Павел Крисевич: «Цель у нас одна — прекрасная Россия будущего»

Не зарастает народная тропа акционизма в России, который претендует на статус политического. Pussy Riot, Павленский, а теперь и петербуржец Павел Крисевич, «распявший» себя у здания ФСБ на Лубянке. Выйдя на свободу после 15 суток изолятора временного содержания за последний акционистский акт, когда молодой человек оказался на распятии над горящими папками с названиями громких политических процессов современной России, 20-летний акционист рассказал «Новому проспекту», почему Pussy Riot — попса, что Павленский и правда «поехал кукушечкой», в чем корни желаний высказываться на грани фола и какие плюсы помимо минусов дарит уголовное преследование за акционизм. Денег акционизм не приносит, но карьеру сделать помогает, уверен триумфатор телепроекта «Умники и умницы», который снова рискует покинуть вуз из-за своих политических взглядов. 

— Нет, первый раз я сидел пять суток за акцию на Троицком мосту (19 августа 2020 года Крисевич «повесился» над Невой с помощью троса, привязанного к мосту, таким образом он выражал солидарность с фигурантами резонансных уголовных дел «Сети» (запрещена в РФ), «Нового величия» и др. — Прим. «НП»). Сидел в ИВС на Захарьевской в Петербурге.

Теперь по времени втрое больше и в Москве. Где понравилось больше?

— Да всё одно и то же, просто чуть подольше. В Москве было в чём-то хуже, в чём-то лучше. На Захарьевской камеры на двух человек, а в Москве на четверых были. Кормят на Захарьевской лучше, но не дают телефон, а в Москве каждый день давали на 15 минут твой телефон с интернетом. Успевал пописать в соцсетях, новости посмотреть. На Захарьевской же в Петербурге я был в полной изоляции — цифровой детокс. Что понравилось? Соседи. А не понравилось то, что происходит снаружи. Дзюба и вся эта движуха в новостях. А сидел я с организатором «Русского марша», с организатором паблика «Протестный МГУ» Дмитрием Ивановым. Было ещё много смешных личностей. Был бандит, который 17 лет отсидел, был человек, который украл костюм спортивный из магазина, был дед, который 29-й раз уже на административном аресте.

Есть ещё ветераны среди рецидивистов, не только молодёжь?

— К дедушке домой приходит участковый и говорит: «Дед Игорь, надо протокол подписать, я его забыл, пойдём в отдел». Приводят деда в отдел, там уже двое понятых. И ему говорят: «Утро только началось, а он уже на детской площадке бухает». И всё — дед Игорь снова на 15 суток заперт. Видимо, такой способ решения проблем со статистикой.

Фото: instagram.com

Тебе не кажется, что твой перформанс с распятием проигрывает тому, что ранее сделал на Лубянке Пётр Павленский (в 2015 году акционист поджёг центральную дверь в здании ФСБ на Лубянской площади, был оштрафован по уголовному делу о вандализме, штраф не выплатил. — Прим. «НП»)?

— Это две разные художественные проекции. И у меня было посложнее. Я тоже мог бы поджечь что-нибудь государственное, получить за это уголовку. Мне кажется, что если бы у Павленского не было уголовной составляющей, никто бы на это внимания не обратил. Человек становится знаменитым, когда на него заводят уголовку.

То есть ты не осознаешь, что степень риска, когда ты поджигаешь дверь офиса ФСБ и когда ты жжёшь бумагу в нескольких сотнях метров оттуда на тротуаре, разнится в разы?

— А донести это чёртово распятие? Установить, разлить, поджечь. Я могу, в свою очередь, сказать, что Павленский тоже не вешался на Троицком мосту.

Но арт-группа «Война» сделала с Литейным мостом такое, что твоя акция не смогла точно переплюнуть, когда они изобразили гигантский фаллос, который встал перед окнами Большого дома. Такое бывает раз в сто лет.

— Да, это бывает раз в сто лет. Когда ты продумываешь акции, повторяться не хочется, но знакомишься с тем, что было. Я не сделаю точно так же, как Павленский или «Война». Повторяться незачем. Но даже если какие-то детали совпадают, будет совершенно другое, чего ранее не делали. И смысл будет заложен иной, в соответствии с текущей повесткой.

Откуда у тебя распятие?

— Обычный брус из «Леруа Мерлен». Сам сделал, сплотничал. В армии же я служил — навыки есть. И крест не православный. Это была копия римского распятия для казни, именно его я и символизировал. Инструмент, который стали использовать после бунта Спартака.

