«Главное — не бояться. Все наши беды в жизни от страха». Олег Нестеров о музыке и волнах

Олег, у вас хороший ноябрь в 2020 году?

— Конечно, с точки зрения амплитуды этот ноябрь один из самых сильных в моей жизни. По-моему, Лев Толстой сказал, что все мы реснички сущего, которое ощупывает наш реальный мир. И реснички должны чувствовать. Всё, что нужно от нас — ведь это наши чувства, наши эмоции, а реснички нечувствующие отмирают… И в этом смысле нынешний ноябрь абсолютно располагает к эдакой чувствительности…

Нынешний ноябрь не к тому ли самому отмиранию скорее располагает? Чувствительность всё же про жизнь…

— Наоборот. Наша амплитуда — то, что мы называем нашими чувствами, — сейчас необыкновенно выросла просто потому, что сейчас не осталось ни одного человека на Земле, которому бы было скучно, по крайней мере так, как это иногда бывало в ноябре в прошлом. Это часто месяц именно для скуки.

Но сейчас и чисто атмосферно ноябрь не ноябрь. Вот у нас в Петербурге серость осенняя только-только началась, а уже почти середина месяца.

— Но кто сказал, что ноябрь приговорён быть серым и скучным? В этом плане наш «Ноябрь» — наш проект, альбом, спектакль — тоже особенный. Мне кажется, что вообще никто и никогда тёплых чувств к ноябрю особо и не питал. По крайней мере в северном полушарии ноябрь — это уже даже не осень. Ещё не зима, но и не осень. Это абсолютный экстремум, отрицательный пик. Ниже падать уже некуда. И вот это зависание даёт надежду. Даёт перспективу, потому как за любым экстремумом, за пиком отрицательным, естественно, начнётся быстрый подъём. Это вам скажет любой школьный учитель физики, математики, любой студент и почти любой школьник. Ноябрь — это всегда надежда. Опустошение, чтобы в эти мехи залилось что-то новое и свежее. И наш «Ноябрь» — как музыка, как спектакль — это именно то. И я рад, что наш календарный ноябрь не очень похож на те ноябри, что были до этого.

Ваш «Ноябрь» и музыкально, и настроенчески, и визуально предвосхитил нестандартность ноября 2020, атмосферно, по теплу — точно, как мне кажется.

— Он во многом предвосхитил… Хотя никто не знал ровно год назад, что так будет. Название пришло год назад или чуть раньше. Никто тогда не мог предположить, что нас ждёт в 2020-м, каким будет наш ноябрь этого года. Есть вещи, которые музыка может объяснить лучше всего. В данном случае мы шли от музыки. И музыка нам что-то такое намекала, выводила на нас на такую чувствительность. Слово «ноябрь» сначала вызвало недоумение в качестве названия для этой пластинки, потом устойчивую привязанность.

Обложка так и вовсе весенняя.

Фото: «Яндекс.Музыка»

— Это специально. Я специально сказал нашему художнику Андрею Врадию, который почти всегда делает нам обложки и многое другое: «Возьми самое безысходный образ / клише ноября». И он взял. Но при этом я его попросил вывести это в какие-то совершенно неноябрьские цвета. Что он и сделал, снабдив это всё ассиметричными орнаментами, в чём он большой специалист.

Видеоклип «Три спички» (2020). Режиссёр Андрей Врадий

Забавно, что я этого не знал, а ощущения от пластинки совпали с посылами авторов. «Ноябрь» ещё оставляет ощущение «домашней записи». Если в первой пластинке нового «Мегаполиса» «Супертанго» (альбом 2010 года, записанный после многолетнего перерыва. — Прим. «НП») этого ещё нет, то постепенно вы пришли к этому. «Музыка для тёплого второго этажа на даче»…

— Ха! Ну, не знаю… Вообще «Ноябрь» — это музыка для жизни. И вполне может быть, что если это музыка для жизни, она и выросла из чего-то такого домашнего. Это вам судить. Но я могу сказать, из чего она выросла с точки зрения творческого процесса. Это всё было довольно просто. В 2016 у меня вышла книга «Небесный Стокгольм».

Фото: ripol.ru

Тогда же мы вернули в свет Zerolines, смикшировав музыку 15-летней давности. И тогда мы засели с «Мегаполисом» в студии и начали наши потоковые импровизации. Садились в кружок и играли, что в голову взбредёт, чем мы и занимаемся последние лет тридцать.

