У представителей власти сбился прицел
Чиновники и депутаты-единороссы в последние дни как с цепи сорвались: со всех концов страны доносятся скандальные заявления высокопоставленных и не очень персонажей.
Из свежего, обсуждаются слова сенатора от Брянской области Екатерины Лаховой, которая предложила равняться на тех, кто прошел войну. «Люди, которые пережили ужасы и голод, — какая у них была потребительская корзина? Люди тогда выживали, как могли, и при этом, пройдя столько всего, какие они разумные, какая голова у них светлая! Может, как раз стрессы и лишения тому причиной?» — с возмущением цитируют Лахову информагентства.
Комментаторы, естественно, предлагают сенатору самой пожить на 3500 рублей в месяц, чтобы у нее посветлело в голове.
А до этого была директор департамента молодежной политики Свердловской области Ольга Глацких, заявившая, что государство в принципе ничего молодежи не должно. И министр труда Саратовской области Наталья Соколова, сказавшая, что 3700 рублей в месяц вполне достаточно «для минимальных физиологических потребностей». А также и.о. губернатора Липецкой области Игорь Артамонов, сообщивший избирателям, что если их не устраивают цены, «так это не цены высокие, а вы мало зарабатываете». И детский омбудсмен Татарстана Гузель Удачина, посоветовавшая сдавать детей в детдом в случае трудностей с выплатой ипотеки. И ярославский депутат Дмитрий Петровский, не понимающий, почему государство должно нести ответственность за «граждан, которые находятся на низших ступенях интеллектуальной лестницы и не могут обеспечить высокий уровень доходов». И еще с десяток разного калибра политиков.
Каждое такое заявление вызывает вспышку возмущения общественности. Выстрелы сливаются в канонаду, и многочисленные наблюдатели делают вывод, что власть просто обнаглела в край и уже открыто издевается над гражданами.
Болтливых чиновников увольняют, депутатов исключают из фракций, но горшочек все варит и варит.
В сочетании с инициативами вроде введения налога на самозанятых (во время обсуждения которого депутатами тоже было сказано немало грубостей) и новостями про новые акцизы на колбасу все это производит катастрофический для власти эффект.
Однако внезапным массовым помешательством объяснить происходящее сложно. Слишком уж слаженно идет цепная реакция. Как всегда, есть конспирологическая гипотеза о том, что это-де Кремль организовал процесс, чтобы включить народный гнев и запустить процесс обновления власти. Звучит внушительно, но совершенно непонятно, как это тогда устроено технически: неужели в президентской администрации случайным образом выбирают региональных руководителей среднего звена и приказывают им ляпнуть что-нибудь поядренее, чтобы народ их сразу возненавидел?
Вообще, у политиков бывает своего рода «политический гон».
В период гона они начинают как бы подзуживать друг друга. Как правило, это случается тогда, когда сдают нервы. Или в преддверии публичного выступления Владимира Путина. Например, в 2015 году перед ежегодным посланием президента чиновники как по команде вдруг начали высказываться на тему необходимости скорейшего закручивания гаек и отказа от свобод вплоть до введения законов военного времени и возвращения смертной казни. Об этом говорили даже председатель КС РФ Валерий Зорькин и министр внутренних дел Владимир Колокольцев. В 2015 году это было связано с резко обрушившимися на страну санкциями, к чему на самом деле никто не был готов. Путин тогда, кстати, послание сделал подчеркнуто либеральным, чем всех сразу успокоил.
Исследователь же может заключить: симптомы указывают на то, что представители власти полностью потеряли ориентиры и требуют от вожака срочно их заново показать. Текущий терминальный период гона связан, очевидно, с анонсом выступления Путина на съезде «Единой России» в начале декабря.
Многие ругают единороссов, но мало кто задумывается об их бесправном положении. Вроде бы считающаяся партией власти «Единая Россия» для власти играет роль сугубо технического инструмента: с партийцами не советуются при принятии важных решений, но они обязаны мгновенно принимать любое решение как свое собственное, не задавая вопросов. Сложность в том, что тогда они не получают и ответов, которые могли бы внятно ретранслировать избирателям.
Вторая сложность заключается в особенностях российской пропаганды. Она сделала все возможное для того, чтобы отвязать тему присоединения Крыма от темы санкций и последовавших за ней экономических проблем, и вполне преуспела.
Но, лишившись основания, конструкция стала выглядеть совсем неубедительной. Получается, что доходы упали просто так, сами по себе.
Ни с Екатериной Лаховой, ни с Ольгой Глацских, ни со всеми остальными никто не советовался, присоединяя Крым или повышая пенсионный возраст. Ощущения сенатора, если вдуматься, понятны: война не оставляет гражданам пространства для рефлексии, и ей было бы комфортнее даже самой недоедать, если нужно, зато не напрягаться в поисках истины.
Ответов не особо искушенные представители власти найти не в состоянии; на запрограммированный вопрос они еще могут что-то сказать, но когда вопрос повторяется, впадают в панику и демонстрируют примитивную защитную реакцию, огрызаясь даже на тех, кого, по идее, должны защищать. «Доходы упали, потому что Крым, и мы должны осознанно терпеть», — это бы звучало логично, но рискованно для власти. Это чревато появлением у граждан сомнений в непогрешимости власти и крамольных мыслей о возможности выбора.
А это недопустимо. Пусть лучше ненавидят, чем сомневаются.