Андрей Березин: "Если булочки с котлетами мы еще можем сделать, то с самолетами сложнее"

Андрей Валерьевич, как санкции отразились на проектах холдинга? Вы почувствовали санкционное давление?

— По девелоперской деятельности мы наблюдаем падение. Оно связанно в первую очередь с подорожанием ипотеки. Хотя ипотека и вернулась к прежним показателям, люди стали очень аккуратно смотреть в будущее. По некоторым данным, объем выдачи ипотеки упал в 10 раз. Мы вводим программы по компенсации ипотечной ставки. У нас есть программы, которые позволяют получать ипотеку даже под 0,1% годовых. Но падение продаж, безусловно, есть.

Как вы думаете, эта ситуация нормализуется? Откатится назад?

— Не уверен. Сейчас у девелоперов основная проблема — это вывод на рынок новых проектов. Мы вывели новый проект на пр. Энгельса в начале февраля, и, безусловно, он тоже будет достроен. Новые проекты пока под вопросом, но в целом у нас стабильная ситуация, и все объекты мы введем. У нас вообще мало проектов в начальной стадии реализации, и никаких проблем с их финансированием нет. Например, мы получили решения кредитных комитетов по выдаче нам денег на два проекта в городе и один в области. Но пока мы не берём эти деньги, потому что хотим понять, что будет дальше.

А сколько сейчас квадратных метров у вас находится в процессе строительства?

— В стройке у нас находится около 300-400 тыс. м2.

Какой у вас сейчас земельный банк? Как он изменился за последний год?

— Безусловно, земля для стройки у нас есть, и даже есть участки с полученными разрешениями на строительство. Но мы сейчас не позиционируем себя как землевладельцы. Наоборот, у нас есть много проектов, где мы покупаем землю или договариваемся о каких-то долевых условиях с владельцами. Когда мы приходим к землевладельцам, они понимают, что мы можем предложить лучшие условия, поскольку строим качественно и цены на квартиры у нас выше, чем у конкурентов. Но, несмотря на это, продажи идут быстрее. Причина в том, что практически все дома мы всегда сдаем раньше срока. Эта позиция позволяет нам держать цены и развиваться дальше. И все это видят! На сегодняшний день мы не стремимся раздуть девелоперский бизнес. Можно было бы взять и на всех своих землях запустить проекты, но мы не стали этого делать.

Недавно вы получили разрешение на строительство апартаментов на ул. Курчатова. Будете строить?

— Да, мы получили разрешение на строительство и разрешение кредитного комитета, но мы не начинаем строить. На апартаменты не распространяется льготная ипотека, поэтому продать их сейчас будет сложно. Сейчас же не стоит вопрос, как заработать — важно сохранить компанию и вовремя сдать существующие объекты. А дальше будем смотреть по ситуации.

В текущей ситуации вы можете дать какие-то прогнозы, каким будет строительный рынок?

— Какие тут могут быть прогнозы… Если ставка по ипотеке будет низкой, а ее выдача стабильной, тогда можно будет что-то прогнозировать. Хотя я думаю, что рынок в любом случае уже не вернется к прежним замечательным показателям, потому что люди будут очень аккуратно и долго принимать решения. Даже когда ситуация стабилизируется, покупатели подсознательно будут думать о рисках и отсутствии стабильности. Рынок может развиваться только тогда, когда есть полное понимание правил игры и у бизнеса, и у покупателей. Когда мы вернемся к этому пониманию, пойдет рост.

Какую долю занимает строительное направление в структуре вашего холдинга?

— С точки зрения оборота и прибыли — больше 50%.

То есть когда вы несколько лет назад начали самостоятельно строить, это решение себя более чем оправдало?

— Безусловно. Надо понимать, что такое «Евроинвест Девелопмент». Это в первую очередь прекрасная команда, без которой мы бы не начали этот бизнес. Это можно видеть по многим параметрам.

Что сейчас происходит с вашими сельскохозяйственными активами? Учитывая курс на импортозамещение, это направление должно «взлететь».