Те самые импровизации, о которых вы в своё время написали в романе «Юбка» (2008), где немецкие архитекторы 30-х экспериментировали с тем, что потом назовут рок-музыкой?

— Абсолютно верно! Рок-музыка ведь именно из этого и возникла — из коллективной импровизации. Поэтому она и стала таким сильным явлением в мире. Её корни в другом, отличном от остального. Так вот, в 2016 году мы снова начали эти наши погружения. Первые же опыты принесли нам несколько композиций, где мы почувствовали пульс нового «Мегаполиса». И дальше мы периодически продолжали свои сессии. Потом я каждую сессию долго разбирал, срезал отрывки. Потом мы иногда переигрывали эти первые импровизации, делали такую функциональную импровизацию на импровизацию. Так прошло четыре года. Почти всё, за исключением трёх композиций, которые мы специально в студии переписали весной этого года и которые всё равно имеют эту потоковую основу, это вот эти наши спонтанные записи, слегка приукрашенные и доведённые до ума. Основное, что мне хотелось донести — чтобы эти записи были живые, чтобы музыка была живая.

 Видеоклип «Две колыбельные» (2020). Текст: Владимир Ханан / Сергей Шестаков. Режиссёр: Александра Шадрина

Вообще, музыка делится на две категории: живая и мёртвая. И это не имеет никакого отношения к стилям и направлениям. Самый живой оркестр может играть мёртвую музыку, и самая что ни на есть электронная электроника оказывается живее всех живых. Если говорить просто, но в то же время это звучит непросто — как можно точнее отражать природу мироздания. В принципе, ведь космос звучит, об этом говорили и древние индусы, и современные физики. Пифагор это называл музыкой сфер, гармонией сфер. Лишь ничтожную часть этих звуков, которые посылает нам космос, мы слышим в форме каких-то проявленных звуков: там собачка залаяла, там поезд проехал и так далее. А всё остальное, казалось бы, для нас скрыто пределом наших человеческих возможностей.

(Оттягивает в разные сторону уши.) Но иногда ведь мы слышим не ушами — что-то внутри нас начинает вибрировать. И если человек вдруг захочет этому дать ход, то это можно послушать, сфазироваться, так сказать, с миром и быть самым счастливым и сильным, а можно впустить это в окружающий мир, сделать эти вибрации, эту непроявленную музыку проявленной. Если ты сделал это точно, то даже в маленькой трёхминутной композиции слушатель, сам того не подозревая, может вдруг ощутить тайну мироздания. В этот момент эта музыка вдруг для него станет крайне важной, и что-то она тогда с ним такое сделает, что он её начинает слушать, слушать, слушать — не может остановиться. Как алкоголик запойный пьёт, пьёт и пьёт… И ведь сам не понимает, почему ему эта композиция нравится. И в тексте мало смысла, и в мелодии мало нот, тем не менее отольнуть не может, и человеку очень хорошо. В таком случае это говорит о том, что музыкант очень точно впустил эту непроявленную музыку, проявил её. И это живая музыка, она работает. А мёртвая музыка — это когда-либо неточно впустил, либо сделал муляж. Мёртвая музыка, как бы сладко ни звучала, не полезна. Она не фазирует человека с миром. Она даже отчасти вредна, потому как он занимает не своё место.

Фото: Митя Кушелевич

У нас, если верить государственным социологам, люди предпочитают слушать разнообразные кошмары. Эстраду, военные марши… Что говорит ваш опыт: навык ловить вниманием музыку, которую вы называете живой, приобретаемый или врождённый?

— Во-первых, эстрада тоже может быть живой. Мы можем, покопавшись, назвать очень много эстрадных композиций, которые до сих пор живы, которые человека фазируют с миром. Часто человек, конечно же, потребляет мёртвую музыку. Человек вообще делает много глупостей, ведётся на муляжи. Как говорил Альфред Шнитке, «зло всегда привлекательно». Тёмным силам, чтобы быть, нужно прикидываться. Шлягер — это проявление зла, вообще-то, по определению того же Шнитке. «Маклоналдс» ведь тоже штука привлекательная, мы с радостью туда иногда заходим и пожираем бигмак. Но это не говорит о том, что котлета в нём живая. Кому лень смотреть по сторонам и заглядывать внутрь, довольствуется мёртвым. А кто-то ищет для себя живое.

