Геоэколог Николай Дронин о глобальном потеплении: «Нам надо в этой пандемии ещё 10 лет барахтаться»

Николай Михайлович, я хотела бы начать нашу беседу с последнего доклада экспертов ООН, которые говорят о необратимых изменениях климата. Что нам, неспециалистам, нужно понимать из этого доклада? Человечество «допрыгалось»?

— На самом деле в этом вопросе много тонкостей, и начать следует с Парижского соглашения 2015 года. Тогда, на удивление всем, произошло изменение цели климатической политики.

До 2015 года цель была — ограничивать разогрев атмосферы до 2°С относительно базового периода (базовый период — это 1960–1990 годы, 30 лет). Почему два градуса? Вы наверняка знаете, что был Ледниковый период, когда всё было другое, но разница между температурой в ледниковую эпоху и нашу — всего 4°С. Средняя глобальная температура на Земле была +15°С, теперь она уже +16°С, а в Ледниковую эпоху — +11°. То есть разница всего 4 С, а такие сильнейшие изменения. Поэтому в рамках Парижского соглашения решили сделать допустимой половину — 2°С, превышать которые не стоит, потому что мы не знаем, каким образом произойдёт перестройка всей климатической системы. Так было до Парижского соглашения 2015 года.

Неожиданностью стало то, что политику пересмотрели в сторону ужесточения этого порогового значения: приняли за основу не два градуса, а полтора. Это не было инициативой развитых стран и органа, который делает эти доклады, — Межправительственной группы экспертов по изменению климата, МГЭИК, или IPCC (The Intergovernmental Panel on Climate Change). Это был демарш так называемых малых островных государств, что оказалось полной неожиданностью. По сути они поставили ультиматум: если вы не понизите пороговое значение до полутора градусов, мы выйдем из климатического соглашения.

Они сослались на некоторые доклады ООН, в которых показано, что именно эти малые островные государства будут первыми жертвами изменения климата, потому что у них главная проблема — отсутствие запасов пресной воды. Повышение уровня океана приведёт к снижению этих запасов, плюс затопление берега и пр. А этих государств очень много на самом деле, их 57 штук. Это четвёртая часть от всех государств и довольно большая сила. Они объединились в альянс и решили таким образом сделать «интервенцию» в этот климатический процесс, которым заправлял в основном Европейский союз, и предложили снизить пороговое значение с двух до полутора градусов.

Это был, конечно, шок. В итоге появилась строчка такая: «признать целью климатической политики недопущение разогрева атмосферы Земли «заметно ниже» («well below») 2°С. Это «well below» было компромиссом между предложением островных государств и позицией ЕС.

Вторая тонкость — это доклад IPCC, который вышел в ответ на эту «интервенцию» малых островных государств. Опубликованный в 2018 году он так и называется «Полтора градуса» и говорит о том, что нам нужно делать, чтобы всё-таки удержаться в этих пределах.

В том докладе 2018 года ученые довольно оптимистично посмотрели на происходящие изменения и сказали: да, теоретически мы можем добиться того, чтобы Земля не разогрелась выше полутора градусов, но для этого, ребята, нам надо очень сильно сократить выбросы — на 45% к 2010 году и к 2050 году достичь «карбонового zero». То есть выбрасывать ровно столько углекислого газа, сколько поглощают наземная растительность и океаны и не добавлять больше в атмосферу CO2.

И что что же теперь?

— Теперь переходим к нынешнему докладу IPCC (релиз от 9 августа). Эксперты пересмотрели то, что было написано в 2018 году, и сделали вывод: у нас не получится уложиться ни в полтора, ни в два градуса. Оказалось, что разогрев Земли идёт гораздо быстрее, чем ожидали. Если в 2018 году IPCC сказала, что Земля разогрелась на 1°С, то в этом докладе назвали другую цифру — 1,1°С.

То есть за 3 года температура атмосферы увеличилась на 0,1°С. Соответственно, если всё будет двигаться с такими темпами, то только в ближайшие 10 лет мы уже получим 1,5°С. Десять лет — это очень маленький период, ни одна экономика не сможет перестроиться, поэтому сделали неутешительный вывод.

То есть тогда, в 2018 году, они решили подыграть новой цели сокращения CO2, я думаю, что это у них не очень хорошо выходило, но они сказали «мы можем это сделать», а сейчас не только пошли на попятную, но даже написали, что и в 2°С мы не уложимся.

