Сергей Чобан: «В архитектуре важны материальность и движение вперед»

Российский и немецкий архитектор, руководитель бюро «СПИЧ» и Tchoban Voss Architekten Сергей Чобан в интервью «Новому проспекту» рассказал, почему не стоит имитировать историческую архитектуру, чем «лечить» окраины мегаполисов и как современные нормативы строительства ведут к засилью «картонных» зданий.

Сергей Энверович, вы работали в Берлине, Дюссельдорфе, Москве, Петербурге и других городах. Можете ли сравнить, где проще или, напротив, сложнее реализовывать проекты современной архитектуры?

— Прежде всего хочу оговориться, что в Дюссельдорфе я сделал несколько зданий, но не думаю, что могу экспертно высказываться по поводу этого города. Что же касается остальных названных вами городов, то да, я действительно довольно активно в них работаю. Мне кажется, что абсолютно везде согласование нового проекта — это процесс длительный, особенно если речь идет о центре города. Представители общественности и власти стараются максимально всесторонне проанализировать, как будет и как должно выглядеть каждое новое здание. 


Музей архитектурного рисунка в Берлине. Фото: Roland Halbe

Встречает ли где-то современная архитектура активное сопротивление именно по причине использования элементов языка модернизма, то есть того, что мы сегодня и называем современной архитектурой?

— Пожалуй, из тех городов, что вы перечислили, это периодически происходит лишь в Петербурге. И, конечно, это связано с тем, насколько сильно центр Петербурга ассоциирует себя с архитектурной традицией XVIII–XIX веков. Это, безусловно, очень цельная традиция, которая заметно отличает его от многих других городов, в том числе Москвы и Берлина. Например, Берлин — город очень разнообразный, в его застройке можно увидеть слои самых разных эпох, и именно поэтому власть и общественность легче принимают здания, которые говорят на языке сегодняшней архитектуры.


Музей архитектурного рисунка в Берлине. Фото: Patricia Parinejad

В Москве та же ситуация. В Москве довольно много объектов исторической архитектуры, но это скорее лишь отдельные здания или небольшие кварталы, рядом с которыми, как и в Берлине, повсеместно присутствуют строения разных периодов ХХ века. Петербург же по сравнению с этими двумя городами представляет собой такой монолитный памятник, который в своем завершённом виде сформировался еще в первое десятилетие XX века. И, конечно, этот памятник очень сильно убеждает своей цельностью. Эта сложность в проработке деталей, высочайшее ремесленное мастерство поражают и завоёвывают сердца. Поэтому для общественности Петербурга принять здание, спроектированное не в стиле прошлого, бывает сложнее.


Музей архитектурного рисунка в Берлине. Фото: Roland Halbe

И на каких уровнях власти решаются архитектурные вопросы? И где менее зарегулирована эта сфера?

— Это всецело зависит от того, в каком районе города планируется построить новое здание; насколько этот район близок к историческому центру или, наоборот, удален от него; насколько остро для этого места стоит вопрос высотного регламента. Понимаете, сегодня архитектура как никогда ранее является объектом общественного обсуждения. Проектируется здание или уже строится — оно, как правило, является темой активных дебатов, к которым прислушиваются и профессиональное сообщество, и городские власти. В Берлине, например, существует архитектурный форум — это неформальное сообщество в интернете, которое обсуждает буквально каждое новое здание. И с публикациями этого форума сверяются представители государственной и архитектурной власти, желая понимать, что именно думают жители, которые ходят мимо стройки каждый день. За счёт всепроникающего интернета все эти обсуждения теперь открыты. Архитекторы сами, возможно, не настолько публичны, но их работы оценивает общество. И, работая над проектами, мы должны думать о том негативном или позитивном резонансе, который может возникнуть.


Музей архитектурного рисунка в Берлине. Фото: Roland Halbe

С чем связан негатив, прежде всего в Петербурге, с которым встречаются новые проекты, в частности проект нового здания для Музея Достоевского? (Строительство курирует некоммерческий фонд «Петербург Достоевского» предпринимателя Андрея Якунина. Автор проекта — архитектор Евгений Герасимов. — Прим. «НП».)