Кстати, наш сегодняшний мир, если оперировать терминологией Александра Барда, шведского музыкального продюсера и автора популярной музыки, наше посткапиталистическое общество делится на два класса: консюмериат и нетократы. Первые — это те, кто ведётся на односторонние каналы медиа, в частности на любую радиостанцию или известную интернет-газету. Иконошопинг — великое благо. Нетократы сами ищут то, что им нужно в жизни: что есть, как отдыхать, какую музыку слушать. Они отделяют правильную информацию от ненужной. И умение отделять живое от мёртвого в свете того, что количество потребляемой информации выросло в миллионы раз за последние 20 лет, очень важное. Тогда мы будем скорее живы, чем скорее мертвы.

И, кстати, в этом смысле в вашем «Ноябре» можно отдохнуть, тем более если поставить его в виде виниловой пластинки на проигрыватель.

— В этом смысле да! В нашем «Ноябре» точно можно отдохнуть. И то, как вы его определили — что он звучит по-домашнему, как «музыка для второго этажа», — его природа именно такая. Это потоковая музыка. Пусть это песни, пусть это музыка с текстами, которые пришли в музыку позже, которые спеты, но это музыка потоковая. Ничего с этим не сделаешь — она всё равно работает определённым образом и приводит человека в некое соответствие, хочет он этого или не хочет.

Видеоклип «Что это за звук» (2020). Текст: Григорий Дашевский. Режиссёр: Андрей Врадий

Как-то раз меня друзья привели на встречу с одним известным буддистским ламой. Его спросили из зала: «В чём смысл всего сущего». И он, практически не раздумывая, ответил: «Волна». Колебание, как основа основ во всём…

— Красота же! (Смеётся.)

Это очень понравилось моим друзьям-музыкантам, да. Они ведь эту волну не только слышат, но и видят на экране постоянно, когда пишутся.

— Конечно, ну конечно! И это многое объясняет. И на эту тему много сказано разного. Музыку называют тенью Бога, которую нельзя ни понять, ни представить, ни ощутить. Но как тень — это понятный и ясный образ. В этом плане музыка может нас спасти от всего чего угодно. Николай Васильевич Гоголь говорил: «Что будет со всеми нами, если музыка оставит нас?» Конечно же, волна. И то, о чём мы говорили, всё во всём, фрактальная природа мира, — это именно об этом. Одна большая волна рождает миллиарды маленьких. И если маленькая волна имеет ту же форму, что и волна-мама, то она безукоризненна. Спасибо вам большое за это прекрасное определение.

Вам спасибо за резонанс! Забавно, как мы с вами года четыре назад говорили, что вы в Питере больше, чем в Москве. И вот Петербург уже проник не только в вашу повседневность, но и в архивы. Песня «Форель разбивает лёд». Когда я накануне премьеры «Ноября» спросил вас о «следе нашего города» в новой работе, вы указали на этот трек…

Исполнение песни «Форель разбивает лед» в эфире программы «Вечерний Ургант» 28 сентября 2020 года

— Конечно, Петербург в нашей музыке, и он не может не быть в нашей музыке. «А» — я его очень люблю. «B» — это наполовину мой родной город, у меня отчасти корни из Санкт-Петербурга. «С» — наш ансамбль вдохновляется вашим городом уже очень давно и очень эффективно. Каждый наш приезд, каждый наш спектакль, каждый наш концерт — это нечто особенное. В Москве мы не можем ощутить то, что можем в вашем городе. Вот за этим и ездим, как тот же Брайан Ино когда-то. Кстати, у него только что вышел первый клип за пятидесятилетнюю карьеру! Первый клип в его жизни. И вот Брайан Ино как-то сказал, что не может в Москве рождаться хорошая музыка — архитектура такая. Да… Город наш порушен. За этим делом мы часто ездим к вам.

 Brian Eno «Decline And Fall» (2020)

Театральный режиссёр Борис Павлович — ваш проводник в новые сферы. Петербургский театральный режиссёр. Как вы нашли друг друга?

