Болевой порог. Почему россияне не верят в ковид

Статистика говорит о том, что количество заболеваний COVID-19 растет, в Петербурге в частности. Что еще хуже, растет и количество смертельных исходов. Но россияне по-прежнему хранят равнодушие — их слишком долго тренировали для принесения массовых жертв, чтобы они теперь задумывались о ценности собственной жизни.

Второй волны коронавируса, кажется, избежать не получится. Она ходит вокруг, стучится, заглядывает в окна. Вот уже 18 депутатов Госдумы на больничных койках — один скончался. В Петербурге на карантин закрыли 37 школьных классов — еще неделю назад было 14. В Москве власти продлили каникулы, вернули удаленный режим работы и ограничения для пожилых — значит, скоро жди и у нас. Количество случаев заболевания растет и растет. В больницах снова дефицит коек.

Роспотребнадзор успокаивает: рост-то не скачкообразный, а постепенный. Ну, если постепенный, тогда, конечно, другое дело. Настораживает другое. Количество новых заболеваний стало расти в сентябре на самом деле почти везде. Но далеко не везде при этом растут и темпы смертей от COVID-19. А в России, к сожалению, растут и они. Смертей в день у нас уже в десяток раз больше, чем даже в Италии, весной просто захлебывавшейся от вируса, не говоря уже о Франции или Германии, хотя пока меньше, чем в США или Индии.

Власти пытаются держать оборону, но со слегка расширившимися глазами. Владимир Путин снова обращается к россиянам: риски, дорогие друзья, сохраняются, говорит. Нельзя расслабляться, нельзя терять бдительность. А несколькими днями ранее в разговоре с новыми губернаторами предупредил: «Очень бы не хотелось опять возвращаться к тем ограничительным мерам, которые мы вводили весной этого года» (ну, Сергей Собянин уже, можно сказать, вернулся).

А то, сказал президент, у нас-то ситуация получше, а посмотрите, как в других странах — опять ограничения вводят. Тут, конечно, можно было бы задуматься, не оттого ли там, например, люди меньше умирают, что ограничения вводятся, но Кремль, видимо, предпочитает мыслить в русле обратной логики, то есть по следствию определяет причину. Раз у нас нет ограничений, значит, все хорошо, а если их ввести, то это и будет значить, что всё плохо.

Конечно, нежелание Путина можно понять. И даже не только потому, что карантин весной обходился экономике, по оценкам разных экспертов, в 1,5–2% ВВП в месяц, бизнесу и бюджету — в триллионы рублей, а обществу — в увеличение количества бедных на 1,8 млн человек, и есть вероятность, что второй раунд карантина мы сможем пережить только ценой очень больших потерь, причем, что самое обидное, без гарантии успеха, но еще и потому, что будут поставлены под серьезное сомнение способности самого президента, который не уберег страну, если вообще не обманул. Это пострашнее любых трат.

Вслед за Путиным и Собяниным высказался и губернатор Петербурга Александр Беглов, с одной стороны сообщивший, что никаких ограничений Смольный не планирует, а с другой — тоже порекомендовавший предприятиям вернуться к удаленке. У Беглова, понятное дело, свободы маневра нет никакой, он может действовать только в кильватере Москвы, но все-таки получается странно, ведь большинство карантинных мер Смольный отменил буквально только что. И теперь выходит, будто одной рукой власть все разрешает, а другой — отчаянно показывает жестами, что вообще-то ситуация на грани. Беглов одновременно объясняет рост заболеваемости тем, что петербуржцы вернулись из отпусков, и обещает сейчас «делать акцент на внутреннем туризме». Видимо, чтобы те, кто не успел никого заразить, получили второй шанс.

Похоже, что в ближайшей перспективе нам всем придется жить в иллюзорном пространстве, где пандемия одновременно и есть, и ее нет — в зависимости от того, с какой стороны смотреть. Торговые центры и спортзалы будут работать, а люди продолжать болеть и умирать.

Горожане, судя по всему, не возражают. Они готовы равнодушно принимать вообще всё. На улицах человека в маске практически не встретить, в транспорте тоже. В магазинах еще попадаются. Но охранники на входе хоть и напоминают, но почти нигде не настаивают. Отбывают номер для галочки, только чтобы не оштрафовали. Но даже сознательным гражданам не удается остаться в пределах социальной дистанции в очередях и на остановках.

Парадоксально, но в момент, когда интересы власти и народа в кой-то веки вроде бы совпали (болеют-то все же не чиновники, а рядовые обыватели, им, по идее, нужно реально соблюдать рекомендации, а не только для того, чтобы от них отстали), единения не наблюдается.

Возможно, дело здесь в сильно пониженном после бурного XX века болевом пороге: нам, пережившим столько войн, революций и разрухи, кажется, что если трупы на улицах не валяются, так уже и нормально. Или же в эсхатологическом менталитете, который подсказывает, что вообще незачем заморачиваться с такой ерундой, как вирусы, если в конце все равно ничего кроме ядерного удара с гарантированной отправкой в рай не светит. Какая разница, что именно тебя убьет.

Но еще дело может быть в том, что человеческая жизнь — отдельно взятая обычная жизнь любого, даже самого незнаменитого обывателя — в России так и не стала ценностью. Даже для самих людей. Власть мыслила эпохами, континентами и цивилизациями, вечно готовясь к воображаемой войне сверхдержав (что подразумевает, конечно, ежеминутную готовность к огромным массовым жертвам), и приучила к этому россиян, которые даже собственное здоровье в таком масштабе и таком режиме разглядеть уже не способны. И даже претензий к власти, как в других страдающих странах, не предъявляют, относясь к ней не то что с недоверием, а с полнейшим безразличием и апатией.

Верхи уже не могут заставить всех соблюдать режим, а низы не хотят. Впрочем, верхи тоже не хотят. Если выхода из замкнутого круга не видно, проще приспособиться и незаметно подать ситуацию как новую реальность, окуклиться и ждать, куда кривая вывезет. Свои привыкнут быстро — сработают старые рефлексы, а европейцы, которых российская статистика откровенно пугает, еще долго будут относиться к россиянам настороженно, держа границы закрытыми. Жить по собственным правилам, пугая соседей не ракетами, так хотя бы кашлем (какая разница, чем пугать) — разве не этого хотелось бы властям? Для них так даже лучше: у логики «осажденной крепости» наконец-то появилось формальное обоснование.

Фото: Ирина Бужор / КоммерсантЪ