Ищем пороки в сделках должника
В последние четыре года количество заявлений об оспаривании сделок должника, подаваемых в рамках дел о несостоятельности, растет темпами, опережающими статистику подачи самих заявлений о банкротстве. Если в 2015 году суды всей страны рассмотрели всего 15 тыс. таких заявлений, то в 2018 году — почти 35 тыс. То есть, прирост составил 120% — тогда как самих процедур стало больше на 90% (95 тыс. в 2018 году против 50 тыс. в 2015-м). Таким образом, мы отчетливо видим, как участники рынка распробовали этот механизм: он стал отличным подспорьем для кредиторов, застающих на месте еще недавно процветавшей компании-должника одни развалины и пепелище.
Рассмотрим основные элементы этого оспаривания, устоявшиеся в последней судебной практике. Буквально в сентябре 2019 года экономическая коллегия Верховного суда изучила кейс, в котором должник-физлицо, совладелец московского банка «Приоритет», незадолго до своего личного банкротства поручился перед этим банком за одного из его заемщиков-физлиц по кредиту на 80 млн рублей. Суды трех инстанций по ходатайству финансового управляющего признали сделку недействительной: мол, не было встречного предоставления и так далее. Но Верховный суд поставил вопрос иначе: при изучении договора поручительства (и иного обеспечения, например, залога) следует изучать мотивы его заключения, а не искать встречное предоставление (ведь поручительство может быть безвозмездным и никакого предоставления и не требует). Другое дело мотив: если оно выдано за аффилированное лицо (члена семьи или бизнес-партнера), или у должника был иной, не связанный с аффилированностью интерес в выдаче такого обеспечения, или если основной заемщик является номинальным, а реальным получаетелем денег является должник — во всех этих случаях сделки могут быть признаны недействительными.
Чуть ранее, в августе текущего года, экономколлегия ВС задалась вопросом разумности поведения должника: если сделка невыгодная для него, если она ведет к расточительству конкурсной массы, то ее можно признать подозрительной. И наоборот, если доказать, что любой разумный участник рынка с удовольствием бы заключил бы подобную сделку на таких условиях, то в ее оспаривании будет отказано. Причем, помимо суммы сделки следует учитывать и характер взаимоотношений должника с контрагентом: если эти отношения в целом не рыночные, это может быть истолковано как еще одно доказательство подозрительности сделки.
Еще ранее, в июне 2019 года, Верховный суд рассмотрел спор за квартиру, которую один из кредиторов банкрота-физлица оставил за собой по мировому соглашению. Причем, мировое было заключено до банкротства, а исполнено (зарегистрирован переход права собственности) уже в ходе процедуры. Все три инстанции суда отказали в оспаривании этой сделки, так как решили, что исполнение мирового соглашения нельзя признать недействительным без оспаривания самого мирового. Но экономколлегия ВС определила, что исполнение мирового тоже может привести к преимущественному удовлетворению требований контрагента должника перед другими его кредиторами. А значит, его тоже можно рассматривать как подозрительную сделку.
В мае 2019 года внимание Верховного суда привлек спор вокруг договора цессии, по которому кредитор переуступил свое право требования к банкроту за оказанные услуги на 24 млн рублей. Закавыка состояла в том, что цедент (первоначальный кредитор) после этого ликвидировался. А по общему правилу при ликвидации одной из сторон сделки спор о признании этой сделки недействительной не может быть рассмотрен судом, и дело подлежит прекращению. На этом основании суды отказывали кредиторам, которые усомнились в реальности оказанных должнику услуг. Однако, решили судьи ВС, ликвидация цедента не должна противопоставляться интересам независимых кредиторов в процедуре банкротства: в качестве ответчика в таком случае должен быть привлечен цессионарий (приобретатель прав по сделке).
Еще ранее, в марте 2019 года, Верховный суд разъяснил еще одну проблему. Дело в том, что сделки можно оспаривать по специальным основаниям, предусмотренным законом о банкротстве (как подозрительные), а можно по статье 10 ГК РФ «злоупотребление правом». Разница в том, что по ГК срок исковой давности 3 года, а по закону о банкротстве - год. Так вот, ВС пресек поползновения ретивых кредиторов, которые норовили оспаривать все подряд по ГК, чтобы срок давности был больше. Как разъяснила экономколлегия, по статье 10 ГК РФ можно оспаривать сделки, только если в них очевидны злоупотребления: участие в операциях по неправомерному выводу активов, договоренности между должником и кредитором и их реализация, платежи без каких-либо оснований, отчуждение участков по явно заниженной цене, которая не могла у добросовестного участника рынка не породить сомнений в правомерности отчуждения.
В целом можно сделать вывод, что при стремительном росте числа споров об оспаривании сделок в банкротствах одновременно снижается шаблонность рассмотрения таких дел: судебная практика динамично меняется в сторону тщательного рассмотрения каждого спора и каждой ситуации.
