Высказывания Владимира Путина образца начала нулевых годов могли бы сильно удивить то поколение, которое уже выросло при нем. Процесс идеологической трансформации главы государства прошел для зрителей так незаметно и естественно, что сейчас кажется, президент другим быть и не мог.
После прихода к власти в 2000 году Владимир Путин старательно и, кажется, искренне пытался выстраивать образ демократического правителя, творчески развивающего дело Бориса Ельцина. Он много встречался с представителями деловых кругов разных стран и всем им дословно повторял одно и то же: Россия категорически и бесповоротно против передела собственности. «Роль государства — создавать условия для подъема экономики и гарантировать твердые и одинаковые правила для всех, в том числе и для самого государства, обязанного неукоснительно их соблюдать», — твердил он. Вторым принципом, на котором настаивал новый президент, было построение «независимой и эффективной судебной системы».
«Россия никогда не сделает выбор в отношениях с Соединенными Штатами в сторону возобновления каких бы то ни было конфронтационных элементов» (Владимир Путин, 2000).
Главным наследием Ельцина, на которое Путин явно возлагал большие надежды, были теплые отношения с Западом. Россия, обещал он, «никогда не сделает выбор в отношениях с Соединенными Штатами в сторону возобновления каких бы то ни было конфронтационных элементов». Он уже тогда был недоволен планами расширения НАТО в Прибалтику и созданием системы ПРО, но полагал, что это недоразумения, которые легко можно разрешить.
В области внутренней политики Владимир Путин мечтал об устойчивой многопартийной системе. На первый взгляд звучало вдохновляюще: политическая партия, говорил глава государства на съезде движения «Единство», должна формировать власть, только тогда она может стать ее партнером и опорой. В этом читался открытый намек на парламентскую форму правления. Привлекать к управлению он обещал и неправительственные, общественные организации.
«Единая государственная идеология — признак тоталитарного государства. В любой стране, которая претендует на то, чтобы развиваться эффективно, быть конкурентоспособной, должна происходить борьба мнений» (Владимир Путин, 2003).
Через несколько лет выяснится, что многопартийность Путин понимает все же под определенным углом. Он будет радоваться тому, что в стране сформировался весь политический спектр, как бы забывая о том, что представители левого и правого «крыльев» — «Справедливая Россия» и «Правое дело» — были созданы администрацией президента искусственно.
Уже в 2000 году проявляются очертания тех взглядов Путина, которые в итоге стали определяющими. В первую очередь это стремление к укреплению и единству власти. В стране просто необходимо восстановить работающую властную вертикаль, заявляет он; без нее ни федеральный парламент, ни правительство, ни даже президент не могут добиться простых, но абсолютно необходимых вещей.
В этот период Владимир Путин не рассуждает о философии и геополитике. Его задачи сугубо рациональны: преодоление бедности, рост ВВП, модернизация вооруженных сил. Главные приоритеты: диктатура закона и вертикаль власти. Но он быстро приходит к выводу, что совместить заботу о народе и плюрализм мнений невозможно.
«Ценой развития демократических процедур не может быть ни правопорядок, ни столь трудно достигнутая стабильность, ни устойчивое проведение взятого экономического курса» (Владимир Путин, 2004).
Какое-то время Путин колеблется. «Единая государственная идеология — признак тоталитарного государства. В любой стране, которая претендует на то, чтобы развиваться эффективно, быть конкурентоспособной, должна происходить борьба мнений», — учит он студентов Калининградского университета в 2003 году. Но уже через месяц жестко заявляет спикерам региональных парламентов: «Общество, разбитое на мелкие группы по своим узким интересам, не способно сконцентрироваться на реализации крупных национальных проектов... по основным ключевым подходам нам все равно придется договориться, выработать общую позицию, если мы хотим развивать свою собственную страну».
Так же противоречиво он высказывается об отношениях центра и регионов. С одной стороны, декларирует приверженность «подлинному федерализму», с другой — критикует региональных «баронов». «Подавляющее большинство наших регионов экономически несостоятельны. Что делали эти регионы на протяжении 10 лет? Да не платили заработную плату годами, пенсии не выплачивали месяцами, социальные пособия не платили вообще, накопили миллиарды долгов по детским пособиям и так далее — до сих пор не можем расплатиться. Какое другое оперативное решение может быть сегодня, кроме как перераспределение этих ресурсов? Каким образом? Через федеральный центр», — возмущается он во время одной из первых прямых линий в 2002 году.
