Городская молодежь в СССР привлекалась к сезонным сельхозработам. Например, у студентов ездить «на картошку» было обязанностью. Фото: strana-sssr.net
В рамках инстинктивного движения к возрождению старинных обычаев Госдума приняла на днях поправки в закон об образовании, которые вменили школьникам новую обязанность — общественно-полезный труд. Согласие родителей на это теперь не требуется, эту норму из закона наоборот исключили.
Депутаты о своей затее говорят исключительно в умилительных тонах. «Только через труд можно воспитать отношение ко многим вопросам, которые потом ему понадобится решать, — сказал, например, спикер Вячеслав Володин. — Ребенок будет расти другим. Гармония придет. А так — потребители». А его коллега, председатель думского комитета по просвещению Ольга Казакова раскрывает тему: дети, говорит она, смогут работать на пришкольных участках, сажать деревья и цветы, или работать в школьной библиотеке. Ну, это на словах, а так еще неизвестно, где рабочие руки смогут пригодиться.
Естественно, ссылаются депутаты при этом на просьбы многочисленных родителей и учеников. Видимо, это те же люди, которые писали Валентине Терешковой с просьбой изменить Конституцию так, чтобы любимый президент мог никуда не уходить.
Примерно понятно. Власти (а Минпросвещения в инициативе тоже играло значительную роль) в очередной раз пытаются воспроизвести в реальности советский агитплакат, полагая, что плакат и есть реальность. Это вообще черта, свойственная почти всем скорбящим по старине, — принимать картинку за действительность.
Бо́льшая часть тех, кто этот закон принимал, в детстве все эти труды на школьном участке проходила. И сегодня в силу возраста их воспоминания, естественно, принимают розовый оттенок, а патриархальный образ мысли подсказывает, что дети должны непременно прожить ту же жизнь, что и их родители, это и есть традиция.
«Нужно приучать детей к труду» — это максима крепко сидит в головах, поскольку слово труд, во-первых, вообще имеет позитивную коннотацию, он полезен, а детям нужно всё полезное, даже если им это не нравится; во-вторых, трудовое воспитание было частью советского образования, и уже поэтому оно должно быть просто потому, что так было раньше.
Приучение к труду при этом всегда почему-то означало приучение именно к малоквалифицированному физическому труду. К труду проектировщика или, допустим, бухгалтера не приучали, потому что инженером ребенок может еще и не стать, а вот копать сможет всякий (гипотеза о том, что уборка поля моркови поможет стать отличным инженером, явно сомнительна). Тем самым детям как бы показывали, что их ждет, если будут плохо учиться.
Другими словами, в законе опечатка: вместо «общественно-полезного» следует читать «принудительно-бесплатного» труда. От реально добровольческого труда волонтеров его отделяет пропасть. Волонтерская работа — пассионарный энтузиазм, даже если он основан на соображениях карьеризма. Труд обывательский — средство заработка, в котором есть прямая связь между качеством работы и благополучием. А в труде принудительном нет ни того, ни другого.
Когда Володин говорит, что трудовое воспитание сделает из детей «не потребителей», это означает желание разорвать связь между трудом и вознаграждением, то есть между потраченными усилиями и качеством жизни. Это должны быть непересекающиеся понятия: гражданин работает, потому что обязан, но условия его жизни зависят не от этого, а от решений начальства.
Воспоминания о счастливом детском времени заслоняют соображение о бессмысленности такого труда. Естественно, школьник не сделает работу настолько же хорошо, как специалист, его работа на самом деле попросту не нужна.
Принудительно-бесплатная работа — это в любом случае плохая, некачественная работа, результат которой, впрочем, совершенно неинтересен. Цель, как говорит та же Казакова, состоит в том, чтобы выработать у детей «чувство причастности к единому делу», то есть важен процесс, а не результат. С тем же успехом для этой цели можно водить хороводы, например.
Результат труда неинтересен, но и никаких санкций за плохой труд быть не может: школьника нельзя лишить премии или уволить. Соответственно, на выходе получается приучение к плохой и бесцельной работе как нормальной и желательной, а труд начнет восприниматься скорее как непочетная повинность. «Закосить труды», разумеется, станет в подростковой среде доблестью, а те, кто не сумел уклониться, будут лишь проводить на «работе» время.
Дополнительным выводом станет то, что труд на государство может быть малооплачиваемым, и единственной задачей обязательного школьного труда может быть только приучение к мысли о том, что альтернативы всё равно не будет. Организаторы на местах тоже быстро сообразят, что от них требуется в первую очередь соорудить плакат для высокого начальства — и вся конструкция сложится в многоступенчатую систему обмана и самообмана. Такой подход, кстати, может прояснить многое в том числе и в социально-экономических причинах распада СССР.