Фото: Facebook Бориса Павловича

— Люба Аркус нас с ним познакомила. Мы работали с центром «Антон тут рядом». У нас была такая двойная вечеринка на новой сцене Александринки. Сначала был наш концерт вместе со студентами центра — потрясающие ребята! И одного из них мы приглашали на живую премьеру нашего проекта Zerolines. Он играл на фортепиано. Или это было на 30-летие «Мегаполиса»… Дальше Борис мне подарил книгу своих стихов. Дальше я был на его прекрасной обэриутской квартире, и он мне рассказывал про один из своих проектов. И когда встал вопрос, а кто может проявить на театральной сцене нашу музыку и сделать спектакль с музыкой альбома «Ноябрь», кандидатура Павловича возникла практически сразу. Он очень хорошо и тонко чувствует нашу музыку.

Фото: Георгий Безбородов

Естественно, он любит и знает поэзию (музыку альбома дополняют стихи самых разных поэтов XX века, в том числе Осипа Мандельштама, Всеволода Некрасова, Жака Превера, Андрея Вознесенского, Георгия Иванова и других. — Прим. «НП»). Мы с ним нескончаемо обмениваемся философскими темами. Он очень начитан и прокачан современными философами, поэтому нам было очень легко наводить фокус, делать вместе спектакль «Ноябрь». И, кстати, я абсолютно не удивлён, страшно горд и счастлив, что Борис получил свою вторую «Золотую маску» за прекраснейшую работу, исследующую выживание человека в условиях тотальной несвободы. Очень живая тема сейчас… Кстати, «Ноябрь» — он в том числе о несвободе. О несвободе, которая овладевает человеком изнутри.

Видеоклип «Бриллианты из глаз» (2016). Режиссер: Андрей Врадий

Ваша актуальность в смысле происходящего вокруг нас не буквальная, как у «Ногу свело». Марша нет.

— Ха! (Смеётся.)

Чуть тоньше всё…

— Я надеюсь. (Улыбается.) Мне кажется, что наш «Ноябрь» очень мягко учит не бояться. Ноябрь же страшный месяц — это предфинальный месяц в году, это исход года, если говорить про год, исход человеческой жизни, если сравнивать с жизнью человека. «Супертанго», наш альбом десятилетней давности, тоже был про жизнь и в большей степени про смерть. Но если на «Супертанго» умирать было страшно, по меньшей мере очень тревожно, то «Ноябрь» не то что учит, но намекает, что к этому всему нужно относиться с улыбкой.

Видеоклип «Супертанго» (2010). Камера: Лена Иванова. Режиссёр: Константин Максимов

Сложное умение. Улыбаться, глядя на всё, что делают с людьми вокруг, что люди сами делают с собой и с окружающими. Страхов всё больше для многих людей. И может показаться, что мы тонем в ноябре. Есть у вас рецепт пережить это?

— В непоставленном киносценарии Геннадия Шпаликова «Прыг-скок, обвалился потолок» (альбом группы «Мегаполис» 2014 года «Из жизни планет» посвящён неснятым фильмам, в том числе и этому. — Прим. «НП») есть диалог жены главного героя и отца её мужа. Свёкор ей говорит: «Слушай, главное — не бояться. Все наши беды в жизни от страха этого проклятого…» Это очень сложно. Очень сложно для каждого из нас. Но тем не менее с этим надо жить.

С одной стороны, подняться на мачту парусника по вантам — это так страшно, так страшно! Когда я несколько лет назад поднялся на первую площадку на 18 метров на паруснике «Седов», я потом еле спустился. Спустился и сказал себе «никогда в жизни больше». А утром следующего дня я был первым в очереди. И пошло-поехало. Мачты там высотой 58 метров.

Или вот Константин Симонов. Не читал его никогда. Вдруг обнаружил двухтомник. Читаю его военные дневники. Это такой быт войны! Понятно, что он не в окопах, а путешествующий по разным фронтам военный корреспондент. Понятно, что это всё в условиях цензуры написано. Тем не менее у нас в голове ведь есть прекрасный переводчик. Можно всё отлично переводить. И там он цитирует замечательных людей, которые воюют. Людей, которые давным-давно преодолели страх. И чем хуже вокруг дела для командиров, тем они становятся отчаяннее. Не меняют чёрные полушубки на белые, становясь мишенями для снайперов…

Фото: Митя Кушелевич

И всё же к реальности. Полутюремной. Худрук Александринки Валерий Фокин, говоря про пандемию, сказал, что для культуры времена совсем печальные. «Наша главная задача — это сохраниться: сохраниться культуре, сохраниться театру, законсервироваться в хорошем смысле слова», — сказал режиссёр. Вы что теряете в это время?