В принципе, это честная оценка. До этого они ломали дурочку», говоря, что можно добиться цели и удержаться в полутора градусах. На самом деле никаких признаков того, что выбросы будут снижены, нет.

Я сейчас смотрел цифры: 1990 год считается точкой отсчёта, с 1990 по 2020 год выбросы в мире выросли на 45%, и снизить их на 45% за 10 лет — с 2020 по 2030 год — невозможно. Вот, например, пандемия эта «замечательная», дала сокращение около 6%. Но нам надо в этой пандемии ещё 10 лет барахтаться, причём по нарастающей, тогда мы добьёмся этой цели. Но это же будет вселенская катастрофа. Если же пандемия закончится и экономика начнёт восстанавливаться, то, конечно, никаких шансов по снижению выбросов нет. Вот об этом был последний доклад IPCC.

То есть выводы довольно категоричные, насколько я понимаю?

— Именно так.

А как составляются подобные доклады? Сколько экспертов их готовят и каково ваше участие в последнем?

— Этот доклад писали около 600 человек. Я участвовал в написании шести других докладов. Наш доклад называется «Глобальные экологические перспективы». Мы уже 18 лет его пишем, и я хорошо знаю, каким образом это происходит. Есть рабочая группа, и она разбивает тему на очень много мелких конкретных подтем с множеством разделов, а под каждый раздел привлекаются эксперты. Причём одну страницу могут писать три эксперта, и делать они это будут целый год. При этом они несут ответственность только за свой кусок доклада.

То есть, например, есть специалист по одному климатическому аспекту. Допустим, влияние температур на фотосинтез. Ему заказывают этот раздел. Он пишет и сдаёт, но не знает, кто пишет другие разделы и сколько человек.

Потом это всё складывается, обрабатывается. Доклад идёт на рецензию. Рецензентов больше, чем авторов, их несколько тысяч, и бедные авторы будут отвечать на каждую претензию рецензентов.

И в итоге получается общий доклад, который по всем научным стандартам является высоконаучным, потому что выводы проходили независимое рецензирование, и список литературы не то что большой — он колоссальный. Тут такой есть аспект: список-то колоссальный, но общее количество публикаций по теме изменения климата таково, что превышает возможности одного человека прочитать их.

Все понимают, что никто не будет читать весь доклад: это невозможно, разделы очень специальные, для специалистов. Будут читать введение и заключение (introduction и conclusion), которые пишут организаторы — мы не знаем, кто именно. Поэтому авторы, эти 600 человек экспертов, не ответственны за то, что написано в начале и в конце. Это, что называется, summary, а насколько содержание соответствует этим заключениям, очень трудно сказать.

Но введение и заключение — политическая часть доклада, которая преподносится публике. Организаторы и формулируют суждения типа «ребята, у нас ничего не получится» или, как в 2018 году, «всё получится, если мы радикально сократим выбросы».

Верно ли я понимаю, что здесь возможны манипуляции общественным мнением?

— Нет, IPCC, конечно, считается очень уважаемым источником. Но там есть группы организаторов, которые ближе к политикам. Под политикой имеется в виду позиция ООН — Генерального секретаря и прочих бюрократов. У них позиция такая, что мы конвенцию заключили по изменению климата в 1992 году, все страны подписались, а если подписались, значит мы работаем в этой парадигме или под эту идею. В этом отношении конспирологии нет, есть только бюрократическая структура, которая называется ООН, у которой тоже свои интересы.

Какие интересы? Держать всех в таком хорошем напряжении: друзья, мы должны всем миром бороться с экологической проблемой. И другой ангажированности тут нет. Поэтому, когда говорят, что IPCC выполняет какие-то заказы за большие деньги, это неправда.