«Фонд славянской письменности и культуры» написал обращения в МВД и Бастрыкину в СК с призывом привлечь тебя и твоих коллег к уголовной ответственности за оскорбление чувств верующих. Что ты можешь ответить обиженным верующим?

— Что я тоже христианин. Я лютеранин. Но лично мне никто из обиженных не написал. Судя по тем новостям и жалобам, которые появились после акции, видно, что просто по определённым организациям прошёл сотрудник одной известной службы. Жалобы написаны на том же канцелярском языке, что и протокол в полиции, — не отличить. Силовой заказ, который пока дальше не пошёл. Пока не захотели, видимо. 

То есть ты не веришь в бескорыстный энтузиазм радетелей за веру? Непременно видишь куратора?

— Если бы был энтузиазм, меня бы уже зелёнкой облили или закидали фекалиями. Если бы были истовые православные у нас, был бы конфликт. А так вышло от двух организаций несколько воззваний, и дальше все забили ***.

А что страшнее: когда тебя уносят крепкие руки полицейских и не очень понятно, что тебя ждёт дальше на их территории, или риск случайного объяснения с патриотами и традиционалистами в подворотне?

— И на то, и на то по ***. Вообще всё равно. Я просто знаю, что у нас в России ничего дальше не будет. Вот если бы я наехал на другую религию, то я бы уже извинялся на камеру. Я не использовал ни одного православного образа в своей акции. 

Несколько лет назад ты участвовал в известной программе «Умники и умницы», выходящей на Первом канале. Как ты туда попал?

— Случайно. В Петербурге был отбор школьников, я выиграл региональный этап. Мне сказали, что я поеду в Москву сниматься в программе. Приехал и выиграл. Всё! (Смеётся.) И так поступил в МГИМО. Годик там проучился, забрал документы.


Фото: school56.org

Почему?

— «Умники и умницы» была олимпиада в большей степени историческая, а в МГИМО все направления международные. А знание языков у меня нулевое. Я и не думал вообще, что у меня есть предпосылки к такой движухе. Я посидел, подумал, чего хочу. Забрал документы, пошёл в армию.


Фото: instagram.com

А зачем идти в армию из МГИМО?

— Я просто захотел попробовать что-то новое. Результаты олимпиады той всё равно действительны четыре года. Четыре года можно летом перепоступать при желании. Я сейчас в РУДН как раз так и поступил.

За год службы ты успел написать сразу два романа. Где так свободно служится?

— Если бы у меня была стандартная классическая служба, я бы вообще ничего не сделал. Полгода отслужил обычно, а потом как-то так срослось, я оказался в бригадной спортивной роте, стал помощником начальника физической подготовки. Проводил соревнования, зарядки, делал документы. Когда я всю обязательную работу делал, мог писать: в обеденный перерыв, перед сном фигачил от руки. А сначала я был заряжающим на самоходной артиллерийской гаубице 152-миллиметровой, потом механиком-водителем на этой гаубице. Такая движуха. 

Артиллерист стал писарем?

— Да. В армии так всегда — не знаешь, что дальше будет. Главное не ныть. Служить. Будь что будет. 

Много там тебе попалось склонных к акционизму, близких тебе в этом смысле?

— Там всем было просто по ***. Срочники хотят поскорее отслужить, а контрактники просто хотели зарплату поскорее. Кто-то из сослуживцев уже уехал за границу, кто-то дальше служит. Самые адекватные люди были на спортивной кафедре. Но обсуждение там — быт армии, и всё. Не до акционизма. Даже в зародыше нет. Да и протестных настроений нет. На уровне кухонных разговоров.

Фото: instagram.com

Как же тебе удалось там ничего не изобразить? Тяжело ведь сидеть без дела.

— Я просто смирился с армейским бытом, прожил год.

Если в армии не было общих интересов, то пока ты сидел в изоляторе в Москве, наверное, интересно пообщался с другой активной молодёжью? Что у вас общего? Например, у левака и организатора ультраправого марша?

— Цели у нас одни — прекрасная Россия будущего.

Да, но в прекрасной России будущего вы же друг дружку перебьёте…

— Вот сначала достигнем прекрасной России будущего, а уже потом будем перебивать друг друга. Пока цели общие.

Конкретно тебе законы могут помешать. Сколько у тебя уже административных протоколов за полгода?