— Глаза. Резонансы. Сцена концертного зала, клуба, или театра — это про резонансы. Волна, о которой мы говорили, сначала проистекает через тебя, ты впускаешь её в мир, делаешь её ощутимой, она становится слышимой. Она отстраивает людей. В ответ они тебе посылают настоящее море, океан любви. Эти волны подпитывают тебя. Ты их чувствуешь и, опять пропуская через себя, отпускаешь в ответ. Как говорят связисты, возникает такое состояние самовозбуждения. Любое выступление, любая сцена в нормальной работе, когда всё получается, — это именно это. А здесь мы разлучены — те, кто через себя пропускает волну, и те, кто эту волну ждёт. Нельзя влюбиться в девушку через монитор. Как бы ты её ни полюбил через экран, когда ты её увидишь, всё будет по-другому. (Улыбается.) Нельзя по-настоящему ощутить эту волну через монитор…

Это потеря. Самая главная потеря. С этой потерей нужно учиться жить. И тем, кто впускает в себя волны, и тем, кто это чувствует. Хорошая мысль — законсервироваться. Я бы пошёл ещё дальше. Это не просто консервация, а превращение ошибок в открытие. Вспомним в очередной раз Брайана Ино. (Улыбается.) Это возможность сделать то, что мы никогда бы не смогли сделать в нормальных человеческих условиях, в которых мы существовали всю жизнь. По сути дела, за этим в монастырь ходят или уезжают в Индию на несколько месяцев…

Вынужденно ехать в монастырь — это для многих суровая ломка.

— Я продолжаю мысль Фокина. Не только законсервировать. Мы, как те, кто впускает в себя эти самые волны, которые потом уходят дальше, получили дополнительный бонус прожить это время не в суете, а в концентрации, чтобы, когда придёт время, когда мы опять зайдём в зал и увидим зрителя, волна была сильнее и точнее, чем раньше.

И у вас нет фатальных ощущений, что это всё навсегда и так далее?

— Конечно. Конечно, всё вернётся, да.

Исполнение песни «Там» в эфире телеканала «Дождь» (20 августа 2021 года включен Минюстом в реестр иностранных агентов) в 2017 году

Постановка «Ноября» в Александринке сильно будет отличаться от московского «Электротеатра», где к тому моменту вы покажете спектакль уже пять раз?

— Мы приезжаем большой делегацией, пугающе большой в свете экономических реалий. И спектакль максимально будет адаптирован к сцене Александринки. Определенно, если сравнивать мой предыдущий опыт с «Из жизни планет», пять лет проиграв в Центре Мейерхольда, на нашей базовой театральной площадке, приехав в Санкт-Петербург и сыграв тот спектакль в Александринке, хочу сказать, что мы поймали что-то необъяснимое. Это не только и не просто сцена под великим режиссером, скорее, это штука, которая принадлежит тому, что такое Санкт-Петербург — место, где у моей страны была История.

Фото: Георгий Безбородов

До «Ноября» у вас уже случился зимний сингл «Снег идёт» два года назад. Это была такая первая ласточка или совсем отдельная история?

— Отдельная совсем, отдельный номер. Так получилось, что он у нас выскочил. Сразу записали. Такой отдельно стоящий не лес с названием «ноябрь».

Снега только нет каждую зиму. Эта ваша песня — такой реквием по снегу?

— Да всё будет хорошо, вот увидите!

 Видеоклип «Снег идет» (2018). Текст: Борис Пастернак. Режиссер: Дмитрий Фикс

Вам всё равно относительно вашей коммерческой успешности? Вы спокойно пишете в соцсетях, что если коронавирус и решения властей оставят на спектакле не 100 человек, а 50, то и ладно. Но «Мегаполис» всё-таки коллектив.

— Бабушки говорят обычно: бог дал ребеночка, и бог дал денежки на ребеночка. Я непонятно как с 1988 года существую, когда я покинул последнюю официальную работу.

К разговору про бизнес и ваш лейбл «Снегири»: я правильно понимаю, что контракт с Warner в 2016 году и позволил вам не думать о материи так много, как это делает большинство людей вокруг?

