Когда в какой-нибудь другой стране меняется власть, политизированная часть Рунета немедленно начинает в первую очередь, конечно, шутить, а во вторую — прикидывать, может ли что-то подобное произойти в России. Естественная защитная реакция организма — пытаться сделать страшное смешным.
На победу Владимира Зеленского в украинской президентской гонке, конечно, отреагировали предложениями выдвинуть в президенты России Михаила Галустяна или Ивана Урганта. Ну а почему бы не Ургант? Что он, не сыграет кандидата? Красивый, образованный, трудолюбивый.
Для верности пусть ещё фамилию сменит. Говорят, по соцопросам выходит, что россияне в последнее время сильно полюбили Сталина, вот пусть будет Иван Сталин. Еще лучше Владимир Сталин. Успех гарантирован.
Вот пять лет назад никто почему-то не смеялся. Все боялись «украинских фашистов». А они куда-то делись: 75% набирает Зеленский, 25% Порошенко, а радикалы не заявили о себе даже в первом туре. Им вообще не нашлось места в украинской политической конструкции. А мы ведь почему за Украиной с таким интересом наблюдаем — смотрим варианты. Теперь, когда фашисты ушли, и Зеленский — пример.
Все вокруг подают нам примеры, и все разные: Назарбаев при жизни назначил преемника, а сам остался почётным лидером нации; в Армении Саргсян ушёл в отставку под давлением улицы; Рахмон недавно привозил в Москву сына — говорят, будет ему по наследству пост передавать.
Нас пугают все эти варианты; пугает смена власти как идея. Ещё больше пугает неизбежность того, что рано или поздно на какой-то выбор придется отважиться. Хотя даже Александр Лукашенко заявил на днях, мол, навластвовался. Будет конституцию менять и укреплять демократические институты: выборы и парламент.
«Я, — говорит Лукашенко, — буду самым заинтересованным человеком в том, чтобы было потом хорошо, чтобы, если лично меня касается, в меня палками и камнями не бросали... Это в голове у любого думающего президента, если он решил закончить со своей политической карьерой».
Интересный, конечно, вывод. Нетипичный. Можно сколько угодно крепить вертикаль власти, но если ты хочешь уйти на покой не под свист и насмешки, придётся её перед уходом разрушить. Вся твоя «народная любовь» — созданная искусственно иллюзия.
Дело же не в том, что Зеленский популист. Популист в наше время почти всегда побеждает. Он говорит, что жить вот так, как мы сейчас живём, нельзя. В той стране, о которой мы все с вами, дорогие избиратели, мечтаем, такого бардака твориться не будет. Но бардак всегда отыщется.
Дело в смене концепции. Вот у Порошенко была концепция врага: есть враг, это Владимир Путин, и нужно любой ценой врагу противостоять. А Зеленский, кажется, собирается вести себя так, как будто врага нет. Следовательно, противостоять любой ценой просто не нужно.
Но ведь и у нас в принципе похожая концепция. Нас тоже окружают враги. Нас стараются обидеть и завоевать. И поэтому мы тоже крепим обороноспособность. А что будет, если тоже попробовать сделать вид, что врагов нет?
Каждый глава государства верит, что всё, что он делает, — единственно верное и правильное. Порошенко пять лет думал, что независимая церковь — это важно, что безвизовый режим с Евросоюзом, укрепление армии, война с Россией — это самое важное, что только может быть. А потом оказалось, что для трёх четвертей избирателей это не то что, наверное, совсем не нужно — просто это не главное.
И никто из президентов не знает, что из их наследия превратится в ненужную тыкву, когда на горизонте объявится популист.
В России проходят выборы главы государства. На их организацию страна потратила более 33 млрд рублей. За 3 дня в России и за ее пределами проголосуют более 112 млн человек. Им предстоит выбрать нового президента из четырех кандидатов. Будет ли этот выбор трудным, задумался художник «Нового проспекта».