— Надо считать… Одних нарушений самоизоляции у меня там штук пять, но ни одно постановление в силу не вступило — сгорели за два месяца. Штук 10–11 других, где-то так.

Ты учитываешь нормы так называемой дадинской статьи (статьей 212.1 УК РФ в 2014 году введена уголовная ответственность за неоднократное административное нарушение на массовой акции, наказание — до 5 лет лишения свободы. — Прим. «НП»)? Уголовная ответственность пугает?

— Для этого надо получить трижды наказание по статье КоАП 20.2 («Нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования», предусматривает штрафы и административные аресты. — Прим. «НП»). У меня всего один раз за полгода был такой протокол — за акцию у Люблинского суда. Решение вступило в силу… 


Фото: instagram.com

Короче, в этом смысле я ничем не рискую.

Когда риск появится, будешь корректировать поведение?

— Конечно. Никому не хочется уголовки просто так.

Соответственно, сесть в тюрьму — это уже тот опыт, который не интересен?

— Естественно, что в данный момент нет. Хочется больше деятельности, хочется сделать больше. Пока мне недостаточно того, что существует вокруг меня из того, на что я свои творческие силы потратил, куда вложил.

Тебе твой акционизм позволяет не зависеть от родительского очага, приносит доход, ночлег, еду?

— Нет. Только когда я поступил в университет, у меня была повышенная стипендия, я мог не зависеть. Летом я был после армии. Решил всё-таки поступать. Денег у родителей много не просил — на еду и на проезд. Как монетизировать акционизм, я не знаю. На штраф попросить денег — люди присылают. Будет аукцион благотворительный в поддержку политзеков. Прибыль потом придёт как мне, так и политзекам. Как Егор Жуков, которому накидали донатов много. Но он чуть не угодил в тюрьму. Возможно, когда я всех достану в информационном плане, убудет и доход. Но, по крайней мере, есть друзья, у которых можно занимать без срока. Есть вписки дружеские при случае.

Как ты меряешь успешность своей творческой самореализации? Количеством лайков, репостов и интервью?

— Скорее тем, насколько сильно всколыхнуло общество и привлекло внимание к проблеме. Когда я вешался на мосту, это обсуждали два дня. Пообсуждали ещё день и забили на уровне Петербурга. А теперь, спустя несколько недель, вспоминают. Не главное, чтобы люди видели там моё имя. Главное, чтобы люди видели, что это делается в поддержку фигурантов политических дел, чтобы люди обращались через поисковики к информации по сфабрикованным делам.


Фото: instagram.com

Ты не согласен, что у государства есть монополия на насилие?
— Я считаю, что органа управления в виде государства вообще быть не должно. Тут начинаются мои анархистские крайности. Никто не имеет права на насилие в отношении человека. Если свобода человека заканчивается там, где начинается свобода другого человека, тогда какое может быть насилие вообще?

Государственное, чтобы контролировать общий порядок.

— Общество может саморегулироваться. Общественные суды.

Ты веришь, что попытки жить по этим принципам не приведут к неконтролируемым последствиям?

— Тут сейчас может какой-нибудь спор начаться… Я считаю, что России нужен более серьёзный анархистский опыт, эксперимент. Было же Гуляй-Поле того же Махно, или сейчас в Мексике в штате Чьяпас коммуны сапатистов — множество есть опытов таких. Россия может спокойно достигнуть стадии анархии. Всё равно же перед этим — уменьшение роли государства. Может быть, мы дойдём до уровня развития, когда государство будет существовать по минимуму, как надзорный орган, не репрессивный регулятор — в этом весь смысл.

Ты веришь, что в России это возможно? Что новый эксперимент не приведёт к повтору гражданской войны, как сто лет назад?

— Гражданская война становится реальной, когда власть не готова отдавать. 

Раз уж мы говорим про насилие. У тебя есть личная история насилия?

— Если не от меня, а в мою сторону, то, не считая драк во дворе между «антифой» и, соответственно, «фой» (улыбается), всяких школьных задираний, когда все были мелкие, ничего такого и не было. Ну, ещё домашнее насилие — отчима над матерью. Это и меня задевало. Я выступаю против домашнего насилия. И всего такого.

Как мы теперь знаем, недавняя звезда русского акционизма Пётр Павленский оказался человеком, который способен бить женщину, человека, который ему предан. Бил, пока им все восхищались. О чём тебе говорит эта история?