— Не совсем. Мы просто эффективно встроились со своим каталогом и новыми релизами (в 2016 году Warner Music Russia получила эксклюзивные права на цифровую дистрибьюцию каталога лейбла «Снегири» из более чем 1200 композиций. — Прим. «НП»).

Вы сказали про официальную работу во времена перестройки. Какая последняя запись в трудовой?

— У меня была прекрасная работа — инженер-электроник. Я работал в очень хорошем коллективе. Но гитару я встречал 40 минут в обеденный перерыв и вечером на репетиции. Так что выбор человека — жить или не жить. Это было всё очень просто. С тех пор я абсолютно свободный человек, занимаюсь любимым делом. С голоду я не умираю. Сколько нужно, мне достается рано или поздно, каким-то образом приходит. Зарабатывание денег и самое важное дело в жизни для меня давным-давно разное. Если все делаешь точно, в конце концов тебя догонят, и в материальном плане воздастся. Тут абсолютное спокойствие.

Я имею возможность быть на глубине, не спешить, работать над каждым проектом по три-четыре года и быть предельно точным, отвечать на 100% за то, что мы делаем. Поэтому сколько придет в зал, посмотрят клип, скачают музыку — это, конечно, очень нескромное сравнение, но «смотря как считать». Когда Филипп Ермаш (глава госкомитета по кинематографии в 1972—1986 годах. — Прим. «НП») сказал Андрею Тарковскому «ну, ты посмотри кассу фильма «Зеркало», «Сталкер», Тарковский улыбнулся и сказал: «Вы просто считаете не так. А вы посчитайте лет за десять, а лучше за двадцать». В этом плане наша музыка — это марафонец. Рано или поздно она пригодится людям, если она живая и точно пущенная.

Так получилось, что этой осенью много говорю с московскими музыкантами. Не сразу, но догадался, что мне важно знать о важных для вас местах здесь, у нас. Для Евгения Хавтана это улица Рубинштейна, он и героев рок-клуба старается напоминать, которых забывают — Майка, и современный статус такой большой европейской наливайки ценит. У Олега Нестерова какая картинка в голове при вопросе «ваше любимое место в Петербурге»?

— Улица Пушкина, дом 9. Там бабушка и дедушка блокаду пережили. Это место немного на Вену похоже. Постройки начала XX века, скромный памятник Пушкину, поставленный на народные деньги — это вам не московский Пушкин! Для меня это, пожалуй, самое важное место в Санкт-Петербурге, это сильно меня касается…

А кто сейчас там живет?

— Там был то банк, то йога, то аргентинское танго.

Очень символично для места, откуда начинаются корни лидера «Мегаполиса».

— Да. (Улыбается.)

По роду своей профессии я вынужден искать ответы на неприятные вопросы. Писал новости про Карабах: про войну, смерть, сделки политиков. И тут выскочила ваша давняя песня с Машей Макаровой «Где цветы». Ваша версия старинной песни Пита Сигера «Where Have All The Flowers Gone». Снова молодые парни, снова смерть, снова всё тот же вопрос — когда же все это поймут?» Никогда не поймут, не лечится, вечно?

— Конечно, так будет вечно. Так будет всегда. Человек перестанет быть человеком, когда всё поймет.

«Мегаполис» и Маша Макарова «Где цветы?» (1999). Режиссеры: Сергей Копцев, Александр Холоднов, Дмитрий Веников

Хотя бы это бы понял. Или если поймёт, что убивать нельзя, перестанет быть человеком?

— Я скажу сейчас довольно странную вещь, может быть, очень много людей со мной не согласится: Нассим Талеб, человек, который играл на бирже, потом вдруг написал бестселлер «Черный лебедь». Книжка встряхнула немножко мир. И 2020 год весь в этом смысле графичен: вплывают и вплывают «чёрные лебеди». И Талеб там пробросил мысль про небесное казино. В теории игр казино обязано всегда выигрывать. 2,5% случаев — зеро или 5% — двойное зеро. При любом раскладе казино в плюсе, кто бы как ни играл. И наше небесное казино имеет как минимум 2,5%, а может быть и 5%, при любых раскладах. Всегда идёт и всегда будет идти положительная динамика. Рано или поздно правда всегда побеждает. И об этом отчетливо сказали ленинградские прикладные математики в «Достаточно общей теории управления». Они помогали правильно наводиться баллистическим ракетам и придумали достаточно общую теорию управления. Она была настолько универсальной, что описывала управление всеми процессами на Земле. Поинтересуйтесь, это очень интересно.

