Формы неприличия
Фото: Дмитрий Лебедев / Коммерсантъ
Критиковать власть в России становится всё сложнее. Конечно, власть у нас такая, что критиковать-то ее и не за что — повезло нам с властью, прямо скажем, так, как ни одной другой стране в мире, но всё еще находятся чем-то недовольные отщепенцы, и вот для них, непонятливых, принимаются новые меры.
Верховный суд РФ, к примеру, разъяснил накануне, что публичные высказывания в интернете, унижающие честь и достоинство представителя власти, являются преступлением и подпадают под статью УК РФ об оскорблении власти. Статья 317 предусматривает такие наказания, как штраф до 40 тыс. рублей или исправительные работы сроком до года.
Формулировка в постановлении пленума Верховного суда, правда, неоднозначная какая-то: каре подлежит преступление, совершенное «в связи с исполнением потерпевшим своих должностных обязанностей, выраженном в неприличной форме». Непонятно, то ли это словесное унижение должно носить неприличную форму, то ли в неприличной форме выражается исполнение должностных обязанностей объектом поношения, за что, собственно, его и критикуют.
Но главное — это указание на то, что ругательства или унижающие сведения в интернете тоже относятся к оскорблению. И теперь следить за языком в комментариях придется, по-видимому, тщательнее. Непонятно ведь, какое ругательство может быть сочтено неприличным. Вот, скажем, если руководитель крупной частной военной компании говорит про губернатора некого города, что он, губернатор, «засранец и абсолютно бесполезен для этого города», это повод для статьи или нет? А некоторые стареющие рок-звезды так еще и не то себе позволяют.
Несколько лет назад в России уже приняли закон об оскорблении власти, который запретил в неприличной форме оскорблять «государство, государственные символы, Конституцию или органы государственной власти». Против активно выступали правозащитники и журналисты, и Минкомсвязи, кстати, тоже инициативу не поддержал: в министерстве заявили, что государственные органы «не сахарные» и должны спокойно выслушивать критику своей работы, но закон всё равно приняли. Ну, а теперь, естественно, «сахарными» оказались и отдельные чиновники. Они же и есть государство.
Впрочем, по нынешним временам это уже штрих малозначительный. Уже и скандала-то никакого нет. Разве что где-то в глубине памяти расплывчато мерцает Дмитрий Медведев, рассуждающий о пользе критики политиков, демонстрирующих «хамство и чванство». Но это было давно, уже и Медведеву совсем другие вещи интересны.
Государство стремится к новым вершинам, и вот депутаты Госдумы принимают закон о пожизненном заключении за госизмену, то есть за шпионаж, выдачу гостайны или оказание помощи иностранному государству, международной либо иностранной организации в деятельности, направленной против безопасности РФ. До сих пор за это полагалось 20 лет максимум. Тоже, конечно, немало, но все-таки срок ограниченный.
Новость, безусловно, рифмуется с вынесенным в те же дни приговором публицисту Владимиру Кара-Мурзе: он получил по трем обвинениям 25 лет лишения свободы, из которых 18 как раз за госизмену. Срок такой, что назвать его везением язык не поворачивается, однако еще немного, и Кара-Мурза, кажется, имел бы все шансы отправиться на пожизненное.
Подробности дела толком неизвестны: такого рода расследования носят закрытый для общественности характер. Кара-Мурза был давним последовательным критиком Кремля и явным сторонником Украины в текущем конфликте; другое обвинение, в дискредитации ВС РФ, ему предъявили за выступление в парламенте штата Аризона, где он рассказывал о якобы преступлениях российской армии под Киевом. Возможно, в этом заключалась и госизмена, а, возможно, таковой посчитали просто всю оппозиционную деятельность Кара-Мурзы в целом.
А в прошлом году 22 года за госизмену получил журналист Иван Сафронов. Но здесь хотя бы сообщалось о том, что его обвинили в передаче сведений военно-технического характера чешским спецслужбам, что им, разумеется, отрицалось. С точки зрения Сафронова, он просто писал статьи, пусть и для зарубежного заказчика.
Количество дел о госизмене в последние годы растет, но такие большие сроки всё же встречаются нечасто. «Двадцатку» получает даже не каждый ученый, которого обвинили в передаче за рубеж военных технологий, и даже за планирование диверсий порой дают меньше, не говоря уже об убийствах или большинстве коррупционных преступлений. Пожизненное заключение тоже применяется далеко не ко всем. Такую меру получают, например, «школьные стрелки», как только что Ильназ Галявиев, застреливший несколько человек в казанской гимназии, или убийцы детей с особым зверством, в общем, обвиняемые в по-настоящему резонансных преступлениях. Пожизненное получили в декабре экс-сенатор Рауф Арашуков и его отец по уголовному делу о двух убийствах и создании ОПГ.
Кара-Мурза не убивал, не стрелял и не создавал ОПГ. То, о чем он говорил, до этого тиражировалось в множестве СМИ, и вряд ли его мнение что-то добавило к оценкам американских политиков и каким-то образом принесло пользу «недружественным странам». То есть в чём тут «помощь», не до конца ясно. Еще несколько лет назад то, чем он занимался, вполне укладывалось в рамки политической деятельности, хотя бы и оппозиционной. Судья Сергей Подопригоров, который выносил ему приговор, сам числится в санкционном «списке Магнитского», который лоббировал Кара-Мурза, и, возможно, он произносил слова вердикта не без некоторого удовлетворения, но, кажется, итог был бы тем же с любым судьей.
Просто сейчас эти рамки значительно сужены, и всё, что находится вне их, легко может быть приравнено к измене «в неприличной форме». Фактически определяющим признаком для этого являются контакты с иностранцами, от которых, по последним данным, в принципе не может исходить ничего, кроме угроз. Пределы, за которыми начинается измена, по-прежнему находятся на усмотрении спецслужб, а критика спецоперации приравнена по значимости к преступлениям самых отпетых маньяков.
Этот путь пройден впечатляюще быстро. Область политического стала для государства максимально важной — настолько, что отношения человека с властью и его представителями, то есть с государством, становятся для него важнее отношений людей между собой. Почти никакие преступления, за исключением самых страшных, не возбуждают власть так, как открытое неповиновение.