Но очень часто можно услышать мнение, даже от некоторых учёных, что в климатической повестке все ангажировано и куплено…

— Конечно, это не так. Надо понимать, что когда мы, российские учёные, получаем грант, для нас это такая допустимая форма добавки к зарплате. А западные исследователи не получают гранты в качестве зарплаты, у них по-другому бюджет строится. В Америке обычно так: ты профессор, университет даёт тебе зарплату на 10 месяцев, а на 2 месяца ты должен сам себе найти финансирование — надо подать на грант. Если ты хочешь взять аспиранта (а у тебя должны быть аспиранты), ты его можешь его получить, если ты его трудоустроишь и если у тебя будут на это деньги. Это обычная практика: ты трудоустраиваешь трёх-четырёх аспирантов на 3 года. Платишь им зарплату за то, что они делают научные исследования под твоим руководством. Ты их должен выпустить с диссертацией. Так что никаких тут обогащений не может быть. Тем более сами гранты не миллионные, а довольно скромные: пару студентов устроить, съездить на конференцию, заплатить за публикацию (некоторые научные журналы стали платными). Западный учёный не потратит эти деньги на себя.

Второе соображение: кому выгодно? У нас есть лобби совершенно другого порядка — нефтегазовые промышленники в Соединённых Штатах. В США есть специальный институт лоббистов, в Вашингтоне есть такая контора, которая занимается лоббистской деятельностью открыто, и это законно. В таких конторах сидят бывшие сенаторы и конгрессмены, все знают друг друга и ждут предложений. К ним приходят люди из нефтяной компании и говорят: я хочу, чтобы такой-то закон был. И они начинают продвигать его за какой-то процент. Статистика соотношения подобных лоббистов со стороны нефтегазового комплекса и зелёной энергетики, солнечной энергетики несопоставима. Здесь будет 60 к одному.

То есть ситуация складывается не в пользу зелёной энергетики?

— Да. Есть мощная экономическая группа, которая может продвигать свои интересы в промышленном и нефтегазовом комплексе, они могут тормозить неудобные законы, и достаточно успешно. Им точно не нужно то, что задумала ООН. Тут битва, мягко говоря, бизнеса и бюрократии ООН.

Бюрократы ООН бьются с этими нефтяными и газовыми гигантами. Последних мы не видим, а видим только людей, которые всё время говорят, что изменения климата — это ужасно, но ничего при этом не происходит. Мы не видим другой стороны. Промышленные нефтегазовые гиганты прекрасно всё просчитывают и понимают, что ничего у ООН не получится. Они видят, что ни одна страна не выполняет своих обязательств, и никаких шансов, что сейчас очень быстро удастся свернуть нефтяную энергетику, нет.

А ещё ведь есть Китай, который подорвал всю эту глобальную климатическую политику своим экономическим рывком. Всё началось в 1992 году, и до 2000 года Китай вёл себя нормально, у них выбросы росли согласно общепринятому сценарию. А потом они резко рванули вверх. Европейский союз к 2020 году официально снизил свои выбросы на 24% (я, правда, не верю в эти цифры, я думаю, что они приукрасили свои достижения), а Китай на 500% выбросы увеличил. Теперь он перекрывает выбросы всех развитых стран и не собирается останавливаться. Кстати, парниковые газы полностью отражают экономику. Экономика растёт — выбросы растут. Экономика падает, как в пандемию, на 6% — и выбросы упали на 6%. Но сказать «а давайте у нас будет экономика расти, а выбросы упадут» — это очень странно, такого рецепта нет. Я думаю, что лоббисты нефтегазовых корпораций прекрасно это понимают, потому спокойно себя чувствуют.

При каких условиях возможно было бы договориться и планомерно снижать выбросы?

— В принципе, есть уже учёные, которые говорят: не получится сократить выбросы политическими мерами, невозможно договориться со всеми. И тут у меня тоже есть собственная точка зрения. В конвенции ООН больше 200 стран, и каждая имеет равный голос, хотя у нас три-четыре страны ответственны за динамику выбросов: Китай на первом месте, Штаты, 27 стран Европейского союза, а мы на четвёртом месте с отрывом от Европейского союза в 2 раза. Вот четыре игрока. Моя точка зрения: ООН в своём бюрократическом раже сделал ошибку, насобирав 200 стран, поэтому и договориться никто не может. А если собрать Европейский союз, США и Китай или даже Китай и США, сказать «от вас всё зависит, договаривайтесь, а мы будем смотреть, как вы это делаете и как снижаете выбросы», и это было бы более эффективно, я считаю.

Вот Грета Тунберг, она как раз обругала этих бюрократов: сколько можно? Она очень права в этом отношении, потому что все говорят о проблеме, но при этом ничего не происходит. Замечательная девушка. У меня даже есть лекция, где я привожу её высказывания.

