Такой вот русский промысел

Антон Георгиев, владелец ООО «Медовый дом» и фабрики «Крестецкая строчка», рассказал «Новому проспекту» о горькой стороне сладкого бизнеса и современных особенностях русского промысла.

Антон, в сентябре стало известно о вашем сотрудничестве с Россельхознадзором по выявлению недобросовестных производителей меда. В чем суть и для чего вы это делаете?

— Мы с Россельхознадзором проработали стратегию, алгоритм контроля меда, поступающего от региональных пчеловодов-производителей. Мы считаем, что именно на уровне регионов имеет место недостаточный контроль, так как в Россельхознадзоре работает очень мало сотрудников: на район может быть один, максимум два инспектора, а пчеловодов тысячи. Получается, что они просто физически не могут ко всем выехать и взять отбор проб.

Соответственно, производители сами привозят специалистам пробы, и они уже проводят исследование, на которое к тому же очередь. Пчеловоды сдают только тот мед, который точно пройдет по качеству. К производителям-переработчикам, таким как мы, приходит уже партия с документами и свидетельствами о прохождении всех видов контроля. Люди заплатили за исследования немалые деньги, но по факту мы не должны признавать эти результаты. Понятно, что вероятность попадания меда с антибиотиками высока.

Виноваты, как всегда, производители, которые фасуют продукт, потому что их проще всего наказать: пришел в магазин, купил, наказал. А мы-то, по сути, этот мед не откачиваем, только расфасовываем, и к нам он приходит с ветеринарным свидетельством и результатами исследования.

Получается, что сырье должно проходить проверку дважды?

— Меня это все удивляет: если ко мне пришло проверенное сырье от производителя, почему я должен снова все многократно исследовать? Главное, это и тяжело делать. Фляга меда из партии может быть собрана из разных ульев, и, получается, нужно сдавать пробу из каждой. А один тест на антибиотик стоит около 16 тыс. рублей при оптовой стоимости фляги в 5 тыс. рублей. Проверка на минимум антибиотиков обходится в троекратную цену. Соответственно, стоимость сырья, если я буду тестировать каждую 50-килограммовую флягу, возрастет минимум в 3 раза. Я могу смешивать, допустим, 10 т меда, но велика вероятность ситуации, что 90% меда были качественными, а остальное нет. Сырье тест не пройдет, а потом куда мне это все девать? То есть положение дел достаточно сложное.

Нам пришлось купить свое оборудование, чтобы не платить такие суммы. Теперь исследования стали обходиться в 2 тыс. рублей вместо 16. Но это все равно дорого, это увеличивает стоимость конечного продукта почти на 20%. Торговые сети же цену хотят постоянно снижать.

На Украине, например, есть два варианта формирования стоимости: на мед без антибиотиков и с ними. Это европейская практика, так как наш сосед давно экспортирует за границу. К тому же сейчас мед с антибиотиками реализуется Украиной больше на внутреннем рынке, а раньше его продавали России.

Но надо сказать, что эта доля антибиотиков в меду в пересчете на годовое потребление ничтожна. Любая одна купленная в магазине курица будет содержать в себе в сотни, а то и в тысячи раз больше антибиотика. Разница в том, что мясо производители пролоббировали, а мед — нет.

Содержать свою лабораторию — дорогое удовольствие для компании?

— Чтобы собрать весь комплекс английской установки Randex, потребовалось около 10-12 млн рублей. Лаборатория располагается на производстве в Новгородской области, но пока не аттестована, так как мы проводим анализы только для себя. Думаем получить лицензию, чтобы делать их и другим производителям. По России максимум 2 медовые компании проводят собственные тесты. Все-таки отдать 10 млн рублей для такого бизнеса — это достаточно существенное вложение. Помимо самого оборудования, необходимо обустроить лабораторию. Нам все вместе, покупка оборудования и строительство лаборатории, обошлось в 15 млн рублей.

Чтобы аттестоваться, нужно соответствовать многочисленным требованиям: сотрудники с высшим образованием, профильные лаборанты, определенные площади, помещения. Все это тоже достаточно затратно, если проводить исследования только для себя.

Какие препараты применяются в России?

— У нас с советских времен пчел разрешено лечить антибиотиками. Когда насекомые только начинают работать в сезон, особенно это касается кочевых пасек, пчеловоды начинают подкармливать их антибиотиками, чтобы они не заразились друг от друга. Поэтому первый мед — каштан, липа — практически весь содержит антибиотики. Как бороться с этой проблемой, я не знаю.

В Европе пасеки имеют страховку. Если там заболела какая-то пчелиная семья, то приезжает специальный аварийный комиссар, уничтожает всю пасеку, сжигает, и пчеловод получает полную страховку. Она покрывает ему покупку новых здоровых и сильных семей и стоимость среднего урожая. В принципе, им выгодно уничтожать пчел, потому что полученная компенсация — это сумма, которую они бы и так получили в конце сезона. Так им не надо трудиться, работать — новые здоровые семьи будут в любом случае. У нас заболевшие пчелы — это потеря целого состояния. Каждая пчелосемья стоит где-то от 7 тысяч рублей, а всего их у производителя, допустим, сто. Всех уничтожить — это все равно что в петлю залезть. Естественно, что они не будут рисковать. А наше государство, я думаю, в ближайшее десятилетие точно не сделает такие страховки.