Очевидно, большое впечатление на Путина произвели выборы в Госдуму 2003 года, по итогам которых в парламент не попала демократическая оппозиция. Судя по благодарностям, в которых рассыпается президент на съезде уже «Единой России», четкое и беспрекословное прохождение законопроектов через Госдуму нравится ему гораздо больше, чем процесс постоянной торговли с фракциями, который он в 2000 году принимал за «базу для политики, основанной на балансе интересов».
Выборы совпали с началом «дела ЮКОСа» — Владимир Путин, следуя ранее объявленным тезисам, решает радикально разобраться с влиянием бизнеса на политику. Фактически именно тогда стало ясно, что Кремль забирает монополию на власть. Решение понималось Путиным скорее как технологическое, ему нужно было, чтобы никто не ставил палки в колеса, но другие сочли это за политический шаг.
Остановиться уже невозможно: после трагедии в Беслане в 2004 году глава государства неожиданно заявляет об отмене губернаторских выборов ради лучшей управляемости. Хотя еще двумя годами ранее утверждал, что «эту станцию мы проехали» и лишить граждан возможности избирать руководителя региона нельзя.
Но именно эти шаги стали поводом для активизации внутреннего сопротивления. Вытолкнутые из парламента, партии и движения начали прибегать к методам уличной борьбы. Им это казалось естественным процессом. Кремлю — нет.
«Год от года в нашем обществе растет значение таких ценностей, как гражданственность и патриотизм, нравственность и ответственность перед нашим народом» (Владимир Путин, 2007).
Показательным маркером перемен во взглядах гаранта Конституции можно назвать его ежегодные выступления в честь Дня России 12 июня. Год за годом Путин напоминает о своей связи с эпохой Ельцина. «В начале 1990-х для России и ее граждан была открыта новая эпоха — эпоха свободного, демократического развития»; «этот выбор в пользу свободного развития, в пользу развития духа и творчества, развития российского народа им же и реализован»; «перемены родились внутри общества, были выстраданы и потому им востребованы» — вот что говорил об этом периоде Владимир Путин вплоть до 2005 года.
Но так называемая «оранжевая революция» в Киеве в 2004 году изменила риторику российского президента. В 2005 году, через два месяца после того, как президентом Украины стал Виктор Ющенко, в послании Федеральному собранию Путин называет крушение Советского Союза «крупнейшей геополитической катастрофой века» и цитирует философа Ивана Ильина. «Ценой развития демократических процедур не может быть ни правопорядок, ни столь трудно достигнутая стабильность, ни устойчивое проведение взятого экономического курса», — делает Путин выбор.
Окончательный перелом наступил, очевидно, в 2006-м. Год начался с «газовых войн» с Украиной. И хотя Владимир Путин неоднократно уверял, что дело здесь в чистой экономике, многие в Европе решили, что все-таки Россия пытается восстановить контроль над Украиной. Почти сразу начались «торговые войны» и с Грузией. Большую роль сыграла и громкая история со «шпионским камнем», послужившая поводом для наступления на НКО: «кукловодов из-за границы» в России быть не должно, решает Путин. В этом же году происходят убийства Александра Литвиненко и Анны Политковской, окончательно испортившие репутацию Путина на Западе, начинаются «Марши несогласных» — в ответ власть оформляет концепцию «суверенной демократии».
«Мы должны всецело поддержать институты, которые являются носителями традиционных ценностей, исторически доказали свою способность передавать их из поколения в поколение» (Владимир Путин, 2012).
С этого момента 1990-е годы становятся для президента «лихими». Общаясь в 2007 году с дорожными рабочими, президент говорит: «Достаточно вспомнить начало 1990-х: обещали одно, а сделали совсем другое. Обещали, что будет благоденствие в течение 2-3 месяцев, получилось всеобщее обнищание, ваучеризация, возникли олигархи, за счет миллионов людей накопившие миллиардные состояния; довели до гражданской войны, поставили вообще страну на грань развала».