Какова климатическая политика России?

— Есть правительственные экологические организации на Западе, которые оценивают климатическую политику разных стран. И нашу политику они оценивают очень низко, считают, что это саботаж. И они правы. И Китай саботирует, и мы саботируем, и США.

У нас климатическая политика очень лицемерна. Все ссылаются на 1990 год, и мы ссылаемся на 1990 год, говорим, что наши обязательства — не превысить показатель выбросов 1990 года. Только есть одна деталь: у нас в 1990 году была совершенно другая экономика. Мы пытались обеспечить себя. У нас всё это не получалось, но в принципе экономика была огромной и была направлена на самообеспечение. Потом всё рухнуло, как мы знаем, в 1991 году. Экономика схлопнулась, выбросы упали. И мы сейчас официально имеем выбросы парниковых газов меньше на 30% относительно 1990 года.

Это позволило России заявить в 2009 году, что мы лидеры климатической политики, потому что никто не смог сократить выбросы по отношению к 1990 году. Китайцы увеличили на 400% выбросы, Европейский союз с трудом сумел сократить выбросы на 24%. Штаты вообще не сократили, а мы всех перегнали. Как будто это был результат климатической политики! Просто рухнуло всё. Но мы оперируем этими данными... Девяностые годы в этом смысле для нас подарок. Кстати, Чубайс на днях прокомментировал этот последний доклад IPCC и среди прочего он отметил, что пора прекратить эту лицемерную климатическую политику, то есть ссылку на 1990 год.

Второй пункт: мы говорим, что являемся глобальными донорами по поглощению углекислого газа, потому что у нас так много лесов …

Которых скоро не останется с таким отношением…

— Да, в этом году был рекордный лесной пожар площадью 1 млн га. Такого никогда не фиксировалось. Это колоссальные размеры. А в прошлом году тоже остроумно придумали: не надо тушить лесные пожары в Сибири, которые не угрожают населённым пунктам.

И это опять лицемерие — говорить, что у нас много лесов, болот и так далее, поэтому нас должны благодарить за это. Но мы их не сажали, эти леса, и болота не разводили. Мы их только сокращали — рубили и не ликвидировали пожары. Поэтому есть пункт в глобальной климатической политике, в котором чётко сказано: да, страна может приписать себе заслугу по поглощению парниковых газов лесными экосистемами в том случае, если она что-то сделала для этого. Если лес просто стоит без вашего участия и поглощает, это не ваша заслуга, вы не имеете права её приписывать себе. Но если вы что-то делаете в лесу, например не допускаете очагов возгорания, то да, мы готовы признать, что лес вы сохранили и готовы пересчитать, сколько углекислого газа поглощается этим лесом. А когда у вас всё полыхает, когда мы принимаем такое решение странное, что не надо тушить, то какая тут заслуга? Наоборот, надо пересчитывать, сколько углекислого газа поступило в атмосферу в результате того, что не обеспечили нормальную противопожарную безопасность. Это нам не в плюс, а в минус должно быть.

Но есть ещё одна тонкость — в том, что леса мало поглощают. Их много, лесов, а поглощают они мало. При всей попытке доказать нашу мировую важность леса поглощают только половину наших выбросов. На самом деле это очень трудно подсчитать, сколько там всего, если учесть пожары, грибковые заболевания лесов…

Пожары можно было бы списать на климатические изменения. Во всём мире ссылаются на них, хотя это научно не доказано и IPCC не считает климат причиной пожаров. Но есть ведь и такой фактор, как наша лесная служба, которую, по сути, разрушили в 2000 году. Знаете об этом?

У нас тогда ликвидировали Госкомприроды, а заодно и лесную службу, которая существовала 100 лет. У нас было разделение: лесная служба и лесопромышленная. Развели их так: лесопромышленная рубит лес, лесная охраняет. Лесопромышленную в итоге оставили, лесную убрали, сократили штат лесников, их практически нет. Некому следить за незаконными вырубками и пожарами.

До сих пор в информационной среде наблюдается дискуссия: виноват человек в потеплении или не виноват. Каков научный консенсус?

