Евгений Борец: «Я точно знаю, что Хоттабыч не придёт!»

Как человек, который переступил некий рубеж, что бы вы сказали себе — молодому человеку, который переезжал в Москву из Казани?

— Жизнь идет и идет, она с разными виражами проходит, и что-то говорить себе молодому не вижу смысла. Одно очевидно: друзей новых больше не становится. Поэтому, когда у меня в жизни несколько лет назад появился Даниил Спиваковский и мы стали с ним близкими друзьями, это редчайший случай. Со всеми остальными моими друзьями дружба проверена по 30–35 лет.

В Москве вы больше 20 лет. Какой город считаете своим родным?

— Сложный вопрос. Хотя, конечно, Казань.

Если не противопоставлять, а сравнить. Что Москва вам дала?

— Когда я уезжал из Казани в Москву, были совершенно другие времена, сейчас страна поменялась. Из Казани пропала провинциальность. Кардинальные изменения произошли за короткий срок. Теперь это серьезный столичный город Российской Федерации. Инфраструктура другая, руководство другое, работают молодые ребята, динамичные, современные, здравомыслящие. Друг моего детства — мэр города, мы говорим на одном языке. Сейчас я бы не уезжал, на полном серьезе говорю. Потрясающие площадки, очень серьезная культурная жизнь, очень много музыкантов. Может, меньше джаза, но очень много хороших классических музыкантов. Когда я уезжал, всё было не совсем так.

Вы уехали в Москву за развитием?

— Не за деньгами уж точно, я неплохо жил. Уехал за музыкой, за идеей. Не за колбасой, как у нас уезжали люди в эмиграцию в 70-м году, не за гастрономическим разнообразием.

Кстати, вас идея эмигрировать посещала?

— Конечно! Первый раз у меня не вышло. Это был 91-й год, после путча. Я был совсем молодым. Потом мы уехали с друзьями в Турцию, и я там прожил два года в общей сложности с небольшим отъездом в Казань и снова вернулся туда. Это с натяжкой, но можно назвать эмиграцией. Школа замечательная.

Что вы делали в Турции?

— Играл на рояле. Я больше ничего делать не умею.

А почему именно Турция?

— Из Казани был прямой рейс. В Европу на тот момент уезжать не получилось бы ни у кого, а тут какие-то слухи, разговоры, мы поехали вчетвером (все четверо сейчас в Москве), в итоге получили замечательный опыт, как в армии.

И вас там не ждал никто?

— Мало того, меня до сих пор там никто не ждет.

Вы прилетели и что сделали?

— Пошли искать работу. Из языков очень плохо знали английский, но выучили моментально. Мотивация. Мы стремились к лучшему.

И какая была первая работа?

— В каком-то кафе мы играли джаз. Кафе тут же переименовали в «Джаз-клуб» — повесили вывеску, и мы проработали там два месяца.

А потом?

— Мы были молодые дураки. Верили в то, чего не может быть. Российский, а особенно советский человек воспитан так, что он готов к постоянству: есть у тебя работа — ты на ней можешь всю жизнь проработать. Там этого не было. Нас уволили. Не по нашей вине, просто закончился туристический сезон. Один мудрый человек мне сказал: если ты нашел работу, на другой день начинай искать новую. До сих пор это помню! Очень пригождается. Потому что стабильности, которую давала советская власть, нигде больше не было. Очень трудно говорить, что лучше, но факт остается фактом: мы другие, менталитет другой. Мы могли все деньги потратить на еду (мы же не пробовали половину на тот момент), и никому в голову не пришло отложить хотя бы 20 долларов на непредвиденные ситуации, потому что теперь у нас вот так, и будет так всегда. Ничего подобного!

Жить тоже оказалось негде?

— В Турции, если мы работали в отеле, то жили в отеле, если работали в кафе — снимали жилье.

И вот вы остались на улице. И что делали?

— Друзья помогли. Это произошло случайно. Мы стояли вчетвером с инструментами на проселочной дороге в городе Анталья. Он не был таким, как сейчас, только строился, туристов было не так много. Одна машина едет, там сидит человек, который учился в Казани и случайно свернул с главной дороги на проселочную. Свернул, чтобы объехать ремонт. Божий промысел.

