почему-то, когда заходит разговор о дольщиках, в нас сразу просыпается советское прошлое и мы вспоминаем время, когда люди получали квартиры бесплатно. Если частное лицо строит гаражи и не достраивает их, что происходит? Те, кто отдал ему деньги, возмущаются, приходит государство и говорит: да, мы достроим ваши гаражи за счет бюджета. Вы можете себе такое представить? Нет. Это нецелевое использование бюджетных средств. 

По большому счету, когда мы привлекаем бюджетные деньги на решение проблем частного застройщика, за которым достраиваем объект, этот застройщик наносит нам ущерб. По логике и по всем законам экономики он нам должен вернуть эти деньги или ответить своими активами. А если активов нет, и он уже стал банкротом, то мы должны понять, какие у нас перспективы по возврату денег. Я считаю, что по каждому объекту, где мы привлекали бюджетные деньги на достройку, нужно возбуждать уголовное дело. Я не говорю, что застройщик должен сесть, я не кровожадный, и причины такой ситуации могут быть разные, но мы должны четко понимать, что за счет средств бюджета решаются проблемы частных инвесторов. 

Это схоже с проблемой, с которой сталкивались вкладчики «МММ». Никто же не считал, что потерянные деньги вкладчикам пирамиды должны компенсировать из бюджета. У дольщиков же один посыл: власти виноваты, потому что разрешили строить такой компании. На примере гаража поясню: если у человека есть в собственности земля, генплан предполагает строительство гаража, а проект планировки соответствует закону, то мы не имеем права ему отказать. Но если человек украл деньги дольщиков, то почему сразу виноваты чиновники, которые дали разрешение на строительство? Понятно, что дольщикам не очень приятно, когда мы говорим им, как это происходит. Кстати, просим у них только одного: поддержать нас, чтобы ни один из застройщиков не ушел от ответственности.

При этом я хочу и настаиваю на том, чтобы средства за все достроенные объекты возвращались в бюджет. Мы уже отдали на достройку 8 млрд рублей, а нам вернется только 2 млрд рублей. Разве это правильно? Вместо того, чтобы купить квартиры очередникам, мы достраиваем квартиры тем, кого обманул застройщик.

Я принял решение, и теперь как только первый бюджетный рубль идет на достройку, мы тут же подаем иск в суд о том, что нам нанесен ущерб и требуем компенсации от застройщика. На очереди «Унисто Петросталь», «Навис» и другие компании. Кстати, уголовные дела возбуждены только в отношении 25% застройщиков, которые оставили нам проблемные объекты. Отвечать за невыполненные обязательства должен тот, кто их не выполнил. 

Застройщики уже научились «кидать» людей и переводить стрелки на правительство. Это цинизм в высшей степени. Есть у нас бизнесмены, которые не достраивают целые жилые комплексы, а обвиняют во всем власть, при этом сами ездят на «майбахе», владеют землей, бизнес-центрами и т.д.

Сокращение объемов строительства, заявленное в прошлом году, продолжится? Имеет ли вообще смысл бить рекорды? 

— Должен быть разумный баланс, а пока мы похожи на дурака, который наступает на те же грабли много раз. На границах с городом жилье строится очень активно, спрос высокий, потому что оно дешевле на 20–25%, чем в Петербурге. Это связано с тем, что мы не принуждаем дарить нам социальные объекты, а покупаем их у застройщиков, вместе строим инженерную инфраструктуру и т.д. Мы делали это из благих побуждений, чтобы развивался строительный бизнес и решалась проблема строительства жилья, но в итоге это привело к перекосу: стали развиваться пригородные районы, а не дальние. Наша задача — сбалансировать объем строительства жилья и наши возможности строить социальные объекты. 

В противном случае мы будем бегать, как собака за своим хвостом: бизнес будет строить жилье и зарабатывать деньги, а мы будем следом бежать и строить очередные пять школ в Мурино, вместо того чтобы построить их в Сланцах, при том что жители Сланцев оставляют свой подоходный налог в бюджете Ленобласти, а жители Мурино — в бюджете Петербурга. 

Одновременно мы не можем упасть ниже определенного уровня ввода жилья, поскольку есть четкое указание президента: субъект считается успешным, если строит не менее квадратного метра на человека в год. Соответственно, мы должны строить 1,9 млн м2 жилья в год. Но точно так же мы понимаем, что не можем искусственно сдерживать темпы строительства, поэтому для себя приняли решение добавить к этой цифре еще 20%. 2,2–2,4 млн м2 в год — это наша планка, и не более того. 

