Камень Явлинского

Политизированная общественность заволновалась после статьи Григория Явлинского с критикой в адрес Алексея Навального. Большинство почему-то сочло ее чуть ли не предательством, хотя он всего лишь напомнил, что революционная романтика это одно, а практическая политика — немного другое. По законам этой политики Навальный может остаться таким же эпизодом российской политической истории, как и сам Григорий Алексеевич.

Хотя Явлинский ничего нового не сообщил и образа упрямца, отвергающего любые компромиссы, не умалил, за попытку сбить романтический настрой на него крепко обиделись. К такому разговору общественность, судя по всему, готова не была.

Популярный экс-мэр Екатеринбурга Евгений Ройзман (признан иностранным агентом), например, с ходу заявил, что теперь баллотироваться от «Яблока» не будет. Многие «яблочники» публично отмежевались от мнения Явлинского. Псковский депутат Лев Шлосберг (16 июня 2023 года признан иностранным агентом) — самый, наверное, харизматичный на сегодняшний день «яблочник» — в открытом письме дипломатично указал основателю «Яблока» на неправоту: митинги, дескать, привлекают в политику новых людей, а мы вместо того, чтобы протянуть им руку, показываем им недовольную физиономию.

Большинство комментариев в соцсетях сводятся к тому, что Явлинский просто совершил политическое самоубийство, выступив с критикой Алексея Навального в тот момент, когда сам Навальный находится за решеткой и когда все люди доброй воли со схожими взглядами должны объединяться в его защиту. По существу текста возражений, надо заметить, значительно меньше.

Как будто до этого у «Яблока» намечались радужные перспективы на выборах, а вот теперь-то Явлинский всё испортил. Просто-таки воткнул нож в спину уже неизбежной революции.

Вообще, Навальный не вчера стал фактором раскола в партиях. Из того же «Яблока» за его поддержку высадили уже не одного активиста, и в том числе, кстати, краснодарских экологов, которые пытались изучать «дворец Путина» в Геленджике несколько лет назад.

Когда Навального отравили в августе, сам же Явлинский выражал тревогу, призывал к расследованию и возлагал ответственность за его жизнь на Владимира Путина. Депутаты-«яблочники» писали запросы в СКР по этому поводу. Но именно сейчас, когда история с отравлением и последующим приговором сделала из Навального не просто жертву, а оппозиционера номер один (во всяком случае, именно так его сейчас воспринимают в мире), когда до выборов в Госдуму остаются уже месяцы, а протестная активность разгоняется, вопрос отношения к нему делается для остальных российских политиков особенно чувствительным и требует усиления контрастности.

В январе Навальный перешел в новое качество — возможно, будущего претендента на власть (а оппозиционер, заключенный авторитарной властью в тюрьму по очевидно политическим мотивам, начинает так восприниматься автоматически). Это меняет дело, и отношение становится соответствующее. Меньше сантиментов, больше цинизма.

Те же тенденции проявляются и в КПРФ, где Геннадий Зюганов яростно Навального критикует, а многие коммунисты в регионах готовы поддержать. Яркий пример — популярный саратовский депутат-блогер Николай Бондаренко, «восходящая звездочка» компартии. Он открыто принял участие в январских митингах, за что только что получил штраф. Зюганов, несмотря на собственную антинавальнистскую риторику, выступил в его поддержку («мы поднимем всю страну, мы не дадим устроить расправу над нашим талантливым депутатом»), и тут же был одернут из Кремля («риторика достаточно агрессивная, которую нельзя приветствовать»).

Руководство «старых» партий оказалось в сложной ситуации. Рост их популярности зависит именно от таких, как Бондаренко, молодых радикальных политиков. Но в полной мере поддерживать Навального они тоже не могут, и дело тут не только в зависимости от власти. «Сдать» партию какому-то постороннему Навальному — для них, в принципе, то же самое, что «сдать» ее Кремлю. И даже хуже, ведь Кремлю нужны только проценты на выборах, то есть дань, а Навальный претендует на идейное господство — на душу. Признать его моральное старшинство — значит потерять собственную идентичность.

Можно сказать, что эта дряхлая идентичность, остатки которой зачем-то охраняют выжившие из ума старики, уже никому не нужна: имеет значение только освобождение Навального и уход Путина, а потом разберемся. Эта концепция позволяет привлечь к протесту больше народа. Эффект есть: социологи и антропологи, изучающие протест, свидетельствуют, что на митинги действительно выходят не одни только преданные адепты Навального; многие доверяют ему с оговорками, а некоторые даже не доверяют вовсе.