Он увидел вас.

— А больше никого там и не было. Посадил в машину частями — у него была старая машина, двухместная. Частями привез нас к себе домой.

И вы вернулись в итоге?

— Я потом поехал еще раз.

А потом в Москву?

— Не сразу. Мы бурную деятельность развернули в Казани. Годы были странные, деньги шальные. Бандитские девяностые. Музыканты зарабатывали на тот момент очень плохо. Но мы не опустили руки, придумывали фестивали, это очень нас закалило. Разговоры «вам надо в Москву» велись и ведутся в каждом городе России, куда приезжают московские артисты. Но это не означает, что кто-то позвал на готовое место. Такого не было. Однако Бутман Игорь Михайлович, с которым мы дружим много лет, говорил, что надо попробовать это сделать, и его слова стали определяющими.

Как вы с ним познакомились?

— Мы с ним работали вместе 8 лет до моего отъезда в Москву, он приезжал в Казань играть с нашим трио концерт. А познакомились мы с ним на фестивале «Осенние ритмы» в Ленинграде в совсем давние годы. Он туда приехал как специальный гость из США. Подружились мы уже в процессе работы и до сих пор поддерживаем очень теплые отношения.

Итак, вы решили поехать в Москву, собрали вещи и поехали?

— Абсолютно верно.

Был запас денег, план, куда идти?

— Была такая наглость, что во всём остальном не было нужды.

Может, это не наглость, а смелость, которая города берет?

— Знаешь, грань между смелостью и наглостью не фиксируемая.

А в чём выражалась эта наглость?

— Мы не боялись абсолютно ничего. Мы поехали в пустые ворота. Хотели реализовать свои амбиции — обоснованные, как тогда казалось. Стали ходить по клубам, по джемам и в конце концов начали работать.

То есть сначала просто ходили по клубам?

— Я был уверен, что меня все знают. Очень много столичных музыкантов приезжало в Казань, но никто кроме Бутмана не отреагировал. Он нас позвал, появилась возможность сыграть у него в клубе. У нас даже тогда мобильных телефонов не было. Моя судьба в этом плане ничем не примечательна — такая же, как у многих. В столице нашей Родины приезжих много. Это касается и музыки, и театров, и джаза, и рок-н-ролла.

Потому что Москва считается средоточием славы, денег, амбиций… Городом, где можно себя проявить.

— Вроде ты называешь вещи порочные: деньги, слава.

Кто сказал, что это порочные?

— Я так не думаю, это общественность. Знаешь, говорят «поехал за длинным рублем». Меня это не касалось никогда. За амбициями — да.

Ну, для музыканта, творческого человека это же очень важно — реализовать себя.

— Абсолютно.

Сейчас, сидя здесь, как вы считаете, многое из того, что хотелось реализовать, удалось вам?

— Половина не сделана.

Что бы хотелось?

— Это касается творческих замыслов. Что-то получилось, притом неожиданно, что-то мне надо постараться еще успеть. Не могу сформулировать… реализовать свои творческие идеи. Я лентяй по натуре.

А книгу хотелось написать?

— О, у нас с одним артистом была идея написать книгу — четвертый год встретиться не можем. Просто все такие вещи надо динамичнее делать, и всё мы сделаем, всё получится.

Каждое утро вы встаете и чувствуете себя счастливым человеком?

— По-разному.

Каких дней больше?

— Сложно сказать, про-разному бывает. У меня есть один недостаток: я очень суетливый человек. Можно, конечно, философски сказать: проснулся, счастлив, жив. Голова-то не отдыхает. На мой взгляд, постоянно абсолютно счастлив только идиот.

А как же далай-лама?

— Ну, милая моя, это надо расти. Люди в монастырях живут. Это серьезная работа над собой.

Какое у вас хобби кроме бильярда?

— Вот рюмки коллекционирую. Начал лет 14 лет назад, уже в Москве. Где-то купил, потом мне подарили, и пошло-поехало. Теперь у меня их до фига. Рюмки для водки, для текилы, для граппы. Все друзья мне привозят рюмки из разных мест нашей планеты. При этом к алкоголю это имеет самое удаленное отношение. Но зато, когда ко мне приезжает какой-нибудь старый товарищ, чтобы выпить и закусить, мы можем, например, выбрать рюмки, которые мне привез Андрей Макаревич из Гватемалы, а потом выпить из американских. Такой вот кругозор гастрономического свойства.