— Мне трудно судить. Я могу защищать только свою точку зрения. Я, безусловно, ленинградец и петербуржец, ведь я не только родился в этом городе, но и прожил здесь примерно тридцать лет. Тем более я вырос в так называемом районе Достоевского, знал и знаю каждый проходной двор. Город, который я чувствую и понимаю лучше всего, — это город закрытых уличных фронтов и примыкающих к ним пространств: улиц, переулков, площадей или парков. Причем парк для меня — это именно зеленое пространство, сформированное фасадами домов. В Англии такие называют pocket park, то есть это парк, похожий на своего рода небольшой карманчик. Вот это и есть для меня элементы архитектуры Петербурга.


Фото: Олег Сердечников

Например, в центре исторического Берлина я сейчас сделал застройку одного из фронтов целого отрезка улицы. И там до меня был проект, где дома стояли под углом к улице, как было принято делать в 1970-е годы. И этот проект мне лично был абсолютно чужд, хотя в согласующих инстанциях у него были свои поклонники, считавшие, что такое решение позволит сформировать не монотонный уличный фронт, где один дом следует за другим, а некое более сложно придуманное пространство. Когда проект перешёл ко мне, уже было разрешение на строительство, но я из принципиальных соображений предложил идею единого фронта домов. Теперь, когда проект реализован, все отзывы о нем на форумах положительные, хотя и в Берлине любят покритиковать современную архитектуру. И этим чувством города я, конечно, обязан тому месту, где родился и вырос, где гулял и смотрел на вот эти, казалось бы, монотонные фасады домов, которые плотно прилегали друг к другу и формировали своего рода ткань, которая изменяется, колышется, но остаётся монолитом по отношению к пространству улицы. Меня всегда поражало, насколько эта ткань может быть разнообразной в деталях.


Жилой комплекс Veren Place, 10-я Советская ул. Фото: Дмитрий Чебаненко

Поэтому для меня вопрос застройки того маленького зазора, паузы между домами рядом с домом Достоевского, даже не стоит. Конечно, этот разрыв должен быть застроен — именно потому, что это полностью соответствует градостроительному характеру Петербурга. Для меня нет ни одного аргумента в пользу того, почему этот спонтанно возникший разрыв необходимо оставить. Если же говорить о характере самой архитектуры для этого места, то, конечно, она, на мой взгляд, должна быть современной, то есть не мимикрировать под строения XIX века, ведь она строится в наше время и с применением современных нам технологий.


Жилой комплекс Veren Place, 10-я Советская ул. Фото: Дмитрий Чебаненко

Вот я буквально перед нашим интервью видел на Facebook (принадлежит Meta Platforms Inc., — компания признана экстремистской организацией в РФ, деятельность запрещена) фотографию одного здания, которое построено в Берлине сейчас, но в стиле начала XX века. Рядом с ним стоит подлинное историческое здание той эпохи с характерными каменными деталями, штукатурными деталями по массивной стене и характерными профилями окон. И там, и там очевидно желание измельчить поверхность фасада, но глаз сразу видит, что одному зданию присуща подлинная мощь, а другое — это лишь картонная попытка повтора.

Как декорация?

— Не знаю как, но глаз видит, что современные технические возможности, или лучше сказать невозможности, не позволяют сделать детали «того времени» столь же достоверными. Всё равно ты им не веришь, они выглядят как-то по-другому. Знаете, для меня в архитектуре важна, с одной стороны, материальность, а с другой — движение вперёд. Развитие архитектуры — это направленный процесс, и в нем любое возвращение, особенно сегодня, когда ритм жизни настолько изменился, выдает фальшь. Мы, может быть, к сожалению, но слишком далеко ушли в нашем осознании комфорта проживания и комфорта строительного процесса, чтобы сегодня суметь воспроизвести детали, которые с огромными трудозатратами создавали строители минувших столетий.


Жилой комплекс Veren Place, 10-я Советская ул. Фото: Дмитрий Чебаненко

Для меня материальность важна в первую очередь именно в смысле честного применения материала: массивные элементы должны выглядеть тяжелыми, а легкие — легкими. И с этой точки зрения проект, который сделал Евгений Герасимов (для Музея Достоевского. — Прим. «НП»), на мой взгляд, чрезвычайно удачен. Это проект современный, и при этом он дает ощущение честной материальности. Его фасад собран из массивных элементов, а окнам на нем отводится сравнительно небольшое пространство, что является очень характерной чертой архитектуры Петербурга. Ведь это город не стеклянных домов, а именно массивных. И в то же время проект использует язык, который безошибочно позволяет понять, что здание сделано именно сегодня, и благодаря которому оно будет восприниматься как достойный элемент архитектуры, построенной в наше время.


