Мораль как "новая нефть"

Имеет ли большое значение, кто именно убил этих людей, если они в любом случае погибли вследствие ведущихся боевых действий и не погибли бы, если бы их не было (даже Мария Захарова, кажется, не дошла до заявлений о том, что жителей Бучи всё равно бы и так убили)? Да, потому что всякий конфликт, в особенности вооруженный, в наш век ведется в первую очередь именно за моральное превосходство, а уже потом за всё остальное, и уж тем более за территорию: любой бойне должен быть обязательно придан освящающий смысл.

Не люди, а мораль — «новая нефть» сейчас; обладающий этим ресурсом политический субъект конвертирует его в свободу действий, а добывается мораль, как бы жестоко это ни прозвучало, эффективнее всего как раз из погибших гражданских. Нужно лишь сделать так, чтобы для тебя его добыл твой враг, хотя это необязательно: инцидент в Буче показал (не впервые, впрочем), что из одних и тех же мертвецов свою собственную мораль могут с успехом добывать одновременно все, кто в этом заинтересован.

В кровавых кадрах с фронта не было недостатка с самого начала спецоперации. Вообще, она стала, возможно, первым по-настоящему медийным подобным конфликтом. До эпохи соцсетей, еще, например, во время американского вторжения в Ирак, о событиях на полях сражений люди узнавали в основном из текстовых сводок, а текст сам по себе создает для эмоции определенные рамки; телекартинка же проходила через этические фильтры редакций, которые даже при ангажированности осознавали какие-то пределы. Однако ситуация менялась. Из Ливии интересующимся зрителям уже доставили кадры ужасной расправы над Муаммаром Каддафи, записи казней и разрушений во время войны в Сирии получали широкое распространение, а происходящее в украинских городах и поселках транслируется практически беспрерывно и безо всякой цензуры, причем уже без всяких непонятных субтитров на арабском.

Парадоксально, что одной из важных претензий консерваторов к «западным ценностям» всегда была распущенность медиа, то есть чернуха и кровь по телевизору. Дисциплина публичного пространства, таким образом, входила в набор ценностей исконных, отстаиваемых в том числе и путем спецоперации. И при этом в telegram-каналах сейчас царит такая чернуха, которая не снилась никакому НТВ эпохи нулевых, однако никто, кажется, не возражает, скорее наоборот.

Всё напоказ, ничто не скрыто: вот собаки, поедающие труп неопознанного солдата, вот мясники, онлайн расстреливающие связанных противников, вот развалины, ошметки тел — всё это доступно 24 часа в сутки безо всяких возрастных ограничений, даже детям. Но мы уже научились пролистывать в ленте новостей даже такие кадры — их слишком много.

Невероятно, насколько быстро психика вырабатывает привычку. Кровавая хроника превратилась в нечто вроде перманентного хоррор-шоу, где даже самые вопиющие эпизоды вызывают у зрителей в первую очередь не отвращение, а долгие естествоиспытательские дискуссии о том, насколько правдоподобно размазана кровь из головы убитого и под каким ракурсом он снят. Спорящие как будто бравируют хладнокровием наподобие Базарова, препарирующего лягушку, или же играют в критиков, ловящих киноляпы.

Возможно, избавиться от этой привычки будет непросто и потом: антимилитаристский пафос, который всегда строился на живописании военных ужасов, уже обесценился, эти ужасы перестали ощущаться таковыми, как нечто недопустимое. Ведь их допустили, а для зрителей ничего страшного не произошло.

Есть такой довольно популярный сюжет в жанре социальной фантастики: в некоем антиутопичном мире будущего жестокие правители устраивают для развлечения (или отвлечения) народа соревнования или игры на выживание, участники которых должны истреблять друг друга различными способами по-настоящему; кадры расправ транслируются на больших и малых экранах и пользуются большой популярностью, возбуждая болельщиков.

По задумке режиссеров, главными отрицательными героями в таких произведениях всегда оказываются правители, но на самом деле самым отталкивающим персонажем выглядит собирающаяся у экрана толпа.