Госдума одобрила в первом чтении поправки в УК РФ о конфискации имущества тех, кто дискредитирует армию. Пока это больше похоже на светошумовую гранату, но перспективы развития идеи масштабны.
Общественно-политическое законотворчество в России когда-то казалось креативным — в эпоху принятия законов о запрете пропаганды гомосексуализма (того еще, первого) или усыновления иностранцами российских сирот. Но чем дальше, тем яснее становится, что на самом деле оно прямое, как рельса, и двигается по самым простым маршрутам.
Запрет — административный штраф — уголовная ответственность. Область запретов более-менее известна. В этой конструкции всегда не хватало художественных деталей, но и этот недостаток исправим: только что Госдума, например, одобрила в первом чтении поправки в УК РФ, расширяющие применение такой меры, как конфискация имущества для ряда статей политического характера.
То, что дело в политике, никто не скрывает. «Мер борьбы с негодяями было недостаточно. Они живут безбедно, сдавая в аренду недвижимость, продолжая получать гонорары за счет российских граждан. Направляют эти средства на поддержку нацистского режима. Позволяют себе публично лить грязь на нашу страну. Находясь за границей, чувствуют свою безнаказанность, полагая, что правосудию до них не дотянуться», — это обличительный пафос от спикера Госдумы Вячеслава Володина.
Раньше он всё хотел запретить релокантам работать в России, но, когда не вышло, решил, видимо, хотя бы так в них плюнуть.
Список статей, разумеется, предсказуем. Здесь распространение заведомо ложной информации об использовании ВС РФ, призывы к экстремизму и нарушению территориальной целостности страны, дискредитация армии, призывы к санкциям и их исполнение, участие в работе нежелательных организаций. Тяжесть этой категории дел тем самым существенно повышается.
Вячеслав Володин считает, что эти поправки «должны остановить тех, кто <…> считает возможным оскорблять наших граждан, солдат, офицеров». Хотя и непонятно, как именно. Во-первых, если «негодяи» находятся за границей, то конфисковать у них что-либо сложнее. Потому что, во-вторых, конфискации, согласно УК, подлежит не всё подряд, а лишь деньги, ценности и иное имущество, полученное в результате конкретного преступления или же используемое для его совершения.
Конфискация применяется там, где в деле фигурирует что-то материальное. Если, к примеру, это дело о взятке, то конфисковать можно составляющие взятку банкноты, а если о терроризме, то телефоны или автомобили, которые использовали террористы для осуществления своих планов. Можно конфисковать машину у пьяного водителя. У распространителя фейков можно будет изъять разве что ноутбук или смартфон, с которого он писал посты, а у заводилы митинга — мегафон; но их, как правило, и так забирают в качестве вещдоков, и получить их обратно практически нереально. Теоретически можно представить получение денег за размещение этих постов, и тогда их тоже можно конфисковать, но на практике подобного рода дела заводят в большинстве случаев за совершенно обывательские рассуждения в соцсетях.
В общем, совсем не то, что, скажем, в Соборном уложении Алексея Михайловича, которое предписывало тех, «кто царьского величества с недруги учнет дружитца, и советными грамотами ссылатца, и помочь им всячески чинить» (а также их родственников, если они знали об измене), казнить, а «поместья и вотчины и животы их взяти на государя».
Но звучит грозно — конфискация! В воображении сразу встают суровые первые годы молодой Страны Советов, когда специально уполномоченные люди «грабили награбленное», активно занимаясь и реквизицией, и экспроприацией, и конфискацией, причем применение последней отдельно оговаривалось для «лиц, бежавших за пределы республики из политических побуждений и не возвратившихся к моменту конфискации» (хотя вообще могло пристегиваться к совершенно любой статье, позже эту меру все-таки сузили). Тогда как раз могли изъять абсолютно всё, а сейчас частную собственность все-таки еще немножко уважают по старой памяти.
То есть в первую очередь здесь, похоже, задумывается оглушающий эффект — как от светошумовой гранаты. Не так давно полыхнули протесты в Башкирии, где люди выступали в защиту осужденного по статье о разжигании межнациональной розни экоактивиста Фаиля Алсынова, некоторое время спустя в Якутии граждане устроили несанкционированный митинг после убийства местного жителя выходцем из Таджикистана, но сейчас — не то, что еще лет 5-10 назад — таких историй почти нет, они быстро сдуваются и не получают развития. Как заявил по этому поводу президентский пресс-секретарь Дмитрий Песков, у россиян уже выработался «определенный иммунитет к провокациям», и это вполне понятно: за последние годы россиянам сделали множество прививок в виде разного рода запретительных и ужесточающих законов, и инициатива о конфискациях является просто следующей из них.
Вряд ли последней. В таких делах ведь главное — вбить первый тонкий клинышек, по которому потом можно методично бить молотком, постепенно расширяя площадь действия закона, как это было, например, с иноагентами. Так что кому и какая будет полагаться конфискация через несколько лет, неизвестно. Вполне вероятно, что в рамках воссоздания традиций в конце концов и придем к советскому пониманию конфискации как «принудительного безвозмездного изъятия в собственность государства всего или части имущества, являющегося личной собственностью осужденного».