Жилой комплекс Veren Place, 10-я Советская ул. Фото: Дмитрий Чебаненко

Поэтому у меня ни к факту застройки этого места (я уже не говорю о том, что музею необходимо дополнительное пространство) нет никаких вопросов, ни к предложенной архитектуре. Да, она не пытается мимикрировать или подражать тому историческому дому, который был на этом месте, однако соблюдает все те принципы, которыми традиционно обладает петербургская архитектура: массивность, тактильность поверхности, качественные детали. Проект получил несколько премий, одобрен градсоветом.



А как вы начали сотрудничать с Фондом Достоевского и что на сегодняшний день тормозит проект строительства?

— Инициаторы этого проекта попросили меня войти в попечительский совет, потому что я разделяю его цели и, собственно, те формы, которыми эти цели достигаются. Я с удовольствием вошёл в совет, участвовал в нескольких заседаниях и высказывал ту же позицию, которую сейчас высказал вам. Никаких других новостей у меня нет, и единственное, что я могу пожелать, так это чтобы проект все-таки был реализован. Ведь тогда и музей начал бы функционировать совсем по-другому, и в центре города появилось бы здание, которое хорошо иллюстрирует, как в структуре исторического города можно проектировать языком неподражательским и при этом не оскорблять ничей взгляд, а создавать достойное здание своего времени.


«Экспофорум». Фото: Дмитрий Чебаненко

Кроме этого, я должен сказать, что Достоевский — это ведь больше, чем просто великий писатель. Сегодня, как принято говорить, Достоевский является одним из главных брендов Петербурга. Когда была пандемия, в Сети возникло много сообществ, связанных с искусством, в том числе «Петербург в рисунках». Огромное количество людей стало выкладывать свои рисунки из прошлого и настоящего. Очень много качественных рисунков. И я должен сказать, что на 95% там был изображен Петербург Достоевского: с его дворами-колодцами, с его брандмауэрами с плотными, лишёнными разрывов фронтами улиц. Тот город, по которому я гулял в детстве. Я не знаю, почему тормозится проект, но не понимаю, почему мы сомневаемся в необходимости его реализации. Строя это здание, мы и отдаём дань Достоевскому, и продолжаем традиции того города, который мы знаем по его произведениям.


«Экспофорум». Фото: Дмитрий Чебаненко

А как вы познакомились и начали работать с Евгением Герасимовым?

— Нас познакомил Олег Харченко (главный архитектор Петербурга в 1992–2004 годах, заслуженный архитектор Российской Федерации. — Прим. «НП»), к которому я отношусь с огромным уважением. Евгений приехал ко мне в Берлин, мы встретились, и позднее, с небольшим перерывом, возник наш первый совместный проект — «Дом у моря». Сразу удачное сотрудничество. Потом мы выиграли знаковые международные конкурсы на «Набережную Европы», «Невскую ратушу», «Экспофорум». В «Невской ратуше» первый этап реализован и, как мне кажется, там получилось очень интересное пространство, сейчас мы вместе с компанией «ГАЛС-Девелопмент» работаем над вторым этапом. «Экспофорум» также реализован, хотя там произошло некоторое изменение и развитие относительно конкурсного проекта. «Набережная Европы», вы знаете, не реализована.


«Экспофорум». Фото: Дмитрий Чебаненко

Есть ли сейчас в Петербурге какие-то примеры новых проектов, которые лично вам импонируют?

— Я не взялся бы анализировать все те интересные проекты разных архитекторов, которые появились в Петербурге за последние годы, но мне особенно важна тема, о которой я говорил выше: каким может быть современный дом, встроенный в сложившийся фронт исторической улицы. И в этом смысле мне нравится проект Евгения Герасимова рядом с костёлом (костёл Лурдской Божией Матери в Ковенском пер.— Прим. «НП»). Мне кажется, что вот та часть, которая находится по фронту Ковенского переулка, — безусловно очень хороший и выдержанный ответ на то, как может проектироваться современный дом в строке застройки петербургской улицы. Может быть, нескромно, но я также считаю, что достойным примером ответа на этот вопрос является тот дом, который я спроектировал на 10-й Советской. Он на один этаж выше, чем должен был быть. Но это скорее недостаток тех разрешенных параметров, которые уже были у заказчика и которые, скажем так, были прагматично отжаты до капли. Меня не всё устраивает в качестве реализации, но сам подход к застройке в подобном месте я считаю очень правильным.