Годом ранее он все еще считает важными «фундаментальные права и свободы человека, творческий поиск и идеи гуманизма и просвещения». В 2007-м году никакой демократии и свободы уже нет: «Год от года в нашем обществе растет значение таких ценностей, как гражданственность и патриотизм, нравственность и ответственность перед нашим народом, — объявляет Владимир Путин. — Мы все больше внимания уделяем возрождению науки и культуры, утверждению в обществе морали и духовности».
В начале 2007-го на пресс-конференции один из иностранных журналистов задает Путину острый вопрос, называя отношения России с западными странами «наверное, самые плохими с 1990-го года, может быть, даже с 1985-го». Путин реагирует чрезвычайно резко: «Мы видим недобросовестное отношение к интерпретации происходящих событий. И конечно, это делают недоброжелатели Российской Федерации... Кто пишет об этом, эти люди и есть недоброжелатели. Поэтому, если вы так напишете, значит, вы такой».
«Мы великая нация, и наше будущее зависит только от нас. Только нам решать, что мы можем, на что мы способны и что мы должны делать. Только нам решать, как Россия должна дальше созидать и развиваться» (Владимир Путин, 2013).
В логике противостояния «двух крепостей» Владимир Путин начинает все чаще говорить о величии России. Успехи в экономике этому способствуют, как и триумфальное возвращение в президентское кресло. Последний элемент путинской идеологии, «духовные скрепы», оформился в 2012 году. «Мы должны всецело поддержать институты, которые являются носителями традиционных ценностей, исторически доказали свою способность передавать их из поколения в поколение», — заявил он в очередном послании.
Пафос достигает своего пика в 2013 году: «Мы великая нация, и наше будущее зависит только от нас. Только нам решать, что мы можем, на что мы способны и что мы должны делать. Только нам решать, как Россия должна дальше созидать и развиваться», — вещает он на съезде Общероссийского народного фронта.
«Сегодня в мире все чаще звучит язык ультиматумов и санкций. Само понятие государственного суверенитета размывается. Неугодные режимы, страны, которые проводят независимую политику или просто стоят на пути чьих‑то интересов, дестабилизируются» (Владимир Путин, 2014).
После 2014 года, присоединения Крыма и включения санкций отношения с Западом не просто портятся — фактически рвутся. Президент переходит к риторике открытого противостояния: «Попытки раскачать общественно-политическую ситуацию, ослабить Россию, ударить по уязвимым, проблемным местам, безусловно, предпринимаются и будут предприниматься с тем, прежде всего, чтобы сделать нас более податливыми», — говорит он и называет продвижение НАТО и системы ПРО в Восточной Европе наступательными действиями. А ведь еще 10 лет назад Путин не считал НАТО противником.
В 2016 году он даже предлагает подготовить закон о российской нации — инициатива вызвала много шума, но в итоге была все-таки благополучно свернута.
«Зачем нам такой мир, если там не будет России?» (Владимир Путин, 2018)
Постепенно такой подход привел к самурайской готовности умереть. «Если кем-то принято решение уничтожить Россию, тогда у нас возникает законное право ответить... Да, для человечества это будет глобальная катастрофа. Для мира это будет глобальная катастрофа. Но я все-таки как гражданин России и глава российского государства хочу задаться вопросом: «А зачем нам такой мир, если там не будет России?» — зловеще вопрошает он в фильме «Миропорядок-2018», вышедшем после очередных выборов.
В трансформации путинской идеологии, невзирая на все противоречия, все же прослеживается определенная логика. Он с самого начала обозначил свои приоритеты и, когда вставал перед выбором, всегда последовательно делал его в пользу управленческой эффективности, отсекая все лишнее.
Начав с сознательного игнорирования внутриполитических конкурентов и мешающих ему предпринимателей, глава государства постепенно приходит к идее игнорирования всего мира. Россия — великая нация, провозглашает он, а великая нация имеет право на все, даже на ядерный удар.
Ядерные угрозы — все же планка, выше которой прыгнуть уже вряд ли удастся. Но и признаков потепления не наблюдается. Напротив, Запад продолжает давить на Путина, и первым никто шагов навстречу не сделает. Возможное ухудшение экономической ситуации и угроза социального взрыва могут заставить его снизить градус высказываний, но не заставят его начать доверять Западу и решить, что реальная демократизация станет выходом.
Обозреватель «Делового Петербурга» — специально для «НП».