— Она мне говорит только о том, что Павленский *******. Только об этом говорит. Человек просто поехал кукухой. У него же образование творческое. Едет на идеалистических позициях. А мне всего двадцать лет, я не успел ничего такого наделать на горячую голову. У меня холодный расчёт. Мне приходится ******** и с государством, и с общественным мнением. За каждым своим действием слежу. Всё пытаюсь превратить в творческий процесс.

То есть ты дальше становишься менее радикальным. Ближе к условному стрит-арт-художнику Паше Касу, который предпочитает нелобовые высказывания на острые темы?

— Если честно, я сам не знаю, в какую сторону я двигаюсь. У меня всё идёт довольно схематично. У меня может в голову ударить клеевая идея. В воображении срастётся, как это должно быть, — начну реализовывать.

Насколько актуален для нынешних подростков твой детский опыт в делении детей на фашистов и не фашистов?

— В провинции это всё ещё норма до сих пор. До сих пор дерутся. А в Питере и Москве все выросли. Всем просто по ***. Школьники теперь все рэп слушают. Соберутся во дворе и рэп-баттлы устраивают.

Ловят же постоянно каких-то молодых фашистов, которые кого-то бьют толпой…

— Вот мы недавно сидели в спецприёмнике, слушали там новости на «Эхе мацы», то есть на «Эхе Москвы», и там была новость, что какая-то новая националистическая группировка объявила какую-то зачистку в городе, чтобы убивать дворников. Мы все, кто сидели там, были просто в ****! Совсем с ума сошли! Скорее всего, это люди, которые остались в стороне от развития.

То есть, несмотря на жажду анархистского эксперимента по типу экспериментов в Мексике, убивать людей для тебя неприемлемо?

— Убивать людей нельзя, да. 

— Так идея равенства и справедливости в этом смысле весьма активны!

— Убийство оправдано только в рамках самообороны, на мой взгляд.

«Приказ по армии искусств» в твоём исполнении. Тут база натуральная — Маяковского или уже более поздняя? У того же Лёхи Никонова из известной питерской группы «ПТВП» в раннем творчестве была эта цитата в песне «Глаза ментов».

— Я Никонова не очень слушаю… Реакции тех, к кому я обращался, нет. Ноль. Все забили.

А значит, твоя акция не достигла цели?

— Может быть, кто-то и сидит сейчас в подвале, что-то планирует. И если бы кто-то сделал что-то новое, было бы клёво. Тишина полнейшая в плане акционизма. Ничего не происходит в России. В этом году только я и Pussy Riot. Было бы больше творческих инцидентов, родилась бы нормальная акционистская тусовка. Москве вообще не доверяю. В Питере только с политическими организациями общаюсь. Вообще, важно хотеть, и всё придёт. В июне, когда я приковывался к суду, меня никто не знал (приковался к забору около здания суда в момент вынесения приговора фигурантам дела «Сети» (запрещённая в РФ организация) в Петербурге, был оштрафован. — Прим. «НП»), а после акции с мостом все говорят: «Второй Павленский! Второй Павленский!» Я это вообще не одобряю.


Фото: instagram.com
Так это же то, что тебе нужно, как ты сам сказал. Помогает быть заметным, усиливает резонанс. 

— А смысл быть похожим на Павленского? Надо самому становиться прецедентом, не повторяться. Но можно не копировать, а делать реинкарнации старых акций в современных условиях, того же Александра Бренера повторить. Но сейчас делать то, что можно было в 90-е, довольно сложно — сейчас опасно.

Если «классиков» повторять можно, то почему нельзя Павленского? Впрочем, не все его акции можно переосмыслить в принципе.

— Прибить себя к Красной площади уже не получится, да. Но можно выехать на феминистской повестке, приколоть не мужской орган. Но я таким заниматься не буду, у меня просто не получится.

На тебя подписаны Пётр Верзилов и Pussy Riot. Ты общаешься с Толоконниковой и Ко? 

— С Pussy Riot вообще не общаюсь. Знаю, Маша Алёхина высказывалась, что они готовы мне помочь со всякими штуками. Но ртов много. А в Pussy Riot такая тусовка, вокруг которой есть такое свойство, когда разбалтывают всем. Вся Москва знает. А меня сильно заботит конспирация перед акцией, чтобы не проманать всё в один момент, чтобы меньше людей потом пострадало.

Pussy Riot — попса?

— Уже попса. Пора по новой. *******, как говорится (синоним «получше» — Прим. «НП»).

