Давайте будем честными: законодательство и правоприменение развиваются тем или иным образом в зависимости от потребностей, которые есть у общества. Сегодня нормы материального и процессуального права двигаются туда, куда надо обществу или государству. Здесь я пока поставлю между ними тактично знак равенства, но мы понимаем, что не всегда эти инициативы удачны. Существует ещё одна проблема — отсутствие единого правового регулирования. Оно у нас существует во многом в известном всем режиме «кто в лес, кто по дрова».
Из-за чего мы сегодня видим такие яркие сюжеты, как дело Ахмадеевой? Конституционный суд, несомненно, считает, что таким образом он изо всех сил способствовал соблюдению прав граждан и законности. ФНС после этого потирает, как Муха-Цокотуха, все свои несколько пар лапок и рассылает письма, толкуя этот же текст: «Так вот же! Есть все основания привлекать к ответственности «налоговых интервентов». И в результате практика катится в разные стороны. Плюс бесконечные инициативы поменять здесь кусочек, отменить там статью… А дальше происходит, как у Райкина: «К пуговицам претензии есть? Нет!». Один в одну сторону пришивает, другой с другой прикручивает — а правоприменение, как вода, везде найдет свое русло и находит там, где может.
Де-факто на фоне так называемой либерализации уголовного права у нас произошло существенное реформирование уголовного законодательства в части экономических составов.
Всё это сделано под эгидой улучшения положения бизнеса. Заложены определенные нормы. Но поскольку они совершенно не были проработаны методически, правоохранительная деятельность, сталкиваясь с напором потерпевших, вынуждена приобретать ещё более искорёженные формы, дабы реагировать оперативно на потребности общества.
Те, кто сегодня спрашивают, как толковать те или иные схемы вроде кондуитных сделок, забывают, что в уголовном праве, к примеру, такие сделки трактуются однозначно: это схема, подтверждающая факт наличия прямого умысла на уклонение от уплаты налогов. История развивается достаточно линейно, потому что уголовное право в силу своего инструментария весьма обязано быть максимально определенным.
Что мы имеем в результате? Государство, ставящее задачу пополнять бюджет, получает крайне низкий процент собираемости налогов, обусловленный как психологией нашего человека, так и экономическими особенностями ведения бизнеса. В результате последние 7-8 лет фискальную функцию частично перекладывают на правоохранительные органы. Банально, эффективность органов следствия определяется количеством средств, возвращённых в бюджет. Прекрасный такой KPI! Разумеется, если все поощрения и продвижение по службе увязываются с этими показателями, они будут стараться изо всех сил, да ещё и понимая, что делают государственно важное дело.
В результате тот инструментарий, который, казалось бы, должен был привести к сокращению преследования по таким делам, приводит к тому, что дел возбуждается больше.
Потому что очень удобно возбудить дело, а потом прекратить его по нереабилитирующим обстоятельствам, склонив обвиняемого к добровольному возмещению вменяемого ущерба. Ведь возмещать ущерб может только виновное лицо, которое признает себя виновным.
Есть прекрасный состав статьи 159 УК РФ: перед нами классическое хищение, например, бюджетных средств, которое предполагает при сумме свыше миллиона рублей особо крупный размер, а это тяжкий состав и возможность применения всяческих мер пресечения. В этой ситуации, конечно, дилемма разрешается не в пользу 199 статьи (уклонение от уплаты налогов). Хотя дела такие тоже есть.
Вопрос разграничения двух составов — ст. 159 и ст. 199 — стоит при получении возврата по налогу. И здесь всё более-менее понятно: если имеет место необоснованное получение каких-то возвратов по налогам, данные действия представляют собой мошенничество, завладение чужими денежными средствами. Денежные средства, поступившие в казну, принадлежат Российской Федерации, и лицо, подающее какие-то ненадлежащие документы, содержащие недостоверные сведения, в целях получения возврата, совершенно разумно считается действующим с мошенническими целями. Перед нами обычное хищение бюджетных денежных средств.
Проблем с разграничением здесь никаких нет, практика устоялась по всем видам налогов, кроме одного — НДС.
Это сегодня вообще самый «горячий» налог. А у правоохранительных органов есть полномочия, которые, мягко выражаясь, чуть шире, чем у налоговой инспекции. Соответственно, вопрос доказывания и фактов, которые этому доказыванию подлежат, различный.
