У великой русской культуры есть почти всё: писатели, художники, музыканты, композиторы и актёры, есть Эрмитаж и Большой театр, и даже исполнители перфомансов; не хватает пока только самого главного — закона о культуре. Без закона ведь, если вдуматься, весь этот разрозненный набор ценностей вообще недостоин называться культурой.
Но он скоро появится и завершит наконец картину.
На прошлой неделе концепция нового закона была представлена в Госдуме на слушаниях, и к концу года парламентарии надеются закон написать и принять. Концепция подготовлена в Администрации Президента, и то, что об этом говорят открыто, весьма симптоматично: обычно этот орган власти предпочитает держаться за кулисами, являя свою волю через депутатов, но здесь тема очень уж ответственна. Кремль решает открыто обозначить свою роль в управлении культурой, с нами напрямую разговаривает государство.
Цель, которую озвучивает государство, достойна той роли, в которой это государство в последнее время себя видит: закон «О культуре» должен будет «способствовать созданию в обществе насыщенной культурной, интеллектуальной, духовной среды, которая позволит воспитать поколения, способные обеспечить будущее величие и силу России».
Если у каких-то мятущихся творцов и были сомнения по поводу того, зачем нужна культура, то вот, наконец, и ответ — обеспечивать величие и силу.
Тем интереснее послушать, как именно государство собирается это делать. Ведь величие величием, но и советский опыт воспроизводить, кажется, никто пока не собирался. Концепция пытается скрестить старое и новое, и легкомысленно появившиеся ещё в начале 1990-х конституционные догмы («каждому гарантируется свобода... творчества, преподавания»), и современные идеологические установки (культура, согласно концепции, есть «общественное явление, позволяющее передавать новым поколениям присущие российской цивилизации систему ценностей, понятия о морали и нравственности»).
Официально, как говорится в преамбуле, и будущий закон, и концепция подготовлены вслед пожеланиям президента, в марте 2018 года сообщившего, что условия для самореализации и творчества людей в наше время важней даже природных ресурсов; но ведь и президент отчего-то вдруг вспомнил, что пора бы взяться за культуру.
В последние годы на этом фронте и впрямь неспокойно. Всё яростнее сталкиваются два течения: идеально отражаемый министром Владимиром Мединским (но начавшийся, конечно, ещё до него) патриотически-охранительский нарратив и резкое противодействие со стороны вольнодумной общественности. Каждая конфликтная точка — запрет оперы «Тангейзер» в Новосибирске, проверки театра «Сатирикон» после критического выступления Константина Райкина, дело Кирилла Серебренникова — этот конфликт только развивает и обостряет, провоцируя критику власти. Министр культуры чем дальше, тем больше выглядит в скандалах откровенным держимордой и реакционером, но другого министра у Кремля для нас нет. Деятели культуры единства упорно не демонстрируют, и на каждое открытое письмо в поддержку присоединения Крыма находится письмо с осуждением; и даже если поддерживающих количественно больше, всё равно обязательно какой-нибудь Михаил Пиотровский его вдруг возьмёт и не подпишет, и ничего с ним не сделаешь.
Президент оказался в некомфортной обстановке: прослыть мракобесом он всё же стесняется, держимордой выглядеть не хочет, но и терпеть разноголосицу тоже сил никаких нет.
Получается в итоге противоречиво: в одном пункте концепции авторы, например, пугают опасностью распространения «негативных оценок значительных периодов отечественной истории», а в другом обещают, что размещение госзаказа «не может содержать ограничения, связанные с политическими взглядами авторов, с интерпретацией ими исторических либо современных событий». Может показаться, что государство готово будет платить творцам, подтачивающим государственный фундамент. Впрочем, пока это ещё концепция; туманные места, надо полагать, прояснят в процессе.
Но общие очертания понятны и обжалованию не подлежат: концепция не скрывает своего прикладного политического базиса. Духовные ценности в наше время, отмечают авторы, производятся и распространяются плохо, что приводит ко всему плохому: исламисты радикализируются, дети вовлекаются в «группы смерти», а молодежь провоцируют на участие в незаконных протестных акциях. Ладно бы ещё незрелая молодежь, но и в профессиональных культурных сообществах «нарастающее противодействие выталкивает творческие элиты в зону протестной активности». Вот буквально на днях эмигрировал в США кинорежиссер Юрий Мамин, напоследок рассказав о своей «страстной ненависти к путинскому режиму», который довёл страну «до такого состояния, что здесь стало нечем дышать, и каждый день, проведённый в сегодняшней России, — оскорбление для мыслящего человека».
Мастера культуры запутались: в защиту рэпера Хаски, которому пытались запретить концерты из-за сомнительных с точки зрения религии высказываний, выступили в том числе Лев Лещенко и Захар Прилепин, вполне себе лоялисты. Запуталось и государство: депутаты Госдумы пригласили именитых рэперов на круглый стол и заговорили о необходимости поддерживать молодых талантливых рэперов.
