С поправкой на вечность. Ради чего обновляли Конституцию

Фото: Дмитрий Азаров / Коммерсантъ

Годовщина принятия поправок в Конституцию прошла почти незамеченной. С дежурными комментариями выступили отдельные депутаты и сенаторы, конференцию провели в Общественной палате (самой, наверное, блёклой институции в стране), но никаких более-менее заметных фильмов, концертов, торжественных митингов — странновато для события, которое год назад президент называл актом создания условий для развития страны на десятилетия вперед.

Изменение Конституции подавалось чуть ли не как закладка камня в строительство обновленной, «путинской» России; переписывание «ельцинской» Конституции, хотя отказаться от нее вовсе духу не хватило, означало символический отказ от наследия «лихих 1990-х».

Ладно, у нас не прижился день и старой Конституции, так что черт с ним, с праздником. Но все-таки поправки подавались как историческая веха в области госстроительства, и резонно было бы ожидать, что голосование попытаются как-то встроить в неопатриотическую мифологию. А всё, что по этому поводу было сейчас произнесено, сводится в основном либо к шаблонным формулировкам в духе «поправки закрепили вектор развития государства», либо вовсе к никому не нужной законотворческой статистике. Слова выжимаются, как будто депутаты и сами озадачены: что же это такое было год назад?

Даже Владимир Путин, как раз в красную дату выступавший с очередной прямой линией, никак не вспомнил о поправках; более того, ведущие не подкинули ему ни одного наводящего вопросика. Про великое событие запамятовали.

Никак не дали о себе знать нововведения в области управления, от которых, вообще-то, многого ждали. Госсовет, единогласно почитавшийся за чуть ли не формализованное политбюро, не проявился: был принят закон о Госсовете, сформирован состав, но что делать дальше, никто не знает. Госсовет еще ни разу даже не собрался на полноценное заседание — только совместно с Советом по стратегическому развитию, и то однажды.

Загадка тезиса о «публичной власти», объединяющей традиционные ветви власти с муниципальной в одно неестественное крошево, осталась загадкой. В принципе, его логичнее всего было понять как небрежно закамуфлированное провозглашение Владимира Путина главной политической фигурой страны вообще, то есть не по формальным легальным признакам, не в рамках института президентства, а как бы вне всяких рамок; фигурой в ранге морального лидера: генсека, елбасы, верховного аятоллы, — лишь для верности занимающей еще и чиновничий пост. Грубо говоря, Путин действительно становится должностью.

В этом смысле ожесточенное преследование оппозиции в минувший год выглядит творческим развитием идеи тотального путинского лидерства. Если оно лежит в области морали, а не права, то и покушения на него хуже, чем незаконны — они аморальны и, следовательно, подлежат безжалостному выкорчевыванию. Законы подгоняют под кремлевское понимание ситуации, а не наоборот.

Правда, все подобные выводы из области толкования духа, а не буквы закона, в то время как Конституция, по идее, должна быть точным документом. Понятие «публичной власти» прописано, но пока не применялось. Видимо, поэтому настоящие итоги поправок никто из официальных лиц не берется изложить, отделываясь общими фразами. Все всё понимают, однако произнести вслух, что единственным смыслом мероприятия было лишение политической субъектности всех и всего, кроме Владимира Путина, невозможно.

Эволюцию отношений власти и общества неплохо иллюстрирует недавний скандал с сетью магазинов «ВкусВилл», включившей в свою рекламу гомосексуальную семью. Десять лет назад магазины атаковали бы хулиганы, которые разрисовали бы витрины гомофобными лозунгами, а под окнами офиса устроили пикетирование; года два-три назад на магазин подали бы в суд какие-нибудь оскорбленные верующие; сейчас «Вкусвилл» через несколько дней убирает скандальную статью, униженно извиняясь, при том что никакого внешне заметного воздействия на компанию не оказывалось. Мы можем только предполагать, что случилось за кадром, но в правовой плоскости конфликт не произошел: не было ни преступления, ни наказания. «ВкусВилл» не нарушил закона (ролик был помечен как 18+), но нарушил установку на «традиционные ценности» и каким-то таким же неформальным образом был поставлен на место. Для стороннего наблюдателя всё случилось как бы само собой.

Сам Путин, так и не проявив интереса к Госсовету, на той же прямой линии вбрасывает новую мысль: прикрепить вице-премьеров к регионам в качестве кураторов. Политологи бросаются рассуждать, как это изменит архитектуру власти и что теперь будет с полпредами, однако этой механики ни в каких поправках не было. Президент продолжает импровизировать и дает понять, что для него любая конструкция, даже предложенная им самим, вообще не повод для ограничений.

Даже позитивные для себя изменения, то есть расширяющие возможности, Владимир Путин не использует. Не собирает Госсовет, не увольняет верховных судей, не назначает пожизненных сенаторов по своей квоте. Всё это остается в арсенале инструментов, которые у президента есть, но пускать их в ход он не хочет или остерегается. То есть какую именно систему закрепили поправки, сказать нельзя: в ней может быть, например, тот же Госсовет, а может и не быть.

Да, очень похоже, что единственным смыслом поправок была та, «имени Терешковой», об обнулении сроков Владимира Путина. Однако едва получив в свои руки этот для всех бесспорный вроде бы инструмент, президент вдруг как будто начал сомневаться в его нужности. Он многословно рассуждает о качествах своего преемника, постоянно твердит, что должен найти достойного кандидата на свое место, надеется его найти. И трактовать эти слова можно по-разному: то ли это только поиск предлога для того, чтобы не уходить, то ли и правда подготовка к отставке. Ведь и уйти духовный лидер просто так, по-светски, тоже не может. Понятно лишь одно: захочет президент уйти или остаться, Конституция будет последним, что он примет во внимание.

Возможно, президент вдруг постфактум осознал, что систему-то он поправками, может, и закрепил, но в ее центре зацементировал именно себя. Нельзя говорить о том, что она, эта система, «заложена на десятилетия вперед», если не получается запрограммировать механизм замены ее основного элемента.