Телеграмма из Парижа
Фото: Алексей Зотов / Коммерсантъ
Всю прошлую неделю та часть мировой общественности, что активно использует в своей жизни информационные ресурсы и соцсети, энергично обсуждала сенсационный арест во Франции основателя и владельца мессенджера Telegram Павла Дурова. Дуров был задержан французской полицией неожиданно для всех, и это стало поводом для дискуссий на уровне государств, что уж говорить о рядовых пользователях. И дискуссия эта выходит за рамки простого уголовного дела.
Формально всё выглядит относительно просто. Через несколько дней допросов Дурова выпустили под залог в €5 млн. Он не может покинуть Францию и должен отмечаться в полиции, пока его дело продолжает рассматриваться. Бизнесмену предъявлены обвинения в соучастии в ряде преступлений, а также в отказе сотрудничать с властями в расследованиях. «Соучастие» выражается, собственно, в администрировании Telegram, где разного рода злоумышленники обсуждают и планируют свои замыслы. И, с точки зрения властей, получается, что владельцы соцсети предоставляют им для этого платформу. Адвокаты расходятся в оценках перспектив: кто говорит, что Павлу Дурову может светить до 10 лет лишения свободы, кто называет цифру в 20 лет, а кто-то считает, что он вполне может отделаться крупным штрафом.
Однако дискуссия выходит за рамки простого уголовного дела. Как основатель крупной соцсети Павел Дуров в общественном сознании является одним из апостолов прогресса и пророком свободного мира, таким же, как Илон Маск или покойный Стив Джобс. Его эксцентричность способствует укреплению имиджа. Арест такого человека автоматически воспринимается зрителем как прямое покушение государства на свободу слова, которая, в свою очередь, всё еще является для большинства людей безусловным фетишем.
Telegram имеет российское происхождение и более всего популярен в России и других незападных странах; им активно пользуются российские военные непосредственно на фронте, а также российские чиновники. Соответственно, мейнстримная точка зрения в Рунете сводится к тому, что США (разумеется, Франция выступает здесь лишь марионеткой) всего лишь хотят выбить из Дурова некие «ключи шифрования», чтобы получить доступ к важным перепискам россиян.
Про эти «ключи» пишут так, как будто это буквально какие-то железные ключи на кольце. Сразу вспоминаются плохие боевики 1990-х, где главные герои весь фильм охотились за какой-нибудь дискетой с суперценными кодами, которые почему-то существовали в единственном экземпляре только на этой дискете и никуда не могли быть скопированы. С серьезным лицом комментаторы рассуждают о том, носит ли Дуров эти «ключи» с собой или же давно спрятал их в Москве.
Штампы-то, впрочем, тоже на ровном месте не придумываются. Обыватель ведь ни черта не понимает в загадочных материях криптобезопасности, и чтобы составить вообще хоть какое-то представление о происходящем, ему нужно представить что-то очень простое, некий волшебный предмет, который обладает магическими свойствами сам по себе. Вокруг охоты за этим предметом уже можно строить сюжет. Экспертов в области IT на всякий случай особо не расспрашивают: те могут ненароком всё испортить своими разъяснениями.
Методом упрощения дискуссия сведена к выяснению, чьим агентом являлся или стал являться после задержания Павел Дуров и, следовательно, чей теперь «золотой ключик». Одна точка зрения состоит в том, что он агент Кремля и ФСБ (недаром же сам министр иностранных дел РФ Сергей Лавров выпустил письмо в его защиту), другая — в том, что он агент то ли французской контрразведки, то ли ЦРУ — в общем, мировой закулисы. И, может быть, его вообще арестом спасают от длинных рук Кремля. В любом случае он останется под подозрением.
Ответа на вопрос «где ключ?», скорее всего, не будет никогда. Это останется предметом веры. Мы даже не узнаем, существует ли он вообще. Разноголосица ничем не подкрепленных версий говорит лишь о том, что и радикальные либерал-демократы, и лоялисты-консерваторы маниакально озабочены только тем, чтобы отнести Павла Дурова в разряд либо друзей, либо врагов. И те, и другие слишком буквально воспринимают тезис о многополярном мире, считая, что мир состоит из двух половин и люди непременно бывают только агентами одной из них. Очень часто так рассуждают и власти со спецслужбами, причем всех стран: если кто-то не является твоим агентом, значит это агент врага — всё просто. Такого человека мы запишем в иноагенты.
Государства воюют с соцсетями уже не первый год, и борьба не прекращается. На днях в Бразилии, например, суд постановил заблокировать X (который раньше назывался Twitter) за атмосферу беззакония, распространение ненависти и вмешательство в выборы, то есть за то, что можно предъявить примерно всем соцсетям или, другими словами, всем людям. За пользование X через VPN в Бразилии будет полагаться неслабый штраф — почти $9 тыс.
Историю с Павлом Дуровым многие решили рассмотреть как тест на демократию для Запада. Похожие претензии в его адрес несколько лет назад выдвигала и ФСБ. Но дело не в том, являются Франция, или Россия, или Бразилия демократическими странами или нет, а в том, что все эти страны в принципе являются государствами, и их раздражает всё, что имеет экстерриториальную основу и, значит, ставит под сомнение абсолют власти.
Государства до сих пор не очень хорошо понимают, что делать с феноменом интернета. «Цивилизационный раскол», о котором говорят лидеры государств, есть, но он пролегает не по географической границе между Востоком и Западом, а по границе между прошлым и будущим, старым и новым; Путин, Байден, Макрон и бразильский президент Лула да Силва принадлежат не к разным лагерям, а к одному и тому же, к одной эпохе и к одной системе координат.
Взаимодействие не делает человека обязательно агентом в смысле слуги. Дуров не враг государств и не друг, он принадлежит к горизонтальному миру людей, существующему параллельно миру официальных вертикалей, не являясь его демиургом. Горизонтальный мир не противостоит вертикали, а равнодушен к ней: он просто показывает, что жизнь людей не совпадает с рамками государственных границ, как бы государствам ни хотелось доказать обратное.
В этом мире правительство — часть общества, а не наоборот. Здесь, как и в жизни, происходит не только то, что нравится властям. В России запрещают публиковать кадры ударов украинских беспилотников по российским объектам, но в Telegram эти кадры всё равно появляются в свободном доступе, и это происходит не потому, что администраторы конфликтуют с властями, а потому, что если информация есть и она кому-то интересна, то она становится всеобщим достоянием. Мнение государства по этому поводу имеет примерно столько же значения, сколько мнение посторонней женщины в очереди о том, как вам жить и как воспитывать детей. Никто не откажется от соцсетей, как и от жизни в городах, лишь потому, что в них существует криминал, и в споре между безопасностью и свободой в любом случае неизбежны жертвы.