Что еще кроме рюмок?

— Человек я неспортивный. В шахматы не играю, да и в бильярд особо не могу, но мне он нравится. В бильярд я давно играю. У меня дед, царство ему небесное, очень неплохо играл, я с ним ходил на все бильярдные турниры. Точнее, тогда не было турниров: в советские времена приезжали в города так называемые каталы, и в местных ДК или бильярдных играли на деньги, и играли здорово. Выиграть у них было практически невозможно, но посмотреть было на что. Это такая эстетика. Играют же в карты на деньги. Вроде бы порочная вещь, но ведь проходят же турниры по покеру и собирают гигантскую аудиторию.

Говорят, в покере нужно математическое мышление. А в бильярде?

— В бильярде нужны выдержка, физическая форма, глазомер, хорошее настроение. До фига чего нужно. Это меня и привлекает.

Получается, всё это у вас есть.

— Было бы — играл бы на бильярде профессионально.

Ну как бы вы профессионально играли на бильярде, если вы всю жизнь занимались музыкой?

— Плохо! На сегодняшний момент.

Допустим, пришла к вам фея, или Хоттабыч, или золотая рыбка и сказала бы «Евгений, хотите играть профессионально на бильярде?» Вы бы этот дар обменяли на музыкальный?

— Света, я точно знаю, что никакой Хоттабыч не придет!

Но допустим! Вы бы отказались от музыки?

— Нет, конечно.

Какие места Москвы вам по душе?

— Мне трудно ответить. Это может показаться смешным, но я до сих пор не так хорошо знаю город. Я приехал в Москву не туристом, я приехал сюда жить и работать, это совершенно другое дело, было не до гуляний. В детстве, конечно, я приезжал в Москву и посещал все знаковые места, музеи. Сейчас же любимые места… JAM club — мне нравится здесь. Дома нравится. А чтобы была любимая улочка, где хорошо… не уверен, что она вообще у кого-то есть.

У меня есть.

— Это вы, питерские, у вас закваска такая городская. Вы любите свой город, знаете его и на другие города распространяете этот опыт. Конечно, есть масса мест в Москве, с которыми у меня что-то связано. Но сказать «вот здесь улочка, где я себя чувствую спокойно» не могу. Я живу музыкой и очень много работаю. Если у меня оказывается свободное время, я сижу на лавочке у своего дома. У меня в саду отличная лавочка.

Может, в Москве есть место, где вам пришла в голову гениальная идея?

— Мне гениальная идея до сих пор не пришла. Соответственно, и места такого нет. Поверь мне, если тебе говорят «я придумал пластинку, но её нужно слушать обязательно в темноте, — как у нас некоторые артисты говорят, — выпив бокал красного вина», значит пластинка — г…но. Хорошую музыку ты будешь слушать независимо от внешних факторов.

Ну, удачный-то концерт за эти 20 с лишним лет в Москве уж всяко случился.

— Знаешь, как? Всегда надеешься, что он еще впереди.

Что нужно сделать, чтобы написать хорошую музыку?

— Это божий промысел. Хотя, с другой стороны, сейчас музыку пишет любой человек, который знает кнопку enter на компьютере. Диски выпускать может каждый: пошел, нарезал на компьютере и выпустил в интернет. Я не могу дать совета. Когда у Макаревича спросили, какую песню писать труднее: медленную или быструю, он ответил «труднее хорошую». Если я тебе скажу, что мне было видение, я увидел во сне мелодию, я совру. Мысли какие-то приходят, и надо стараться их реализовывать. Технологию написания я не смогу объяснить. Я не такой загадочный, я мирской человек.

А как у вас происходит? Вот появилась идея, вы садитесь и пишите?

— Да, от руки. Я компьютером не владею. От руки. Или у меня есть дома рояль, я сажусь и играю, записываю ноты. Я же старорежимный человек.

