Фото: Олег Харсеев / Коммерсантъ
Через полтора месяца после начала военной спецоперации России на территории Украины она вовсе перестала встречать сколько-нибудь заметное общественное сопротивление. Уличного протеста, вспыхнувшего было в первые дни, давно нет: политики не позволяют себе неосторожных высказываний, из перекрытых соцсетей доносятся только сдавленные возгласы — и новости о том, что еще кого-то оштрафовали за пост с пацифистской цитатой.
Доходит до смешного: в Петербурге привлекли к ответственности парня, вышедшего на пикет с плакатом с цитатой Владимира Путина: «Война принесла столько горя, что забыть это невозможно. Нет прощения тем, кто вновь замышляет агрессивные планы». Президент сказал это 9 мая прошлого года. Оказалось, теперь эти слова, написанные на плакате пацифистом, дискредитируют армию.
Соцопросы неизменно показывают высокий уровень поддержки спецоперации не только у ВЦИОМ, но даже и у независимого Левада-центра (признанного НКО-иноагентом). «Определенно» или «скорее» за нее в сумме выступает в районе 80% россиян.
Можно, конечно, всматриваться в детали. Уровень безоговорочной поддержки, например, растет у более возрастных групп. В категории 55+ он в 2 раза выше, чем у молодежи. Приходилось также встречать занятный анализ этих опросов, указывающий на то, что поддержка коррелирует не только с возрастом, но и с привычкой много смотреть телевизор, а также родом занятий. Среди работников ЖКХ, промышленности или сельского хозяйства она заметно выше, чем среди айтишников, работников сферы развлечений и туризма или банкиров (что, впрочем, неудивительно). То есть если опрашивать побольше граждан из соответствующих категорий, лучше всего постарше, то и общие рейтинги спецоперации подрастут.
Но ведь и эмпирические наблюдения показывают: людей, горячо поддерживающих спецоперацию, хватает в том числе и среди обладателей высшего образования, не склонных вроде бы к зависимости от теленовостей, где противника именуют не иначе как «националисты», а то и прямо «неонацисты». Тем более что негатива про армию Украины и в Telegram показывают более чем достаточно.
Поражает контраст с положением дел до начала спецоперации, ведь меньше 2 месяцев назад о военном предприятии никто не задумывался, и любой опрос показал бы его неприятие. И официальные медиа, и сами власти уверяли, что ни о каком нападении не может быть и речи. Общественность как будто рисует мишень вокруг попадания, с ходу поддерживая то, что ему предъявляют.
В этом чувствуется какая-то слепая вера в фатум. Владимир Путин во время посещения космодрома «Восточный», в очередной раз отвечая на вопрос о причинах ввода войск, твердил: «Столкновение было неизбежно, это очевидный факт, очевидная вещь». Он несколько раз в разных сочетаниях повторял слова «очевидно» и «неизбежно», как бы настаивая на том, что всё случившееся было предопределено, это не он, Путин, распорядился начать спецоперацию, а некие высшие силы предначертали ее; Путин всего лишь исполнял эту волю.
Сложно сказать, простая ли это манипуляция с целью загнать людей в туннель с единственным выходом или же президент и его окружение и сами верят в мистическое предназначение, убедили себя в нём.
Вероятно, и реакция общества запрограммирована тем же подсознательным суеверным страхом пойти поперек судьбы, кармы, бога — чего угодно, что уже сделало выбор, и сопротивляться ему — значит рисковать вызвать на свою голову гнев высшего начальства, которое даже не Путин, оно даже для Путина начальство.
Инстинкт подсказывает обывателю, что если это судьба, то лучше сделать вид, что ты и сам хотел именно такой судьбы, просто чтобы не злить ее. Глубоко запрятанный психологический механизм здесь тот же, что заставляет даже вполне просвещенных людей плевать через плечо при виде черной кошки: и понятно вроде бы, что кошка не может быть обернувшейся ведьмой, но ведь мало ли что, верно?
Лучше снять с себя ответственность, переложить ее на стихию, потому что иначе остается признать себя совершенно беспомощным, а такое признание болезненно.
От судьбы можно попробовать только убежать, и многие сейчас спешно перебрались в Армению, Грузию — да куда могли, туда и перебрались. Но те же соцопросы свидетельствуют о том, что желающих эмигрировать в целом стало меньше: мгновенно включились подсознательные тормоза, акт бегства тоже воспринимается как самоубийственная попытка бросить вызов судьбе, и оставшиеся смотрят на уехавших с сожалением, ожидая для них кармической «ответки» в виде хронических жизненных неудач.
Пока что добровольное сотрудничество с судьбой еще и приносит выгоду для всех заинтересованных сторон. Спецоперация укрепила рейтинг президента, так всегда бывает в первые месяцы. Граждане же обрели новый смысл существования в следовании высшей воле (забрав прежнюю табуреточку «стабильности», власть тут же услужливо подставила другую, и не вина людей, что они на нее перепрыгнули, ведь другой нет) и почувствовали эйфорию от совпадения политически контролируемого страной пространства с культурным, которая вполне позволяет им перетерпеть даже ощутимые бытовые трудности. Эти трудности пока что воспринимаются как испытания веры.
Экзистенциальная проблема может возникнуть в том случае, если появится привычка к эйфории, удовлетворять которую власть уже не сможет. Уже сейчас слова «демилитаризация» и «денацификация» стали встречаться реже в публичной риторике главных спикеров страны. Но едва только они начали выражать готовность к переговорам и смещать цели в сторону защиты только жителей Донбасса, как в кругах патриотов-милитаристов возникло резкое раздражение, которое пришлось гасить обещанием продолжать борьбу с мировой гегемонией США. Самый большой глубинный страх связан с допущением, что мы не исполняем высшую волю, а как раз наоборот сопротивляемся ей изо всех сил.