Раньше препараты для лечения пчел содержали антибиотики, сейчас же они в составе просто не указываются. Добавление того же левомицетина — это самый дешевый способ выпуска. К тому же опыляют поля из-за слабости растений. Остаточные продукты опыления могут попадать в мед.

Будете продолжать оспаривать постановления Россельхознадзора, который замучил вашу компанию штрафами?

— Да, будем обязательно. У нас было 12 штрафов, из них 10 мы выиграли. Причины и финансовые, и имиджевые, и главное — в необоснованности обвинений. Причем штрафы достаточно высокие, где-то по 300 тысяч рублей. К тому же очень много проб делается с нарушениями. Ситуация абсурдная: если сдать один и тот же мед из одной емкости в три разных лаборатории в разных регионах, то, даю голову на отсечение, получим различные результаты. Очень высока погрешность, очень низкий уровень специалистов.

Представители Randex показывали нам, что пробирку надо держать строго под углом в 45 градусов при определенной операции. Если изменить угол, то уже результат меняется. А доказательств, как именно проводят исследования, нет вообще никаких. У меня есть подозрение, к тому же такие случаи точно были, что в регионах используются просроченные реактивы. В лабораториях экономят, поэтому возникает сомнение: не пишут ли заключения от балды? Плюс может быть некий стандарт: допустим, каждая пятая проба должна выявляться с нарушениями. Взяли и выписали — ничего не потратили, а денег заработали.

Как продвигается сотрудничество с Японией и Азербайджаном?

— С Японией все идет хорошо, после полугодовой переписки договорились на поставки смузи на 2 млн рублей ежемесячно (1 контейнер) с содержанием меда не более 50%, чтобы не попасть под контроль Росветнадзора. С Азербайджаном мы пока не работаем, но, мне кажется, это достаточно перспективный рынок, и надо его более тщательно проработать.

В чем отличие иностранных потребителей от российских?

— В каждой части света свои особенности. В Азии мед любят использовать в различных соусах, а в чистом виде его не едят. Японцы пробовали наши медовые смузи и спрашивали, как их потреблять. Я удивился: «Ну как, просто взял ложку и съел». Оказывается, японцы так просто не купят: человек должен знать, для чего этот продукто и как это едят. Говорю: «Можно на хлеб намазать, можно с чаем». Они попросили указывать это на банке: этот сладкий десерт к кофе или к чаю, для утра или вечера. Японцы вообще живут по правилам, поэтому им нужны четкие инструкции.

Для нас самый интересный рынок — это Китай. Туда можно поставлять самый большой объем, но китайцы защищают свой внутренний рынок, предвзято тестируют нашу продукцию. Выявляются какие-то вещества, на которые в России даже лабораторий нет, чтобы проверить. Один из таких препаратов, который они выявили, можно обнаружить только в Польше и в Великобритании. Как это проверять в нашей стране — одному Богу известно.

Сколько составила чистая выручка «Медового дома» за 2017 год?

— В 2017 году — 860 млн рублей. В этом году планируем выйти на показатель 900 с лишним млн рублей. На 8% мы увеличили продажи, и немного подросли цены. Без учета экспорта планируем продавать всей продукции примерно на 100 млн рублей.

Планируете открывать собственные магазины?

— «Медовый дом» сейчас работает со всеми федеральными сетями. Собственные фирменные магазины открывать пока не планируем, но собираемся расширять ассортимент продуктов и за счет этого увеличивать выручку. Мы уже производим травяные чаи, варенье, мясные и рыбные консервы премиум-класса. Работаем над новым глобальным проектом, но пока не буду говорить, над каким именно. Появится продукция уже в будущем году.

Консервы сейчас выпускаются на арендных площадях. Цех находится на действующем производстве в Великом Новгороде, куда наши технологи приезжают в определенные дни. Инвестиции были небольшими, потому что не потребовалось строительство. Но, когда выйдем на интересующий нас объем, будем рассматривать создание своего производства. Мы не планируем занимать консервный рынок или какую-то большую долю. Концепция нашей компании — в выпуске таких продуктов, которые можно взять себе домой. А это небольшой оборот. Недавно был на одном заводе, где делают тушенку под госзаказ и под частными марками. То, что я увидел, — это ад какой-то, не понимаю, как это можно есть.

Антисанитария присутствовала в меньшей степени. В открытых контейнерах лежат крупные шарики фосфатов, чтобы улучшать консистенцию и удешевлять мясо, и непонятное сырье, якобы пашина, с жилами, хрящами. Все это смешивается, варится в автоклаве, фасуется в банки, наклеиваются этикетки, реализуется. Объясняется такой подход положением на рынке и запросом сетей на снижение стоимости.