— У меня есть курс лекций про глобальные климатические проблемы, и там я рассматриваю разные аспекты. Есть, например, проблема опустынивания, а есть конвенция по проблемам опустынивания от 1992 года, также есть конвенция по биоразнообразию, озоновая конвенция, морская конвенция по истощению рыбных запасов — целый спектр. Так вот можно взять все эти проблемы и разложить их по степени достоверности. Под достоверностью я имею в виду научную обоснованность.

И проблема климата и его связи с хозяйственной деятельностью человека окажется в ряду обоснованных проблем. Имеется в виду то, что именно в этой сфере большие научные ресурсы задействованы, есть очень большие разработки, модели, наблюдения, есть спутники, которые специально запущены, чтобы отслеживать изменения климата и оценивать причины. А есть конвенция, например, по биоразнообразию, которая при детальном рассмотрении непонятно о чем, она иррациональна.

Почему? Разве нет проблемы исчезновения видов?

— Потому что в конвенции говорится, что происходит массовое исчезновение видов. Это очень странная теория, ни на чем не основанная, исходя из того, сколько видов мы вообще знаем — их описано около 10% от реального их количества, которое предполагают учёные. Описано 1,6 млн видов, занесённых в каталоги. Сколько неописанных? Говорят, что их примерно 30 млн. Поэтому как мы можем говорить о массовом вымирании видов, если мы описали только малую часть из них? Но вот конвенция о видовом разнообразии существует. Это тоже огромная бюрократическая структура, опять собираются страны, опять делаются страшные глаза из-за «массового вымирания видов». Между тем по статистике каждый год находят 5 тыс. новых видов, иногда случайно. Самый курьезный случай: биолог шёл в Нью-Йорке по Центральному парку и обнаружил новый вид лягушек, описал и назвал его, конечно, своим именем. Таких счастливчиков каждый год по 5 тыс. Видов всё время становится больше. Понимаете, я не то чтобы наезжаю на эту конвенцию, но здесь науки мало.

С изменением климата и его антропогенными причинами — здесь кроме бюрократии много и науки, потому что ресурсов много и сам объект более лёгкий для изучения, чем эти все эти живые твари. Здесь и физика есть, и химия, есть изотопный анализ парниковых газов.

Какие самые распространённые аргументы климатических скептиков и какие научные контраргументы им можно противопоставить?

— До недавнего времени было три контраргумента. Например, что антропогенный выброс СО2 очень маленький по сравнению с природными потоками: океаны, вулканы, растительность разлагается, животные мрут. Всё это разложение, это очень большие потоки и, по всем оценкам, где-то 4% — антропогенный выброс, который по логике вещей должна поглощать растительность, те же леса. Аргумент скептиков заключается в этом, но это очень мало. Это правильный аргумент, в принципе, потому что мы не можем в точности подсчитать общий выброс. Это в пределах ошибки выходит, чуть-чуть совсем: то ли есть, то ли нет.

Контраргументом является то, что с 1959 года (когда начали вести наблюдение) растёт концентрация CO2 именно в Северном полушарии, где находятся Китай и другие государства — лидеры по выбросам. Поскольку Южное полушарие океаническое, а Северное континентальное, если бы рост концентрации был связан с океаном, мы бы имели другую картинку — увеличение концентрации парниковых газов в Южном полушарии.

Также по изотопному составу углерода учёные определили, что накопление в атмосфере происходит за счёт изотопа 12C, который напрямую связан со сжиганием топлива. Есть и нестабильный 14C, который образуется в атмосфере и в земной коре, а также более редкий стабильный изотоп 13C, содержание которого уменьшается. Благодаря изотопному анализу удалось выяснить, что именно антропогенный выброс остаётся в атмосфере.

14С имеет период полураспада 5 тыс. лет, следовательно, в ископаемом топливе — нефте и угле — этого изотопа нет, так как прошли миллионы лет, пока формировалось это ископаемое топливо. Когда мы его сжигаем, в воздух поступает изотоп 12C, а 14C нет в выбросах, и это можно зафиксировать: 14C в атмосфере становится меньше по сравнению с 12C. Изотоп 13C меньше поглощается растениями, поэтому при сжигании биомассы (уголь, нефть — это всё остатки биомассы) 13C тоже меньше поступает в атмосферу, чем в том случае, если бы выбросы были связаны с другими источниками, например вулканами.