Фото: Митя Кушелевич

Люди, которые делали новое оружие, рассказали, как устроена жизнь?

— Это математики. Они сказали, что вектор цели вышестоящей системы приводит в соответствие вектор цели нижестоящей системы. Поэтому рано или поздно вектор цели того, что над всеми нами стоит, положит на лопатки всех существующих посредников. Академик Сахаров был физиком, делал оружие. Он тоже много важного понял. Правда всегда побеждает, как бы человечество себя ни вело, я к этому.

Очень хочется согласиться, но реальность говорит об обратном.

— Потому что нельзя мерить короткими фрагментами. Смотрите на свою жизнь глазами молодого человека, изучающего историю 20-х годов XX века.

Видеоклип «Есть» (2020). Текст: Гийом Аполлинер. Режиссёр Андрей Врадий

Новая книжка пишется, когда есть заказ издателя или работаете над литературными текстами без оглядки на заказ?

— Как сказал один писатель, «дорогая, даже если я сижу в кресле и плюю в потолок, я уже работаю». (Улыбается.) Я работаю, когда занимаюсь музыкой, когда просто хожу. У меня все мои ручейки стекаются в будущую книгу. Есть «книга номер три» и есть «книга номер четыре». И я еще не понимаю: я начну с четвертой и продолжу третьей или все-таки пойду по порядку. Этап музыки в моей жизни закончится — начнется этап литературный. По крайней мере так я хочу распорядиться. Был момент, когда я начал литературную часть — «Небесный Стокгольм» перескочил на музыку «Из жизни планет», а потом вернулся. В этом плане было переплетение. Я думаю, что довольно скоро, даст бог в следующем году, это произойдет.

Намекните о сюжете.

— Бог его знает, что впрыгнет, что не впрыгнет. Но мысли и идеи есть.

Вы не публикуете рабочие музыкальные записи, хотя именно их используете для создания альбомов. Не пришло время?

— Это зависит от степени лояльности аудитории. Есть близкая аудитория, кому я это показываю. Например, мы собирали краудфандингом деньги для того, чтобы разобраться и сделать всё, как мы хотим, с альбомом «Ноябрь». И собрали, по-моему, в два раза больше, чем хотели. И один из лотов был — не вошедшие и неизданные версии. Так, кстати, мы делали с «Из жизни планет». Мы своим доверенным лицам предоставляем возможность понаблюдать за всеми нашими процессами со стороны.

И дальше это не тиражируется?

— Нет, конечно.

Маленькая добрая секта.

— Секта, точно. Мы давно уже секта. (Улыбается.)

Видеоклип «Эхо» (2015). Режиссер: Петр Келептришвили

Вы постоянный член клуба путешественников Михаила Кожухова, но границы закрыты. Путешествие с закрытыми границами — это возможно?

— Клуб жив и работает, он помогает людям открывать страну. Есть места, где человеческая нога не ступала. Мы открывали для себя мир после того, как рухнул железный занавес. У меня было 15 стран в прошлом году. И вот несколько поездок в этом году, особенно на полуостров Средний и Рыбачий на Кольском. То, что я там получил, значительно больше меня взволновало с точки зрения живого-неживого. Туристическая инфраструктура — это, с одной стороны, благо и счастье: ты можешь вымыть ноги, почистить зубы, заснуть не в холоде. С другой стороны, это приводит к тому, что ты перестаешь нормально видеть мир, потому что всё заточено под туристический поток: «украл — выпил — в тюрьму». А вот в условиях дикости и первозданности — Берлин был такой в начале нулевых. Стена рухнула, и это был город счастья. Санкт-Петербург был таким, когда Брайан Ино приехал сюда и жил полгода, в девяностых годах. В этом плане — счастливейшее время открывать уголки нашей страны. И никто не может помешать нам в этом. Давайте использовать в этом плане сладкое время. Я продолжаю ездить с клубом и открывать то, что всё время откладывал на потом.

А что вас успокаивает в моменты, когда и музыкой не сдержать тревог и волнений?

— Я пью красное вино и сплю. (Улыбается.)

Николай Нелюбин специально для «Нового проспекта»