Нам нужен лабубу

Состав зарубежных гостей на Петербургском международном экономическом форуме практически никогда не повторяется. Если год назад украсить форум приезжали делегации Боливии и Зимбабве, то на этот раз их сменили Индонезия (представленная президентом), а также Бахрейн, Китай и ЮАР (представленные чиновниками третьего ранга). Как будто организаторы ведут какой-то неведомый придирчивый кастинг в команду истинных партнеров, пройти который без проблем получается разве что у афганских талибов. А, может быть, не у всех просто набирается достаточно поводов для того, чтобы приехать два раза подряд.

Впрочем, главное, что неизменным остается участие России под предводительством Владимира Путина. В общем-то, ради этого, наверное, всё и задумывается.

По сравнению с предыдущим ПМЭФ-2025 получился более умеренным. Некоторые прошлогодние элементы формата, например беседа Путина с руководителями крупных международных информагентств, как будто прижились и повторились снова. Но было гораздо меньше мероприятий, посвященных защите традиционных ценностей. Год назад весь форум перекосило в сторону безудержной пропаганды «русского мира», и это, видимо, было сочтено перебором.

Совсем без этой темы, разумеется, обойтись было тоже нельзя, но предложения звучали, можно сказать, вегетарианские. Например, печатать на школьных тетрадках текст традиционных ценностей, как раньше национальный гимн. С этой идеей выступили совместно митрополит Владимирский и Суздальский Никандр и ректор СПбГУ Николай Кропачев, демонстрируя единство религии и науки в современном российском обществе. Гимн, вероятно, кажется уже недостаточно традиционной ценностью.

Довольно неожиданно камертоном в этом вопросе выступила стремительно вошедшая в моду игрушка лабубу. Гендиректор ТАСС Андрей Кондрашов сетовал, что эти «насажденные модные штучки» показывают, как россияне «увязли в шлейфе чужих трендов». Как выяснилось, их покупают своим детям даже депутаты Госдумы (хотя что с них взять, если, как сообщил на другой сессии ПМЭФ глава комитета Госдумы по информационной политике Сергей Боярский, не менее 12 парламентариев стали жертвами телефонных аферистов и перевели им чувствительные суммы), чем Кондрашов был недоволен.

Всё бы ничего, но дело в том, что буквально на самом же ПМЭФ, возле стенда Московской области, посетителям раздавали эти самые куклы лабубу с лицами Сергея Лаврова, Дмитрия Пескова, Эльвиры Набиуллиной и других защитников традиционных ценностей — лабубу, а вовсе не матрешки. Не все еще, судя по всему, осознали суть происходящих сейчас в стране переломных тенденций. А с другой стороны, если вспомнить, что придумал лабубу китайский (а не англосаксонский) дизайнер, то начинает казаться, что чего-то не осознает наоборот Андрей Кондрашов. В общем, традиционные ценности по-прежнему остаются областью, которую еще только предстоит по-настоящему прояснить. Именно для этого и нужны такие форумы.

На самом деле, конечно, все эти уважаемые люди собрались в «Экспофоруме» не игрушки обсуждать. В первую очередь их волновала всё же российская экономика, и на этот раз она их именно что волновала. Очень многие высокопоставленные участники, оценивая ее перспективы, позволяли себе тревожные высказывания.

Министр экономического развития Максим Решетников, например, заявил, что экономика страны находится «на грани перехода в рецессию». Эти слова произвели такой эффект, что министр был вынужден уточнить, что мы еще только стоим на этой грани, и дальнейшее зависит от наших действий. Можем то есть еще пройти по краю.

Глава банка ВТБ Андрей Костин не согласился с тем, что мы стоим на грани рецессии, но сказал, что ситуация действительно тяжелая и сложная: «идет обледенение, замораживание, охлаждение» экономики. По-видимому, речь главным образом идет о выборе точного термина. О «признаках достаточно сложной ситуации в целых секторах экономики» говорил и глава Сбербанка Герман Греф. «Впервые за долгое время с начала этого года мы не профинансировали ни одного нового инвестиционного проекта», — поделился Греф.

Некоторые горячие головы, как гендиректор «Северстали» Александр Шевелев, вообще предрекали остановку металлургических производств в стране. Стыдно за это должно быть главе Центробанка Эльвире Набиуллиной с ее жесткой хваткой кредитно-денежной политики, другими словами, непомерно высокой ключевой ставкой, на которую уже много месяцев жалуются промышленники.