Причем мы разделили эти объемы пополам: половина — многоэтажное строительство, половина — малоэтажное. Малоэтажное строительство для нас более выгодно: люди сами обслуживают свои дома, а социальной инфраструктуры из-за низкой плотности населения оно требует меньше. В общем, мы строим столько, сколько сможем профинансировать инфраструктуры. Если застройщики хотят больше, то есть расчеты: чтобы построить 3 млн м2 жилья, ежегодно нужно 5 млрд рублей на строительство социальных объектов и инфраструктуры. И это уже за свой счет. Каждый шаг должен иметь под собой обоснования, и мы должны понимать, что и для чего мы делаем. Это нормальный подход с точки зрения экономики и здравого смысла. 

Почему в правительстве региона так мало женщин, хотя женский вопрос стоит довольно остро на повестке? Например, среди вице-губернаторов только Анна Данилюк... 

— За последние 3 года у нас появилось очень много женщин, которые возглавляют комитеты. Для меня важен профессионализм, умение работать в команде и решать вопросы. Если я увижу женщин, которые могут затмить по уровню профессионализма того же Москвина, Маркова, да и всех остальных, я с удовольствием назначу их своими заместителями. 

Вы планируете новые перестановки в правительстве? Увидим в ближайшее время отставки и назначения?

— Сейчас не то время, чтобы делать серьезные перестановки. Впереди выборы в Законодательное собрание и Госдуму, а по результатам выборов точно будут перестановки. Несколько членов правительства уже планируют выдвигать свои кандидатуры, например мой заместитель по социальным вопросам Николай Емельянов.

Он уже был депутатом...

— Да, и снова планирует избираться, подал свою кандидатуру на праймериз. Кстати, как и Олег Малащенко. В общем, если кто-то думает, что так хорошо работать заместителем губернатора, я разочарую: работа непростая, очень нервная, тяжелая. Николай Петрович работает в правительстве уже 9 лет, и его решение стать депутатом я только поддерживаю. Эта работа не менее важная, но более размеренная.

Кстати, когда-то в парламенте Ленобласти была оппозиция и много ярких людей. Думаю, все помнят и Владимира Леонова — нацбола (сейчас такое даже не представить), и Петра Гройзмана, и Виталия Климова, и многих других. Сейчас парламент, скажем помягче, стал никаким. Вам самому не скучно с такими депутатами?

— Я с вами не согласен. В парламенте жизнь кипит, и я помню, как критиковал своих однопартийцев Дмитрий Ворновских, как ярко выступал, будучи депутатом, Владимир Петров. Постоянно мы слышим, как с критикой по тем или иным вопросам выступают Андрей Лебедев, Александр Перминов, представители КПРФ. Не могу сказать, что они скучные, другое дело, что изменился подход к проведению заседаний Законодательного собрания. Раньше все вопросы выносились без предварительного обсуждения, а теперь они обсуждаются на заседаниях комиссий. Вот там и происходит вся борьба и идут дискуссии. Оттуда вице-губернаторы выходят с мокрыми рубашками и трясущимися руками. Понятно, что когда уже всё обсудили, пар выпустили, острые вопросы сняли, заседание ЗакСа, на которых утверждаются те или иные законопроекты, превращается в формальность. Дискуссия идет, но за ширмой, и, возможно, ее стоит открыть. Но захотят ли этого сами депутаты — вот вопрос. Может, кто-то постесняется так жарко дискутировать.

Постесняется?

— Это вам, журналистам, хочется эпатажа, нужен хайп. Вот как Сергей Караваев пришел на заседание с маской, где у него зашит рот. Помню, еще был депутат Госдумы Вячеслав Марычев, который на заседания ходил с накладной женской грудью... Но толку от этого не было, потому что во власти нужно работать. 

А депутатам надо самим быть активнее: известный факт, что основная законотворческая деятельность идет от правительства, а не от парламента. Но это не только проблема депутатов. 

У меня вот огромное разочарование: я попросил комитеты представить список из пяти достижений и нескольких проблемных вопросов. 90% комитетов попросили увеличить финансирование. Идею дайте! А идей не дают, просят денег и кадры. Ну, так и дурак может, и то не всегда. Хочется, чтобы люди больше предлагали ярких идей и проявляли активность, но это должны быть реальные предложения, а не хайп. Может, мне пойти в депутаты?

Вам точно не надо. Но, кстати, вы планируете возглавить список на выборах в ЗакС?

— Я думаю, такое решение возможно, учитывая, что я являюсь членом партии и высшего партийного органа. Скорее всего, так и будет. 

Подписывайтесь на наш канал в Telegram и читайте новости раньше всех!
Актуально сегодня