Что не так с НДС? Этот налог имеет очень специфическую систему уплаты. Вопрос, должен ли быть он возвращён в тех или иных обстоятельства, крайне дискуссионный. В результате мы имеем ситуацию, когда возврат может быть признан незаконным как для организации, которая буквально на коленке штамповала печати на те самые возвратные схемы, так и на те случаи, когда речь идет о достаточно сложной технологической цепочке реально действующих компаний, которые каким-то образом пытались найти оптимальную схему работы. Причем оптимальную даже не с точки зрения налогов, а просто исходя из бизнес-процессов. Здесь есть разница.
Например, почему такая сложная схема движения средств в транспортном бизнесе, о котором говорил Сергей Сосновский? Да потому, что за рулем у перевозчика сидит гражданин бывшей братской республики, а ему, как известно, платить достаточно сложно. Как и в строительстве: чего уж говорить, на стройке у нас ни одного швейцарца или немца мы не видим. Значит, где-то должны взяться большие суммы наличных денег.
Но иногда просто технологически нужно иметь в бизнесе много посредников.
Например, в сельском хозяйстве, где буквально недавно налоговая вела жесточайшую чистку, не учитывая, что без посредников сельхозпроизводители и переработчики (то самое, казалось бы, импортозамещение и основа экономики) просто не выживут: им не удастся наладить сбыт своей скоропортящейся продукции широкому кругу ретейлеров, не говоря уже о потребителях.
Ещё есть спорный момент, связанный с тем, что средства от налогоплательщика не сразу попадают в бюджет. После уплаты налога они поступают на транзитный счет, где они ещё не являются средствами бюджета, но уже не подконтрольны налогоплательщику. Когда налоговый период ещё не закончился, бухгалтер ещё рассматривает эти средства как подлежащие расчёту, прикидывает доходы и расходы, и ответ на вопрос, всегда ли сознаёт он общественную опасность своих действий, не очевиден. Нет чёткого понимания: всё, это уже бюджет, табань отсюда. И тогда, если компании реально выстраивают свой экономический механизм таким образом, что в результате получается недоплата налогов, то речь может идти, скорее, о 199 статье УК. Если же компании в чистом виде рисуют липовые сделки, или средства, на которые они посягают, уже поступили в бюджет и расходуются им, речь идет о 159 статье.
Как в случае выявления схемы действует налоговая?
Как только появляется фирма, имеющая признаки однодневки, налоговая движется к той реально существующей компании, которая стоит в начале цепочки.
И, к сожалению, очень часто бывает, что эти компании в действительности не имеют никакого отношения к однодневке. Налоговые инспекторы это понимают, но у них свои задачи, а у нас есть всем хорошо известная форма соучастия, которая называется «организованная группа». Её особенность в том, что все лица, входящие в группу, несут ответственность за все совершенные преступления, если они охватывались в целом их умыслом. А доказывают сегодня часто причастность к организованной группе через устойчивость связей.
Мы учим студентов, что устойчивость должна быть именно криминальных связей, а не в целом. Когда вменяется орггруппа, надо доказывать, что лица систематически участвовали в едином процессе некой противоправной деятельности, а не что они дружат с первого класса. К несчастью, это мало кого занимает на стадии следствия.
Дальше по накатанной: вменили организационную группу, следом появляется сакраментальная фраза «создал схему», и сразу появляется непосредственная возможность оказать воздействие на бенефициара той «белой» компании, если он грешным делом остался в пределах юрисдикции РФ. Естественно, в этой ситуации подталкивать его к возмещению ущерба значительно легче, когда у него в перспективе и отсутствие предпринимательской деятельности, и хищение. «Кресты», хотя и новые, и там даже сантехнику новую поставили, но людям по-прежнему там нравится не очень. Разумеется, в этой ситуации подследственные значительно более сговорчивы.
Взыскание фактически идет с того, кто является самым доступным, то есть реально ведёт деятельность.
К ним, например, к производителям, предъявляются претензии, что у них есть посредники, у чьих контрагентов в третьем-четвёртом колене есть признаки однодневок. Практика здесь амбивалентна: в некоторых случаях действия квалифицируются по 199 статье как уклонение от налогов, в иных — по 159 как мошенничество. Еще раз подчеркну: здесь, на мой взгляд, всё очень просто. Если имеет место реальная хозяйственная деятельность и НДС, 159-я статья просто не может применяться. Перед нами нет признака чужого имущества. Точка. Если же хозяйственной деятельности нет, то имущество заведомо чужое, и те, кто эту схему «рисует», естественно осознают, что никаких прав на средства не имеют. И никаких проблем нет — мошенничество.
