Сила рефлекса. Куда пропадают уличные протесты
Социологи обнаружили, что протестный запал у россиян испаряется. Сначала ВЦИОМ подсчитал, что 71% граждан считает митинги бесполезными, тогда как в июле таких был 51%. А в конце сентября и «Левада-центр» представил данные, согласно которым количество желающих протестовать снизилось до 35% по сравнению с 53% в августе.
И это при том, что 34% респондентов заявили, будто стали относиться к Владимиру Путину хуже после его «пенсионного» телеообращения, и только 7% поддерживают президента. Но Госдума у всех на глазах приняла законопроект о повышении пенсионного возраста во втором и третьем чтениях, причем предложенные президентом поправки поддержали и депутаты КПРФ, изображавшие локомотив сопротивления.
Только что казалось, что социальный взрыв неизбежен. В разных концах страны прошли митинги. Депутаты — даже высокопоставленные единороссы — делали воинственные заявления. Энтузиасты готовились к первому с начала 1990-х общероссийскому референдуму.
И вдруг все закончилось. О референдуме больше никто не вспоминает. Алексея Навального на всякий случай решили в напряженный период не выпускать из-под ареста. В демонстрациях граждане разочаровываются. В Карелии депутат от КПРФ Валерий Шоттуев даже извинился с трибуны перед единороссами за митинги. Бессрочный протест, объявленный было в Москве группой молодежи, никто не заметил, как и запоздалое появление на сцене главного «болотного узника» Сергея Удальцова. А про начало такого же бессрочного протеста в Петербурге даже никто и не узнал.
После серии «маршей несогласных» в нулевых формат большого митинга оказался почти забыт на довольно долгое время.
Он вернулся к жизни после выборов в Госдуму 2011 года и достиг пика в 2012-м, на Болотной площади, где тысячи демонстрантов вступили в потасовку с ОМОНом. Власть отреагировала массовыми арестами и уголовными делами. Это возымело свое действие — оппозиционный энтузиазм начал постепенно сходить на нет. Прилив патриотизма в массах, вызванный присоединением Крыма, тоже сыграл свою роль — протестная база стремительно сократилась.
Но в предвыборный год серию почти таких же мощных, как пятью годами ранее, митингов организовал Алексей Навальный, а тема пенсионного возраста, казалось, имеет все шансы удвоить масштаб выступлений — в кои-то веки нашлась платформа, на которую опытные оппозиционеры могли привлечь даже тех граждан, которые к Навальному и его команде относятся скептически, если не враждебно.
Однако на этот раз не понадобились даже уголовные дела. Политики так и не захотели объединять усилия. В Петербурге, например, провели четыре митинга: два ֫— КПРФ, по одному — сторонники Навального и широкая коалиция остальных демократов. Митинг последних оказался самым провальным с точки зрения соотношения ожиданий и результата: оппозиционеры послушно присоединились к акции обманутых дольщиков неподалеку и оказались чужими на собственном празднике.
В нормальной демократической системе партии действительно объединяются нечасто, предпочитая следовать в первую очередь собственным целям и принципам. Но в России принципы всех партий существуют только в сознании администрации президента. Поэтому совместные акции они проводят лишь тогда, когда надо, к примеру, выразить радость по поводу присоединения Крыма.
Итогом кампании стало то, что КПРФ удалось удержать звание официальной оппозиции номер один и даже получить немного очков в единый день голосования за то, что условный «Уралвагонзавод» не пошел к Навальному. Компартия ничем не рисковала — всю работу по смягчению реформы выполнил за них Путин. Поэтому коммунисты умудрились и реформу де-факто поддержать, и против президента не выступить.
Никто, на самом деле, против пенсионной реформы выступать не собирался.
Для любого политика в современной России противодействие действиям правительства — не средство борьбы за верховную власть, а самоцель для демонстрации собственных организаторских навыков. В силу запрограммированной невозможности смены власти.
Поэтому в ситуации выбора между Путиным и повышением пенсионного возраста парламентская оппозиция, а за ней и народ, поворчав, выбирает все равно Путина.
Другими словами, для митинга как инструмента просто нет настоящей работы.
Обозреватель «Делового Петербурга» специально для «НП»
Фото: Давид Френкель/Коммерсантъ