Фото: instagram.com

Толоконникову со товарищи по арт-группе «Война» буквально вписали в историю искусства — на стене в арт-центре «Гараж» в Парке Горького, когда в столице в моде были либеральные ветра. Тебя туда теперь когда впишут, как ты думаешь?

— Когда на меня заведут уголовное дело. Тут так всегда: когда художнику уголовку ********* — всё ******, приехал. Икона с этого момента.

Тебе не кажется, что россиян уже не трогает жертвенность? Про журналистку Славину, которая устроила реальное самосожжение, уже почти не вспоминают.

— Я не жертвую собой, я создаю фон. В любом случае, когда задействована жизнь человека, у людей переключается переключатель, люди вовлекаются в тему. Сначала некоторые говорят про меня «сгорел бы уже до конца», но потом думают, а что бы было, сгори он на самом деле… Жертвенность есть, она привлекает очень много внимания. Даже сейчас. Жизнь-то одна, никто не хочет её потерять. Мне лично никогда не нравилось политическое самоубийство. Когда ты самоуничтожаешься, ты больше не можешь противостоять. В нашей стране в этих условиях полное самопожертвование уже ни к чему не приводит, только уменьшает количество людей, которые могут хоть как-то противостоять этой власти. «Призыв по армии искусств» направлен не на жертвенность, а на творческие прецеденты, чтобы люди вышли из своих галерей на улицы.


Фото: instagram.com

Вышли на улицы зачем?

— Чтобы влиять на проблемы. Есть много околополитических движух всяких художников. Все они на каких-то задворках выставляются, воздействуют на пару человек всего. Чтобы они могли заявить о себе как о политических субъектах, перевести творчество в активную фазу, а не просто держать в статичном состоянии. За это Маяковский и выступал. Когда все сидели, а могли поддержать революцию.

Если копия распятия как орудия для совершения казни стала символом веры (нательный крестик), то какой атрибут нашей реальности мог бы стать подобным символом в будущем? Что повесить на грудь, если новый мессия родится и погибнет сегодня?

— Колечко из колючей проволоки.

Фото: Георгий Марков

Маленькую дубинку?

— Или дубинку, тоже вариант. Но колечко из колючей проволоки интереснее выглядит. Как бы солнышко, но из колючей проволоки. Мрачно? Россия *****.

Перформансы, подобные твоим, рискуют стать составной частью политического пиара? 

— Я эту нишу занял. Конечно, я смотрел другие аналогичные акции. Когда Мавроматти себя прибивал к кресту натурально, когда Pussy Riot напротив храма Спас на Крови висели на распятии. Взял те же элементы, добавил огня. Сделал так, как никто не делал.

Фото: Георгий Марков

Опять постмодерн получается.

— В прекрасное время живём.

Не боишься закончить, как арт-группа «Война»? Либо смерть, как у Леонида Николаева (находился в розыске, погиб во время работы разнорабочим в Подмосковье в 31 год. — Прим. «НП»), либо маргинализация, как у Олега Воротникова даже там, где терпимость выше в разы, чем в России?

— Мы же не знаем, что будет через год-два. Если у меня будет уголовка, мало ли что я буду делать. Начну бегать от спецслужбистов, перемахну через границу. Но если перемахнуть через границу, тут про тебя вообще уже никто говорить не будет. Ты можешь быть акционистом политического плана, когда ты в России. За границей — всё, там ты никому не нужен, только книги писать. Тот же Павленский издал книгу (незадолго до эмиграции в Париж в 2016 году. — Прим. «НП»), его бывшая жена издала книгу. Чем он занят сегодня? Какие-то проститутки на выборах мэра Парижа! Кому это нужно? Всем по ***.

Чем не политический акционизм? Тот, кто был на приватном видео, которое кто-то слил Павленскому, а он уже на весь мир, отказался от публичной политики.

— Мне кажется, это нормальное развитие событий. Может, и я накоплю какой-то капитал на акционизме, а потом бац — и стану депутатом. Вообще возможно всё. Но лично мне хочется, чтобы политика в России поменялась, чтобы политзаключённых отпустили, чтобы было равноправие.

Фото: Георгий Марков

То есть если тебя позовут во власть, которая делает человека элементарно более защищённым от неприятных контактов с теми же силовиками, ты готов ради благого дела?

— Если меня позовут во власть, я готов, но не при этой власти. Не при Путине, не при «Единой России». 

