Кухаркин блюз
Советский плакат 1967 года. Художник: Борис Зеленский
Девятиклассникам собираются упростить дорогу в колледжи — стране нужно больше рабочих рук. Интересно, не станет ли это заодно и путем к усилению социального расслоения, размышляет политический обозреватель «Нового проспекта» Михаил Шевчук.
В скором времени в России, похоже, запустят новую интересную образовательную реформу — отмену почти всех выпускных экзаменов для девятиклассников, за исключением русского языка и математики. Законопроект на днях внесла на рассмотрение Госдумы большая группа депутатов от всех фракций, а на следующий день инициативу поддержал Рособрнадзор. То есть, если ничего не случится, то дело, скорее всего, верное.
Всё начнется с эксперимента в пяти регионах, среди которых с ходу оказались Петербург и Москва (а также Северная Осетия, Ростовская и Тюменская области). Сейчас школьники, покидая девятый класс, должны сдавать два обязательных госэкзамена, русский и математику, а также еще два по выбору. Вот от мук выбора депутаты и собираются их избавить.
«Предлагаемый подход позволит максимально увеличить количество школьников, получающих аттестат об основном общем образовании, а также количество поступающих в образовательные организации СПО для продолжения обучения с целью получения рабочих специальностей», — поясняют авторы законопроекта.
Идея читается легко: в стране не хватает рабочих рук. Об этом уже несколько лет говорят на каждом углу, а значит подростков нужно разворачивать в сторону освоения прикладных ремесел. Еще в бытность Дмитрия Медведева президентом он завел разговор о необходимости вернуть престиж человеку труда. С тех пор государство постепенно движется к цели, «в целях усиления роли труда в воспитательном процессе» вводя в школах привлечение к внеучебной трудовой деятельности и уроки специализированного труда. А уж после того, как власти принялись активно изгонять из страны мигрантов из Средней Азии, проблема дефицита кадров только обострилась.
Ну мы же помним, как экс-министр культуры, а ныне помощник президента Владимир Мединский недавно заявил о том, что 11-летнее обучение в школе — «непозволительная роскошь» в наше стремительное время. Образование «должно быть спрессовано, чтобы потом раньше вступать в сферу профподготовки и быть конкурентоспособным», сказал он. Короче, взрослеть теперь желательно сразу, «по первому паспорту», примерно в 14 лет, а то и раньше. Видели фотографии, как во время Великой Отечественной дети у станков снаряды вытачивали? Вот-вот. Мы же тоже в военное время живем, надо дроны собирать.
Кто-то должен работать руками, считают в руководстве, а то, как сказал поэт, заводы стоят, одни гитаристы в стране. Точнее, гитаристы были лет 15 назад, теперь сплошные блогеры. Когда-то, еще в 1990-х, высшее образование стало в России настоящим фетишем, что привело к появлению несметного множества институтов и академий самого разнообразного профиля и разной степени нелепости; их функцией было не столько обучение, сколько выдача диплома государственного образца. Это было в какой-то степени понятно: в те времена высшее образование было настоящим социальным водоразделом. Фразой «не будешь учиться — пойдешь на завод» родители пугали детей, потому что на их глазах заводы загибались и влачили жалкое существование. Вот и возникла в общественном сознании радикальная альтернатива: либо у тебя есть диплом и ты получаешь хотя бы шанс на приличное место и перспективы, либо у тебя его нет, и тогда ты обречен на вечное прозябание где-то в районе дна. Так это, по крайней мере, виделось. Сейчас на заводах и фабриках дела обстоят значительно лучше, и какой-нибудь автослесарь, сварщик или электрик (при должной квалификации, разумеется) может зарабатывать ненамного меньше среднего айтишника, но рефлекс уже успел выработаться.
С другой стороны, существует, очевидно, и задача разгрузки самой школы, в которой зачастую наблюдается одновременно и переполненность учениками, и острая нехватка профильных учителей. На это накладываются постоянные проблемы с дисциплиной: в соцсетях регулярно появляются скандальные видеозаписи конфликтов школьников друг с другом и с учителями, а сделать с этим никто ничего не может. Школы и сейчас стараются выдавливать отстающих и проблемных учеников в колледжи, но по-настоящему эффективных инструментов у них для этого нет.
Колледж колледжу, конечно, рознь. Есть, например, колледжи при уважаемых вузах, куда и конкурс не меньше, чем в сам вуз. Но для поступления в них русского с математикой недостаточно, поэтому речь идет явно не о таких учебных заведениях, а о тех, что дают прикладную профессию.
Другими словами, текущий государственный интерес здесь совершенно понятен: блогеров столько не нужно (да и площадок-то для них со всеми этими блокировками становится всё меньше). С интересом общественным чуть сложнее. Вполне вероятно, многих школьников — и их родителей — только обрадует возможность не учиться наукам. Наловчился худо-бедно писать и считать, чтобы уметь расписаться в ведомости и посчитать сдачу в магазине, — и вперед, во взрослую жизнь, где можно и заработать побольше, чем инженером, и голову себе при этом не забивать.
Похожим образом дело обстояло в первые десятилетия советской власти. Коммунисты, придя к власти, декларировали, конечно, принцип всеобщей ликвидации безграмотности и равного доступа к образованию, однако долгое время обучением грамоте, по сути, всё и ограничивалось. Лишь в конце 1930-х обязательным стало семилетнее обучение, а до этого обязательными были сначала четыре, а затем пять классов. Учеба в старших классах начиная с восьмого стала платной до самой хрущевской оттепели; годовая плата примерно равнялась средней месячной зарплате, то есть была относительно терпимой, но потянуть обучение больше чем одного ребенка мог уже далеко не каждый. Государство старалось обеспечить баланс между воспитанием интеллектуального слоя и рабочего класса. В 1958-м обязательными сделали уже восемь классов (а в девятых и десятых классах 2 дня в неделю школьники должны были работать на производстве) и только в 1977-м гарантированным стало полное среднее образование.
В начале 1930-х было отменено и тестирование школьников для последующего их разделения по уровню интеллекта. Выяснилось, что в «дефективные» чаще всего попадают дети пролетариев, а в «одаренные» — отпрыски «бывших», то есть офицеров, чиновников, дворян дореволюционной эпохи. Причины, в общем, понятны, но мириться с этим советская власть, разумеется, не могла. Такое положение дел, скорее всего, начало бы самовоспроизводиться, и таким образом в бесклассовом обществе возникли бы потомственные элиты и потомственные же простолюдины.
Собственно, перед российским обществом замаячила примерно та же перспектива социального расслоения. Детям кухарок, грубо говоря, придется становиться кухарками, потому что недостаток образования у родителей будет передаваться по наследству естественным образом; перепрыгнуть из одного слоя в другой будет возможно, но при особой одаренности или через военную службу. Пока еще эта перспектива смутная и расплывчатая, ведь путь в старшие классы не закрывается. Но может статься и так, что, если мотивирование подростков не принесет должного эффекта, государство перейдет к принудительно-ограничительным практикам. Уже общим местом стало рассуждение о возвращении российского общества к советским временам, но если еще недавно было похоже, что речь идет примерно о 1970-1980-х, то сейчас начинает казаться, что мы незаметно едем куда-то на предыдущую остановку.