Самым встревоженным выглядел глава комитета Госдумы по бюджету и налогам Андрей Макаров, который напомнил, что Советский Союз рухнул тогда, когда у государства перестало хватать денег на постоянно возрастающие потребности трудящихся. Намек получился вполне понятным: тяга к возрождению СССР легко может привести к повторению финала. «Товаров стало меньше, цены растут, качество падает», — коротко и ясно сказал депутат. А еще ввернул шпильку против идущей полным ходом национализации: у нас, дескать, «сроки давности исчисляются не с того момента, когда событие произошло, а с того момента, когда об этом узнала прокуратура, и не просто узнала, а когда это событие почему-то прокуратуре не понравилось».

Все эти люди говорили о том, что те ресурсы роста, которые у России имелись до сих пор и позволяли расти ее экономике, так или иначе исчерпались: и большое количество рабочей силы, и Фонд национального благосостояния, и капитал банковской системы. И теперь нужно искать какие-то другие. «Чтобы развитие продолжалось, экономика должна сделать шаг не вперед, а вверх, на следующую технологическую и организационную ступень», — сформулировал Максим Решетников в интервью перед началом ПМЭФ.

Надо, другими словами, срочно придумать какое-то новое экономическое лабубу. И ответ на все вопросы должен был, как всегда, дать Владимир Путин.

Никто из министров, банкиров и депутатов, конечно, не может напрямую сказать главе государства, что последствия спецоперации и спровоцированных ей зарубежных санкций с каждым годом выглядят всё более рискованными. Они готовы спорить с президентом, утверждая, что никаких западных компаний, рвущихся вернуться в Россию, нет, а реальный рост ВВП может составить 1,5%, но заочно. Потому что, по версии Путина, которую он горячо отстаивает, таких компаний очень много (на форум не приехали из конспирации, видимо), а рост ВВП в последние два года составлял 4%, и сильно от этой цифры отличаться, стало быть, и не должен.

У Путина, конечно, был ответ. Коротко он выражается следующей цитатой из речи президента на пленарном заседании: «Некоторые специалисты, эксперты указывают на риски стагнации и даже рецессии. Этого, безусловно, ни в коем случае нельзя допустить». Делайте, мол, что хотите, но чтобы экономика не упала.

Идея довольно проста: если ресурсы исчерпаны, а расти надо, значит, надо расти за счет более эффективного использования того, что есть. Делать это нужно за счет повышения производительности труда и всеобщей цифровизации. Это Владимир Путин и предлагал совершить, поручая внедрять цифровые платформы в разных отраслях, развивать маркетплейсы, а также цифровой рубль (который поможет государству лучше контролировать все расходы). Власти, в свою очередь, должны сокращать бюрократические процедуры — также за счет технологий.

В структере импорта нужно «увеличивать долю так называемых трудоинтенсивных товаров и услуг, которые требуют больших трудовых ресурсов, затрат физического, ручного труда», говорил Путин, а самим «нужно концентрироваться на производстве более технологичных, сложных товаров и услуг, с большой степенью автоматизации, с высокой добавленной стоимостью». Проще говоря, если в стране не хватает рабочих рук, пусть рабочие руки находятся за рубежом.

Еще один важный момент: Владимир Путин просит добиться «сопряжения оборонно-промышленного комплекса с гражданским сектором, наладить выпуск продукции двойного назначения». Оборонный сектор, который в последние годы стал локомотивом российской экономики, должен теперь вытаскивать гражданское производство. Но это означает дальнейшее повышение роли государства в экономике, потому что оборонка работает по госзаказу.

Президент, похоже, тоже волнуется по поводу экономики. Его волнение выдавали два признака: во-первых, он непривычно частил, быстро переходя от одной темы к другой. Его выступление было как бы менее цельным, чем обычно. Молодежная безработица, новая система налогообложения для общепита, Чечня как пример развития цифровой экономики, поддержка креативной индустрии, восстановление старинных храмов и усадеб — всё это и многое другое Путин перечислял подряд, а закончил идеей проекта извлечения ценных элементов из накопившихся миллионов тонн отходов промышленности и горнодобывающих предприятий. Как будто он пытается прошерстить по списку всё, что есть в стране, и посмотреть, что из этого можно выжать. Даже из отходов пора уже что-то выжимать.

А во-вторых, президент впервые за много лет вообще ничего не сказал в центральной речи о международной политике. Ни слова. Очевидно, понимая, что вот сейчас люди уже ждут от него совсем не этого.

Тема связи экономических перспектив с санкциями и миром с Украиной не поднималась настолько демонстративно, что от этого становилась только более отчетливой. Спецоперация превратилась во что-то вроде майских или новогодних праздников, когда ничего не происходит и все отвечают друг другу «ну вот давай после майских». Как будто что-то может произойти только после их окончания, надо только подождать. С той разницей, что когда закончатся эти «праздники», никто не знает.