Но для политиков «старой школы» это не так. Партии — это не только ЦК, в регионах немало идейных, для которых Навальный — оппонент, если не вообще никто. Пусть их обвиняют в том, что, участвуя в выборах, они ничего не добиваются, но ведь и организаторы протеста тоже не добились ничего, кроме ужесточений, напоминают они в ответ.

Именно из-за абстрактности протеста традиционные политики опасаются этих митингов. Они подозревают, что участие в них — обман, подпись под чистым листом. Вроде бы ты хотел подписаться только за освобождение политзаключенного и против государственного насилия, а потом окажется, что на листе кто-то написал «Навального в президенты».

Ведь действие Конституции не может прерываться ни на один день, а это значит, что в тот момент, когда Путин выпустит власть, она немедленно должна перейти к кому-то, и этот кто-то должен быть известен более-менее заранее. И только сохранение собственной субъектности, хоть минимальной, дает партиям шанс участвовать в переговорах о структуре власти в постпутинской России.

Если Навальный на свободе был фигурой обсуждаемой, то Навальный в тюрьме уже не подлежит критике. Дискуссию об идеях как бы предлагается отложить до момента выхода Навального на свободу, хотя ее не будет и тогда: из статуса «человека, который сидит», Навальный тут же переберется в столь же недосягаемый статус «человека, который отсидел». Отсидел и тем самым как бы всё уже доказал.

То есть спор об этичности или неэтичности момента для критических заявлений с этой точки зрения не имеет содержания. Критиковать Навального будет нельзя еще долго, а когда окажется можно, будет уже поздно.

В этом смысле Явлинский всего лишь хочет предупредить Навального, что в случае чего полного карт-бланша у него не будет. С его позиции, он как раз наоборот указывает колеблющимся, что делать, если демократические настроения есть, а Навальный не устраивает.

Факт приговора Навальному для политиков «старой школы» — эпизод, может быть, заслуживающий сочувствия, но принципиально ничего к политической картине не добавляющий. Эдуард Лимонов в свое время тоже отсидел, а до этого, в 1990-х, водил за собой многотысячные митинги — и что с того? Когда Лимонов умер, этого почти никто не заметил, а ведь он на пике формы был не менее ярким персонажем, чем Навальный, хотя их истории, безусловно, разные и эпоха немного другая. Демократом Лимонов не был, поэтому Запад его не замечал, да он международного признания и не искал.

В окружении Навального тоже догадываются, что одних митингов недостаточно, иначе не было бы «умного голосования». Это способ участвовать в выборах, не участвуя в них, и даже побеждать (ну, или присваивать победу, это зависит от оптики смотрящего). И кто здесь на ком больше паразитирует, еще вопрос. Но вербовка сторонников на чужих митингах может привести к появлению агентов чужого влияния в своих рядах. Рядовой партсостав может выбирать, где карьерных перспектив больше: в партии у Явлинского или на митингах у Навального.

В общем-то, у парламентских партий нет никаких оснований полагать, что революция затевается в их интересах. Навальный, конечно, обещает всем честные и равные выборы, но нет никаких гарантий, что это не обернется версией сказки о вершках и корешках. Он такой же вождь по натуре, так что если победит, то наверняка обзаведется собственной организацией, куда, естественно, сбегут лучшие кадры, а «старые» партии останутся в том же положении. Эту борьбу «старики» проиграют наверняка; они же часть той системы, что предназначена к сносу, так что Навальный для них опасен. Как потом бороться против того, кому помогал?

Явлинский пытается угадать не завтрашний, а послезавтрашний день. Если игра идет ва-банк и речь ведется уже о том, устоит ли режим Путина в целом, то не так важно, сколько процентов наберут партии. Политический ландшафт всё равно изменится. А не победит Навальный, устоит режим, так и говорить не о чем — митинги останутся митингами, а выборы выборами; выбирать-то избирателю всё равно придется из очень ограниченного ассортимента. Тогда Навальный останется лишь эпизодом российской политической истории, и со временем, как знать, может быть, займет в ней место Явлинского, и через 20 лет новая молодая шпана будет ворчать в адрес деда, который был прикольный, но так ничего и не сделал.