«Экспофорум». Фото: Дмитрий Чебаненко

А что такое качество архитектуры, на ваш взгляд, и готовы ли заказчики за это качество платить? 

— Этот вопрос, конечно, затрагивает слишком много тем. Готовы ли заказчики платить? Не будет большим преувеличением признать, что изначально они всегда говорят, что готовы. И действительно, есть заказчики, скажем так, с очень высокой степенью готовности. Например, наш первый проект в Петербурге — «Дом у Моря» от Группы ЛСР — это проект, в котором заказчик пошёл на очень многое. Чего стоят хотя бы столь сложные фасады из натурального камня! Не забывайте, это были 2003–2005 годы!


«Экспофорум». Фото: Дмитрий Чебаненко

Когда ты проектируешь в городе, нужно понимать следующее: сегодняшняя наружная стена — это сборная конструкция, которая состоит из несущего слоя, теплоизолирующего слоя и облицовывающего. Они накладываются друг на друга. Раньше хотя бы несущий и облицовывающий слои были слиты друг с другом, а сегодняшний фасад — это такая маска, не более. Мы все сейчас из-за пандемии носим маски, и наши лица потеют под ними. Наши здания тоже скрыты за масками, и никто до конца не знает, что с ними происходит за этими масками. 

Ведь современный фасад — это не деталь, навешенная на несущую структуру, но и слои теплоизоляции, и конструкции, о состоянии которых также необходимо думать. И заказчик, например, готов потратить любые деньги на фасад из натурального камня, а эксперт говорит о том, что он должен оставить стыки между камнями открытыми, для того чтобы вентилируемый фасад функционировал. И если раньше ты смотрел на фасад и видел, что камень лежит на камне, мог подойти и потрогать шов, рукой прочувствовав, что перед тобой несущая конструкция, то сегодня ты видишь между камнями либо щель, через которую видна та сама теплоизоляция, либо в лучшем случае силикон — некую эластичную массу, которую при известной сноровке можно выковырять и засунуть вместо нее, скажем, окурок. Здание перестало быть монолитом, его фасад стал пористой маской, через которую угадывается промежуточный слой. 


Фото: Геннадий Грачев

Я, конечно, могу предложить возвести кирпичную стену глубиной 70 см, но её же никто не будет строить — это слишком дорого и сжирает слишком много полезной внутренней площади. А меньшая толщина неспособна обеспечить современные нормы теплоизоляции, и никто не готов мириться с компромиссами. Поэтому любая форма подражания, например, массивной кладке прошлого неизбежно сталкивается с подобными проблемами. Правда же заключается в том, что сегодня не существует способа сделать массивную стену. Да, можно сделать стену из бетона минимум толщиной 55-57 см или показать несущую стену снаружи и теплоизолировать ее с обратной стороны (так, например, сделан Музей архитектурного рисунка в Берлине по моему с Сергеем Кузнецовым проекту), но это единичные и очень дорогие исключения из правил. А главный вызов нашего времени состоит в том, что в нашем распоряжении нет строительных технологий, которые бы оправдали строительство зданий с массивными стенами.


«Невская ратуша». Фото: Андрей Белимов-Гущин

Насколько упирается это в компетенцию подрядчиков, которые исполняют заказ? 

— Ни один подрядчик не хочет участвовать в каких-либо экспериментах, потому что любые эксперименты могут обернуться тем, что подрядчик окажется виноватым и будет отвечать. Поэтому подрядчики или экспертиза чаще скажут: «Нет, это решение не сертифицировано и не согласовано». Конечно, существуют разные решения. Можно сделать несущую стену, а потом проложить теплоизоляцию, после поставить облицовочную кирпичную стену на отдельный фундамент… Но парадокс заключается в том, что когда мы говорим об эстетике строительства, мы сожалеем об утрате массивности, а когда рассуждаем о технологиях, то ратуем за легкие быстровозводимые стены, которые при необходимости можно применить повторно. И с точки зрения технологий ощущение архитектуры как чего-то вечного сегодня, безусловно, теряет свою актуальность, хоть это ощущение пока еще по-прежнему пропитывает Петербург.


«Невская ратуша». Фото: Андрей Белимов-Гущин

Есть мнение, что среди проектов коммерческой недвижимости, например бизнес-центров, чаще встречаются интересные с точки зрения архитектуры проекты, а жильё чаще утилитарно. Так ли это?

— Мне кажется, что это ошибочное мнение. Есть много удачных жилых домов. Вообще, эти типологии трудно сравнивать, поскольку доля жилых зданий и доля бизнес-центров в структуре застройки несопоставимы.