В чём же корень проблемы? В том, оказывается, что культуру всё это время старались сделать «сферой услуг», навязывали ей рыночные отношения с принципом «потребитель всегда прав». До духовных ли ценностей здесь! Художник ведь не должен думать о том, как заработать деньги; он от этого только озлобится на власть или просто по житейской своей несприспособленности где-нибудь не так накладную оформит, попадёт под прокурорскую проверку и опять-таки озлобится. «Повсеместно бытует представление о праве чиновника диктовать условия и содержание творческого, культурного процесса тем, кто получает бюджетные субсидии или гранты», — с некоторой горечью подводит концепция итог многолетней политике руководства страны.
Теперь-то всё будет по-другому. Идея теперь в том, что государственный аппарат, раз уж он так всех раздражает, влиять на творцов и требовать с них собирается меньше, перекладывая полномочия на профессиональные союзы. Это называется «полицентричной системой управления», в которой творческие союзы будут не только «распределять поддержку в финансовом выражении», но и нести прямую ответственность за эффективность своих решений.
Государство же, со своей стороны, создаст новые механизмы финансирования, выведет творческую деятельность из-под действия законодательства о госзакупках и определит перечень направлений, господдержка которых обязательна.
Среди них предполагается, кстати, выделить в отдельный жанр «т.н. современное или актуальное искусство» (видимо, «гарантии поддержки» светят и рэпу; словосочетание «субсидия на развитие рэпа» звучит дико, но ведь додумаются и до этого).
С одной стороны, обещается самоуправление: чиновникам запрещено будет вмешиваться в творчество, а учреждения культуры будут сами распоряжаться внебюджетными доходами, даже назначить или уволить кого-то без согласия профессионального сообщества будет нельзя; это «в значительной степени снимет тему возрождения цензуры», самокритично отмечает концепция, и позволит «более эффективно находить решение дилеммы между свободой творчества и ответственностью художника». Тема цензуры сейчас то есть всё-таки есть. И дилемма есть. А говорили, что нет.
С другой стороны, такая система напоминает старые добрые времена всесильных и абсолютных творческих профессиональных союзов; вполне может оказаться так, что никакое финансирование вне этих союзов будет невозможно, а для его бесперебойного получения нужно будет соответствовать заданным критериям. Обещают — пока непонятно, что имеется в виду — какой-то «учёт в законодательстве статуса творческих работников».
Такой подход, надо признать, более тонкий. Судя по всему, государство надеется, что союзы сами будут разбираться с крамолой в своих рядах и понимать, что у них в хозяйстве работает на величие страны, а что нет; чиновники же выйдут из-под огня критики как справа, так и слева. Но всё-таки в предложениях Кремля есть признаки либерализации. Тут не только самоуправление культуры: предлагается, к примеру, вывести из-под действия статьи о защите чувств верующих содержание книг, кинокартин, театральных постановок, музейных экспозиций; а это, можно сказать, прорыв и разворот в отечественном мейнстриме.
Потому что защита чувств верующих — один из фундаментальных камней той идеологической конструкции, которую власть с такой любовью выстраивала долгие годы, с 2003 года, когда в московском Сахаровском центре разгромили выставку «Осторожно, религия!». «Запретное искусство» (ещё одна выставка в том же центре, приведшая к уголовному делу за разжигание религиозной розни), Pussy Riot, опера «Тангейзер», фильм «Матильда» — всё это складывалось в логическую цепочку и становилось кормом для буквально мыслящих ультрареакционеров, которые в какой-то момент, очевидно, начали государство напрягать. Во всяком случае, ту же «Матильду» тот же Минкульт в прокат волевым решением выпустил, несмотря на истерику национал-патриотов.
Более того, концепция угрожает, что отныне противоправные действия в отношении музейных предметов и помещений (читай — погромы выставок) станут отягчающим обстоятельством. РПЦ уже заявила, что выступает против такого послабления и будет добиваться исключения этого положения из будущего закона. Администрация президента против РПЦ — такого мы, пожалуй, давно не видели; и похоже, что на этот раз светская власть откажет духовной.
По всей видимости, стремительное развитие охранительских тенденций напугало самих их создателей; противодействие оказывается слишком сильным, а пользы никакой.
Государство откатывается назад, идёт на компромисс. Это может быть связано и с опасениями «проблемы-2024»: к моменту передачи власти от Владимира Путина преемнику в стране должно быть как можно меньше, а не больше гражданских конфликтов, а если они и будут, то иметь в союзниках творческое сообщество всё же как-то красивее и полезнее для имиджа, чем казаков.
Государство рассчитывает на сознательность деятелей культуры: дескать, мы к вам прислушались, прислушайтесь и вы к нам. Как показывает советская практика, обеспечить сознательность не так и сложно: достаточно сосредоточить все блага в одном месте и поставить их получение в прямую зависимость от принадлежности к системе. В законе можно пообещать полную свободу — от неё постепенно откажутся сами профессиональные сообщества. Они быстро поймут, чего от них ждут, и сами отфильтруют все «неправильные» постановки и выставки. Твори, но не забывай, где ты живешь, кому должен и для чего всё это нужно, помни, что казаки в любой момент могут вернуться, если ты не оправдаешь высоких надежд. Несогласные смогут эмигрировать или работать кочегарами в котельных.