Так чем эта власть отличается от другой?

— Будущую можно будет изменить. Надеюсь, разными способами.

Когда заканчивается акционизм и начинается политика?

— На мой взгляд, есть акционизм социальный, связанный с психическим здоровьем. Катрин Ненашева, её психоактивная тусовка. Социальная повестка. Против домашнего насилия. А есть политический акционизм, который против власти. Это и творчество, и политика одновременно.

Фото: Георгий Марков

Ты изучал Ленина. Ленин акционист?

— Ленин революционер, а не акционист, как и Сталин. Не сказать про них такого. Люди другого склада ума, другого времени. Не до акционизма. Борьба. И они в своём деле были молодцы.

Сталин революционер? Он же, наоборот, всё вернул на почти первобытный уровень. Тотальный страх как инструмент — круто?

— Профессия у него такая была. И дилижансы грабил, и со ссылок бегал. Стал тираном. Переродился, бывает. Но это не отменяет того, что он был революционером в какое-то время. Но тотальный страх — вообще не круто. В каком-то смысле весь этот тлен, чувство страха пробуждает творческие порывы. Но страх — это дерьмо, которое на себе не должно почувствовать ни одно общество больше.

Путина можно назвать акционистом? Он так много интересного сделал со страной.

— Акционисты — художники. Личности, которые выступают своим актом против чего-либо. Вообще, любой человек может сделать творческий акт, выступить с чем-то, что до него никогда никто не видел в жизни. Но акционист — он против власти. Путин — олицетворение власти. Он является тем, на что и направлен акционизм.

Фото: Георгий Марков

Разве конституционная реформа Путина не акционизм? Столько символизма, а суть примерно та же, что у тебя — побольше резонанса от этого. 

— Простой бюрократический ход. Не акционизм. Но при желании всё можно назвать акционизмом. Конституционная реформа лично для меня — это аутизм. Аутизм, который потом принесёт нам немало бед и тычков со стороны новых правил. Эти правила ещё всем покажут, как жить не надо.

На кого ты учишься сейчас?

— На регионалиста, «дипломата экономического формата». 

Если доучишься, сможешь устраивать международные перформансы на другом уровне?

— Моё обучение — фон, чтобы родители не волновались. Слушаюсь маму. Папы у меня нет. Разведены родители.

«Где гарантии, что он не устроит пожар на территории университета, если его что-то или кто-то не устраивает?» — комментирует ректор РУДН Олег Ястребов возможное исключение тебя из вуза. Ответишь ректору?

— Выпрут — не удивлюсь. Думаю, что на будущий год не буду загадывать, куда пойду, до лета еще дожить надо. А насчет Ястребова — отвечать ему не буду, по крайней мере пока.

Фото: instagram.com

Как отреагировали в семье на твою новую посадку в изолятор?

— Смирились после того, как я уже отсидел пять суток. Привыкли. Но я это только с мамой обсуждал. Про отца не знаю, мы не общаемся.

Уголовка — та, которая путь к славе, — это то, к чему мама навряд ли привыкнет. Как быть?

— Сам не хочу, чтобы это всё касалось семьи… Я пока вообще учусь всему этому. Мне 20. Тот же Павленский начал в 30 лет. 

Тебе сложнее?

— Да. У меня нет таких связей. Кроме нескольких моих друзей. Но это проверенные люди. Скажу больше, я ни одной акции не делаю с одними и теми же людьми.

Стихийная организованная группа?

— Да просто прошу одного человека сделать что-то одно. Облить бутафорской кровью. Он меня перехватывает и идёт дальше. Я делаю дальше сам. После акции на Лубянке даже наружки не было. Мне кажется, они теперь просто телефон прослушивают. Вся фантасмагория с наружным наблюдением начинается перед праздниками. Приходят сотрудники центра «Э», беседы проводят. Но я не Pussy Riot, меня сразу не повинтят, как только я начну себя странно вести. Прессуют группы. Я одиночка, которому в голову может прийти всякая *****. Может, я завтра что-то вытворю, но никто об этом не знает. Даже я! За таким не уследить.

Ты веришь, что за тобой пойдут?

— Пусть хотя бы прочтут про «Приказ по армии искусств». Пусть хоть что-то сделают на фоне этого приказа. Пожалуйста, пусть хоть что-то сделают. (Грустно смеётся.)

Николай Нелюбин специально для «Нового проспекта»
Фото на обложке: Георгий Марков