Вы известны как куратор, организатор и участник архитектурных выставок. Например, недавняя выставка архитектурного рисунка в Риме «Оттиск будущего. Судьба города Пиранези»…

— Да, упомянутая выставка — это свободное размышление на тему будущего европейского города, в том числе применительно к тем процессам, которые мы сегодня обсудили.


«Невская ратуша». Фото: Андрей Белимов-Гущин

Там были представлены фантазии, связанные со старым городом. А вот если пофантазировать на тему того, что же нам делать с довольно сомнительными с архитектурной точки зрения окраинами Петербурга и Москвы? Можно их как-то «излечить»?

— Можно и нужно. Я как раз считаю, что нам обязательно нужны мастер-планы и дизайн-коды развития новых районов. Что можно делать с этими территориями? В их застройке, как правило, много пустот, и их можно заполнить, например, общественными зданиями, которые помогут создать интересную среду. Эта тема, которая для меня крайне важна: европейский город продолжает расти, и на его новых территориях должны быть созданы примеры застройки, интересные с точки зрения и этажности, и режиссуры пространства, и архитектурных деталей. Пока ответы на эти важные вопросы, увы, не найдены. А в той выставке, которую вы упомянули, меня интересовала проблема многослойности уже сформированного европейского города. Потому что даже в таком городе время от времени возникают пустоты и фрагменты, требующие нового архитектурного и градостроительного решения. Мы видим это и в историческом Петербурге. И меня очень занимает вопрос: как такой город может жить и развиваться дальше? Никогда ведь не будет так, что какая-то часть города заморожена, а всё новое строится только в новых районах. Центр также всегда требует развития. Другие европейские города, например Париж, Милан, Барселона, ведь обладают огромным историческим центром, который формировался вплоть до начала XX века, а затем изменились архитектурный язык и строительные технологии, и эти два фактора очень существенно повлияли на их облик.


«Невская ратуша». Фото: Андрей Белимов-Гущин

Есть ли разница в запросе, если вам заказывают здание жилое, коммерческое, для окраины или для центра?

— Я повторюсь, жилая застройка или бизнес-центр — не так важно. Нужно стремиться создавать ту картинку части города, которая тебе наиболее близка. Иногда это очень контрастное решение, потому что та плотность и высотность, которые даются городом в качестве исходных параметров, не могут быть воплощены иначе. Но, конечно, мы должны задаваться вопросами: что такое человеческий масштаб и какая этажность комфортна для проживания, как должны выглядеть первые этажи, как должны решаться детали фасадов.

Есть ли примеры, когда ваш проект реализовали откровенно плохо?

— Если мне доверили реализовать проект от начала и до конца, я стараюсь сделать то, за что могу ответить, что могу объяснить до каждой детали. Но, повторюсь, необходимым условием этого является возможность вести авторский надзор. С проектами, которые я начинал как архитектор и которые затем были сделаны без моего участия, что называется «по мотивам» (а такие проекты есть, например, в Сочи), я себя не отождествляю и автором этих проектов себя не считаю. Даже на финальных стадиях реализации от решения архитектора может зависеть очень многое. Знаете, как это бывает: то вдруг вылезла какая-то антенна, то появится техническая надстройка, и архитектор должен на это отреагировать, предложить решение. Реализация проекта — это всегда самый важный и, конечно, самый долгий процесс, который, к сожалению, часто российскими заказчиками недооценивается. Если не удалось найти общий язык и я был отстранён от возможности вникать во все нюансы стройки, я не готов отвечать за результат, даже если он чем-то похож на то, что было в проекте.


«Невская ратуша». Фото: Андрей Белимов-Гущин

То есть это уже зависит от компетенции заказчика?

— От желания заказчика, от его понимания такой позиции архитектора. И мне кажется, это единственно возможная позиция в профессии. Авторский надзор, о необходимости которого мы, например, сейчас так много дискутируем применительно к закону об архитектурной деятельности, — это ключевой фактор качества реализации проекта.

В Петербурге намерены построить колокольню Смольного собора по проекту Растрелли (колокольня была спроектирована зодчим, но так и не реализована). Опасения связаны с тем, что появится очередной новодел, который будет далёк от замысла архитектора. Как думаете, есть ли шанс на успех? 

— Я не знаком с этим проектом. Но если в хорошем смысле пытаться эту идею обосновать, то необходимо возродить старые технологии строительства и изменить нормы так, чтобы мы мысленно переместились в XVIII век и поработали как тогда.