В прошлом году появился и четвёртый аргумент. Впервые удалось наблюдать, что повышение СО2 приводит к тому, что в атмосфере накапливается радиация. Суть такая: Солнце нагревает Землю — это коротковолновая радиация, чем больше СО2, тем больше радиации отбрасывается к Земле. Американцы проделали опыт, в течение 10 лет они как раз наблюдали, замеряли содержание СО2 в атмосфере и выяснили, что за 10 лет оно выросло. Каждый год на 2,5 млн частиц становится больше СО2, Он увеличивает обратный поток длинноволновой радиации в ночное время. То есть СО2 действует как экран, а увеличение СО2 приводит к тому, что этого экрана становится больше.

Это фиксируется радиометром, который измеряет этот обратный поток длинноволновой радиации, отражённой от СО2. Наблюдение очень точное.

Есть независимые базы данных по средней температуре, и независимо от страны, где ведутся измерения, мы видим один и тот же результат. Более того, Росгидромет наш показывает тот же самый результат. И это полная ерунда, когда говорят о каком-то там моделировании результатов.

Если всё научно, то почему дискуссии даже в научном сообществе есть?

— Да. Даже у нас на факультете большинство географов не верит в антропогенную причину потепления, они считают, что это природные циклические процессы, которые от нас не зависят. При этом они, что интересно, почти все зелёные: выступают за охрану природы, готовы заповедники всякие защищать. Это какой-то феномен такой. У меня есть статья, которая объясняет этот феномен.

У нас нет экологических движений, как в той же Америке, где ставили бы в центр человека. Так исторически получилось. Есть два термина: preservationists и conservationists. Preservationists — ех, кто печётся живой природе (многие республиканцы preservationists), благодаря им принимаются достаточно жёсткие законы, могут закрыть любой бизнес-проект, если это какой-нибудь птичке вредит. Такие случаи были. И есть conservationists — это экологическое движение, которое заботится о среде обитания человека. Разница понятийная большая, потому что в первом случае вы не допускаете изменений природы, а во втором можете осушать болота, посыпать DDT, чтобы комаров не было. Здоровье человека на первом месте. Это разные экологические движения. Так вот наши географы ментально — preservationists.

Была классическая работа Дугласа Вайнера про охрану природы в Советском Союзе, которая называлась «Архипелаг свободы». В СССР охрана окружающей среды была довольно безопасна в политическом отношении, поэтому находились диссиденты и боролись за природу. Это и есть наше российское природоохранное экологическое движение. Только в конце 1980-х появились всякие экологические движения, которые начали человека ставить в центр, это был такой демарш. Так вот антропогенная теория изменения климата не относится к нашему традиционному движению. Наши зелёные не воспринимают эту концепцию, потому что они не понимают её. Они готовы охранять живую природу, а охрана среды обитания человека для них — абстракция, спекуляция.

А ведутся ли научные разработки, призванные если не ликвидировать, то отсрочить последствия потепления?

— Мы их называем геоинженерные методы. На сегодняшний день есть три-четыре пилотных проекта. Но пока они не доказательны — трудно подсчитать эффективность. Разработки эти отданы на откуп частным компаниям, что интересно, и спонсорами являются частники, такие как Билл Гейтс. Есть частные инициативы, но на уровне государств, официально их нет. Ни одна страна не рассматривает геоинженерные проекты.

Например, есть такая идея: на границе атмосферы и стратосферы распылить 5 млн т сернистого ангидрида (SO2). Частицы будут оседать в течение 2 лет и отражать солнечные лучи, а затем постепенно уйдут из стратосферы. В результате должно произойти охлаждение (в качестве природного аналога — такое происходит, когда пепел выбрасывается при извержении вулкана). Это довольно популярный геоинженерный проект, но ни одна страна не рассматривает его как долгосрочный проект для инвестиций, как государственную программу исследований в этой области. По разным причинам. Например, в США были слушания в Конгрессе по перспективам геоинженерных проектов, это было в 90-х годах. Но вывод сенатской комиссии был таким: не стоит. Слишком много неопределённостей, а самая большая — юридическая. Прецедентов ведь нет, чтобы в космос, за стратосферу, запускали 5 млн т чего-либо (ведь накроет всех).

Но тут очень много аспектов, я думаю, что и геоинженерные методы вряд ли помогут. Пока что надо готовиться к худшему.