Когда понимаете, что музыка готова, что ее можно отпускать от себя?

— Мы с ребятами пробуем ее сыграть.

Вам важно, что вам скажут ребята про мелодию?

— Конечно.

И вы можете изменить мелодию, если вам дали такую обратную связь?

— Безусловно. Я буду спорить, конечно, но мы, творческие люди, друг друга понимаем. Работаем вместе давно. Творчество так или иначе коллективно: один придумал, а исполняет много народу. Если пишешь музыку к кино, право голоса имеет режиссер. Если пишешь для трио, право голоса имеет каждый. Если пишешь для шоу, никто не имеет права голоса, кроме солиста. Высказаться может каждый.

Что бы вы посоветовали молодым музыкантам?

— Во-первых, я не считаю себя старым. Во-вторых, ты советы слушаешь? Советовать молодым можно только одно: учиться у достойных людей, а дальше они всё сделают сами, если у них есть любовь к этому делу, талант и работоспособность. Образование очень важно, хотя компьютер во многом его нивелировал. Очень аккуратно надо выбирать, кого слушать и что после этого делать. Вообще, молодые лучше нас всё знают. И как я могу давать советы, когда в наше время была такая вещь, как библиотека? Ты пришел, взял ноты под расписку. А сейчас всё есть в интернете. Конечно, есть и большой плюс: ты можешь найти любую информацию, но её ценность теряется. В 80-е годы, чтобы найти пластинку «Битлз», надо было или безумные деньги заплатить, или поехать переписать, и ты само произведение воспринимал гораздо острее. Сейчас надо ценить то что есть и быть избирательным.

Есть какие-то азы?

— Азам обучают в самом начале в любом учебном заведении. Если человек профессионально играет на инструменте, он этому обучается с детства, это тяжелый труд, приходится забыть про футбол, теннис — как было у меня. До сих пор на коньках кататься не умею.

Есть ли у вас какие-то свои любимые произведения?

— Свои все любимые — мои же. Как из детей можно выбрать лучшего? Другое дело, что не всем нравятся. Бывает, какие-то получились, какие-то не очень.

А есть места в Москве, которые не любите?

— Не задумывался. Везде люди живут. Вот спроси про страну: какие города ты любишь? Разве можно на этот вопрос ответить? Нельзя. Потому что в городе, «который ты не любишь», живут люди — и потрясающие люди! — даже в самых дальних заброшенных богом городах. А люди и определяют место. Живет у меня друг в удаленном селении — и мне и село это нравится, и люди нравятся.

Вы могли бы сказать, что Москва для вас — это город возможностей?

— Конечно. Не только для меня — для любого человека. Для вас в первую очередь: вы молодой симпатичный гражданин с очень въедливым умом.

Что вы любите?

— Это трудно сформулировать. Картошку жареную люблю. Сам ее жарю. Подробных гастрономических секретов своих я тебе не расскажу. Лучше спроси, что я не люблю: хамство.

А что такое хамство для вас?

— Хамство — это хамство. Для всех.

У каждого свое определение. Кто-то считает хамством спрашивать неприемлемые вещи.

— Знак вопроса оставляет шанс не отвечать. Вот когда тебе говорят неприемлемые вещи…

То есть хамство — это грубость?

— Грубость — это нагрубил, и всё. Может, ты и права, каждый хамство воспринимает по-своему. Не могу привести пример. Да и зачем мне приводить пример вещей, которые я не люблю?

Что бы вы ещё хотели сказать?

— Приходите на мои концерты. Будет тепло, душевно, искренне и безо всякого официоза. К тому же праздновать день рождения после фактического дня на календаре проще: подарки не надо покупать, а можно прийти, выпить стаканчику и порадоваться за всех артистов на сцене. Удобно же. Вот в августе, когда у меня день рождения, половина народа в отъезде, а осенью придут — и можно подарки уже не приносить.

Вот, кстати, прийти на празднование дня рождения без подарка — это хамство?

— Да ладно. Я могу сказать, что подарить свою дружбу гораздо дороже, чем купить какую-то вещь. Самая главная валюта, Светлан, — это ваше общение с людьми и круг ваших знакомых. Это и есть то самое, что вас спасёт.