«Невская ратуша». Фото: Андрей Белимов-Гущин

Такое возможно?

— На примере берлинского замка могу сказать, что это скорее невозможно сделать, по крайней мере замок сделан абсолютно современным способом, когда поверх конструктивного каркаса выполнена чрезвычайно дорогая оболочка исторического фасада. Это возможный путь, но он не снимает тех вопросов, о которых я уже говорил в ходе этого интервью. Для меня восстановление памятника — это процесс, когда всё делается в точности так, как делалось в его историческую эпоху. Ведь как восстанавливали Янтарную комнату? Там же были воссозданы все технологии прошлого один к одному. Это великий подвиг.

То есть мы должны совершить такой же подвиг?

— Да, мы должны построить это здание так, как будто мы живём и строим в XVIII веке, используем технологии, которые были тогда и привели к такой архитектуре и даже к тем теплотехническим показателям, которые, возможно, нас сегодня не устраивают, но мы должны это забыть и сделать так, как это было в том веке. При соблюдении этих условий всё получится. Тем более технологии известны, есть чертежи, есть реализованные памятники Растрелли. Если это новые технологии, которые только имитируют прошлое, то успеха не будет.


«Невская ратуша». Фото: Андрей Белимов-Гущин

Сергей, как завершился год лично для вас и для архитектурного сообщества? Каковы планы на будущее?

— Я могу говорить только о себе. Для меня год закончился в целом хорошо и спокойно. Я продолжаю работать над проектами в России и Германии, в частности в Берлине руковожу строительством крупнейшего в Германии офисного здания с применением деревянных конструкций. Нахожусь я сейчас постоянно в Германии, потому что, как вы знаете, эпидемические ограничения довольно жёсткие и не позволяют сейчас жить и работать в том ритме, который казался привычным еще год назад. Раньше я раз в неделю перемещался из Германии в Россию и обратно. Сейчас это невозможно, поскольку обязательный карантин после пересечения границы превратит процесс работы в бесконечный хоум-офис. И тем не менее в будущее я смотрю со спокойной уверенностью.

Справка «Новый проспект»:

Сергей Энверович Чобан родился в Ленинграде 9 октября 1962 года в семье учёных. В 1980 году окончил среднюю художественную школу им. Б. Иогансона. В 1986 году окончил архитектурный факультет Института им. И. Репина Академии художеств СССР (мастерская профессоров Сергея Сперанского и Валериана Волонсевича). В том же году начал профессиональный путь в архитектурной мастерской Вениамина Фабрицкого. Позднее начал самостоятельную работу в Ленинграде.

В 1991 году переехал в Германию, где с 1992 работал в гамбургском архитектурном бюро Nietz Prasch Sigl. В 1995 году стал руководящим партнёром бюро, получившего название nps Tchoban Voss, и возглавил его берлинский офис, с 2017 году офис носит название Tchoban Voss Architekten.

Автор более 50 проектов в Берлине, Дюссельдорфе, Штутгарте, Дрездене, Москве и Петербурге. Среди знаковых работ архитектора — кинотеатр «Кубикс», многофункциональный комплекс «ДомАкваре», Еврейский культурный центр и синагога Хабад-Любавич на Мюнстершештрассе, отель NHow, комплекс Mall of Berlin и здание Музея архитектурного рисунка (Берлин), одно из самых высоких зданий Европы — башня «Федерация» делового центра «Москва-Сити», административно-деловой комплекс «Невская ратуша» (совместно с мастерской архитектора Евгения Герасимова, с которым реализовал ещё ряд проектов в Петербурге) и др.

С 2006 года руководит архитектурным бюро «СПИЧ». В 2009 году основал благотворительный фонд архитектурного рисунка Tchoban Foundation Museum for Architectural Drawing. В 2009–2011 годах являлся председателем градостроительного совета города Линц (Австрия). С 2011 года — член градостроительного совета фонда «Сколково». С 2013 года — член архитектурного совета при комитете по архитектуре и градостроительству города Москвы. Является куратором и участником нескольких десятков архитектурных выставок и биеннале в России и за рубежом, например дважды курировал российский павильон на архитектурной биеннале в Венеции. В 2017 и 2019 годах был куратором Российской молодежной архитектурной биеннале. Лауреат международных и российских архитектурных премий, в том числе Европейской архитектурной премии (European Prize for Architecture, 2018).