Крепостное право. Россия погружается в мягкий апартеид

Судебный процесс о признании экстремистскими всех структур, связанных с Алексеем Навальным, только начался, а прокурор Москвы Денис Попов уже приостановил своим решением деятельность штабов Навального (организация признана экстремистской, запрещена в России) — их участники, пишет прокурор, размещают в интернете призывы к несогласованным демонстрациям, а это «представляет явную опасность нарушения прав, свобод и законных интересов неопределенного круга лиц, а также интересов Российской Федерации».

Звучит странно, ведь митинги собираются как раз под лозунгами защиты прав и свобод граждан — хотя бы свободы открыто участвовать в выборах. Но сомнений в исходе процесса не предвидится: и фонды, и «штабы», очевидно, будут запрещены в России, им будет запрещено публиковать что-либо и собирать митинги.

В тот же день Министерство юстиции внесло в перечень СМИ-иностранных агентов «Медузу» — популярный среди антилоялистов портал, зарегистрированный в Латвии. В свое время основатели «Медузы» хотели обойти таким образом запрет на владение иностранцами российскими медиа (запрещено не только прямое владение, но и инвестирование), однако государство достало журналистов и за рубежом. Оно у нас вообще очень изобретательное в таких случаях.

Про опасности статуса иноагента рассказал главный редактор портала Иван Колпаков: клеймо, во-первых, отпугивает рекламодателей и партнеров, а во-вторых, упрощает давление на самих журналистов, ведь они тоже становятся иноагентами, а значит, должны отчитываться перед властями обо всех своих доходах и расходах.

Здесь уже не идет речь о копировании американских практик. Телеканал Russia Today в США тоже признан иностранным агентом, но американские власти не заставляют RT размещать конских размеров предупреждение об этом в каждом материале, в чем может убедиться любой, кто зайдет на сайт телеканала.

Российский же закон сконструирован таким образом, что технически позволяет признать иноагентом вообще любую зарубежную редакцию. Да, в нем есть оговорка «в части, касающейся распространения их продукции в Российской Федерации», но что значит «распространение» в отношении интернета? Сеть глобальна, и любой материал, появляющийся в любой ее точке, автоматически распространяется на всю планету. Редакции всего мира должны быть благодарны Роскомнадзору за то, что до сих пор не получили выволочек.

Клеймо было бы, возможно, не так страшно, если бы власти не делали всё для того, чтобы «иностранное» ассоциировалось с «враждебным», а в России так и происходит. Недавно МИД решил и вовсе узаконить эту типологию, объявив о подготовке некого «списка недружественных стран», в который первыми включили, естественно, США. Россияне не смогут работать в посольствах и консульствах этих стран, но это ограничение, понятно, только для зачина — потом в них, возможно, и ездить-то нельзя будет, а если можно, то с подробным отчетом по возвращении.

Списка государств дружественных не предполагается (хотя он получился бы весьма коротким): страны, попавшие в список врагов, не становятся друзьями, весь остальной мир пребывает в некой серой нейтральной зоне, к которой нужно относиться настороженно; оттуда в любой момент можно перебраться во враждебный список.

У государственного недовольства есть свои степени: после «иноагента» (Фонд борьбы с коррупцией* был таковым признан еще в 2019 году) следует «экстремист». Всё дело в семантических смыслах: когда «штабы Навального» объявляют экстремистскими, их предлагается мысленно уравнивать с террористическими организациями, потому что само слово «экстремизм» всегда следует в российских законах через запятую с понятием терроризма. Хотя по существу методы государства в отношении уличной оппозиции тоже можно назвать экстремистскими — в том смысле, что власть не готова здесь даже к мельчайшим компромиссам.

Такие понятия, как иноагент или экстремист, — маркеры, которыми власть помечает тех, с кем нельзя сотрудничать. Сталинские чекисты отправляли врагов народа в лагеря, но ведь куда изощреннее отпускать таких людей, обязав их в каждой анкете, при каждом публичном появлении громко признаваться в своем статусе. Кто бы принял на завод или в учреждение человека с клеймом «японского шпиона»? Ему оставалось бы заниматься только самой черной работой и вечно сносить издевательства.

Дело тут не только в подготовке к выборам, хотя и это тоже важно; по всем действиям власти видно, что к сентябрьским выборам непарламентскую оппозицию не собираются подпускать на пушечный выстрел, и, например, видный оппозиционер Евгений Ройзман (признан иностранным агентом 25 ноября 2022 года) уже объявил, что не намерен выдвигаться за полным отсутствием перспектив. Речь идет, по сути, о построении системы мягкого апартеида по признаку взглядов, в которой меньшинство по воле начальства не имеет права на легальное политическое самовыражение. Ледоколом по этому пути уже идет, указывая дорогу, Александр Лукашенко. Тем, кто официально признан неблагонадежным, остается сотрудничать только друг с другом в замкнутом пространстве — так они сами построят для себя маргинальный концлагерь. Государство, выстраивая свою патриотическую крепость, делит общество на тех, кто морально «внутри», и тех, кто «снаружи», старательно заделывая одну за одной все щели. То, что у граждан еще остается право самостоятельно выбрать, где находиться, полагается достаточным уровнем гуманизма.

* Некоммерческая организация, сначала признанная иностранным агентом, а затем экстремистской организацией, запрещена в России