Кто основные поставщики меда для вашего предприятия?

— В Ленобласти поставщиков нет совсем. Чуть-чуть есть из Новгородской области. Здесь сырье очень дорогое из-за климата — всего один медосбор, в то время как на юге их три. Больше всего мы получаем из Ростовской области, Воронежской, Тамбовской, Орловской, Курской, Краснодарского края, с Дальнего Востока, Алтая, немного из Башкирии, Абхазии. Закупили крымский мед, но там его тоже мало, и он дорогой. 70-80% меда — это южные поставщики. Основу продаж составляет подсолнечниковый.

С кем вы конкурируете?

— Конкурируем мы со всеми торговыми марками, которые представлены сетевиками. Но, к сожалению, у нас в крупнейших российских сетях много нечестных конкурентов, разбавляющих мед сиропами. Мы такие продукты выявляем, тестируем, видим, что они не соответствуют ГОСТу, пишем руководству сетей, но обратной связи нет. Их устраивает супернизкая цена. Мы проиграли тендеры в некоторых крупных сетях («Лента», Metro, «Магнит», «Пятерочка») по нижней ценовой линейке. Выпуск некачественных продуктов ставит под сомнение дальнейшее существование компании.

Хотя мировая тенденция — это healthy-food, причем полезные продукты быстрого потребления. По сути, фастфуд, но с пользой. Этот тренд пришел из Европы, а то, что там популярно, то приходит и в Россию, правда, спустя 2-3 года.

Вы три года развиваете историческое производство — фабрику «Крестецкая строчка». Довольны результатами?

— Мы закончили полную реконструкцию: начиная от заливки новых полов, ремонта стен, крыши, стропильной системы, заканчивая модернизацией оборудования и набором и обучением персонала. Провели ребрендинг, поменяли ассортимент, начали выпускать одежду. Научились работать и начинаем потихоньку развивать продажи. Когда покупали фабрику, я считал, что понадобится около 300 млн рублей инвестиций. На сегодняшний день уже примерно 250 млн рублей вложили. У нас не было цели спешить, мы делали все аккуратно, качественно, самостоятельно, так что на самоокупаемость «Крестецкая строчка» выйдет не раньше, чем через год. Объем продаж пока очень маленький — около 1 млн рублей в месяц. Нам нужно выйти на выручку в 5 млн рублей. Есть положительная ежемесячная динамика, бренд становится известным. Все топовые российские дизайнеры уже к нам обратились. Работали с Ольгой Вильшенко, сейчас ведем переговоры с Ульяной Сергиенко. Моя жена по образованию дизайнер, так что разработка коллекций и техническая часть процесса на ней.

Где закупаете ткани для производства?

— Для одежды — в Европе, а для столового текстиля — в Белоруссии. У российских поставщиков качество хуже, ткани грубее. Нитки закупаем в Германии. Получается вот такой традиционный русский промысел. Но жостовские подносы тоже не в Жостово производятся.

У нас разные каналы сбыта. Во-первых, это собственный интернет-магазин, во-вторых, магазин при самой фабрике. 80% продаж будет составлять женская одежда. Нам сейчас нужно научиться вовремя и быстро делать коллекции, так как для магазина нужен широкий ассортимент — и летний, и зимний. Решаем проблему с персоналом. Проблема в том, что никто в область из городов ехать не хочет из-за деревенской среды обитания. Если же местного толкового человека отправить в город на обучение, то он обратно уже ни за что не вернется. Директора фабрики до сих пор не найти. При том что мы готовы платить 120 тысяч рублей в месяц в деревне.

Как планы на развитие этого проекта?

— В 2019 году в Петербурге, а потом и в Москве планируем запустить фирменные магазины. Мечтаю открыть точку в аэропорту Пулково. В конце ноября состоятся переговоры с fashion-директором ЦУМа Аллой Вербер насчет открытия там корнера.

Насколько вообще велик спрос на эту продукцию?

— Спрос есть, но себестоимость продукции высокая. Все, кто был на фабрике, понимают, почему цена на изделие именно такая.

Фабрика открыта для туристов?

— Да, открыли два месяца назад. Каждую субботу проводятся экскурсии, уже даже была поездка группы туристов из 46 человек с известным историком моды Александром Васильевым. Стоимость экскурсии зависит от ее уровня. На следующий год запустим более активную рекламу через свои каналы и туристические агентства.

Справка «Нового проспекта»:

Антон Георгиев родился в Ленинграде в 1969 году. Учился в РГПУ им. А. И. Герцена. Женат, имеет 4 детей. В 90-х владел бизнесом по продаже импортных кондитерских изделий. В 1998 основал ООО «Медовый дом» с производством в Батецком районе Новгородской области. Компания является лидером рынка фасованного меда и выпускает продукцию под брендами «Медовый дом», «Дедушкин улей», «Травы и пчелы», «Частная пасека», «Матушка пчела».