— Мы купили технику, привели в порядок заросшие поля, инвестировали в создание молочного цеха. К сожалению, сейчас довольно чувствительно подорожали удобрения и другие важные вещи. Я, кстати, не очень понимаю, из-за чего подорожали удобрения, учитывая, что на экспорт их сейчас поставлять нельзя. Но тем не менее. В перспективе мы будем более активно заниматься сельхозпроектом. Уже сейчас понятно, что с продовольствием в мире будет беда. И даже в этой зоне рискованного земледелия, к которой относится наша земля в Псковской области, нужно развивать сельское хозяйство. В каком-то смысле это социальный проект. В какой-то момент два наших колхоза были единственными получателями региональной господдержки в Дновском районе Псковской области на молочную продукцию. Но я бы не сказал, что сельское хозяйство — это стратегическое направление нашей деятельности. Надо, конечно, работать и развивать собственное производство, хотя для нас временами оно похоже на чемодан без ручки. В производственных проектах ты не можешь сказать всем «до свидания!» и выйти из них. Там остаются люди, с которыми ты работал и которых нельзя бросить, на тебе ответственность за них. Дело не в том, что, если мы закроем предприятие, нас кто-то накажет. Всегда можно сказать «я не я, корова не моя» и выпутаться. Но это совсем не наш метод.

В свое время мы рассматривали возможность развития сельскохозяйственного направления в Ленинградской области. Это было в тот период, когда наша компания помогала племзаводу «Ручьи» строить новый комплекс в Лужском районе. Там был построен современный комплекс, но было накуплено много лишнего. Например, был робот, который гладит корову, а кормовой базы для скота не было. В финале этой истории комплекс купили профильные инвесторы. И слава богу.

Предложения о покупке от участников рынка поступали?

— Были, но переговоры ничем не завершились.

А предложения купить кого-то из уходящих иностранных компаний были?

— А у нас из строительных компаний был только «ЮИТ», его купил «Эталон».

Может, из производственных активов вас что-нибудь заинтересовало?

— Если бы с российского рынка уходил производитель литий-ионных батарей, мы бы его купили. Это было бы нам очень интересно. Или производство, связанное с рентгеновскими трубками или СВЧ. Но таких предприятий у нас не было вообще. Нам предлагали купить Nokian Tyres. Прекрасно, но зачем нам колёса? К нам приходила с предложением о продаже финская компания — огромная сеть предприятий питания на заправках. Но нам это совсем не по профилю. В итоге ее приобрел «Черкизово».

С какими трудностями могут столкнуться покупатели активов уходящих компаний?

— Насколько мне известно, Nokian Tyres большую часть продукции поставляла на экспорт. Во-первых, вряд ли сейчас она сможет это делать. Во-вторых, опять же остро стоит вопрос сырья. Или вот, например, есть Светогорский ЦБК. Есть дефицит бумаги в стране, казалось бы, очень интересный актив. Но покупать его должны профильные инвесторы. А инвесторы рассуждают так: «Мы сейчас купим предприятие, а вдруг нам поставки остановят?» Есть риск вложиться в производство, а потом бегать, не понимая, где взять сырьё для него. Не может одна страна производить всё. Более того, чтобы страна могла закрывать полностью свои потребности, её население должно быть не меньше 500 млн человек — есть такая версия у аналитиков. Но, несмотря на это, ни Китай, где более 1 млрд жителей, ни Индия, ни США, сами не закрывают все свои потребности. Кто-то уходит под давлением властей, кто-то из-за других соображений. Абсолютно разные истории, нет общих оснований для всех компаний. Если бы речь шла о рынке Китая, наверное, они бы держались за него сильнее. И потом для четвёртой промышленной революции рынки уже особо ничего не значат. Сейчас время экономики знаний. Имеет значение качество того, что создают компании. Если у тебя есть знания, тебе не нужны ни станки, ни рынки. Ты придумываешь продукт, а остальное под твой продукт тебе принесут: и производство, и сбыт. У нас не такая большая доля рынка от мирового. Сколько у нас? Два с половиной процента? Сейчас, наверное, и того меньше. И акцента на экономику знаний пока нет.

Разве это не прекрасная возможность для бизнеса заняться импортозамещением? Так говорят власти…

— Импортозамещение — это, конечно, хорошее дело, но мы же часть мира. Ни одна страна не может отрезать себя от остальных, даже такие сильные государства, как Китай и Соединённые Штаты. Советский Союз пытался, но ему не удалось. Индустриализация проводилась на американских и немецких станках. И до, и после, и во времена холодной войны всё равно были международные связи, было импортное оборудование. То есть не было полной изоляции. В то же время у Советского Союза было отличное, лучшее, наверное, в мире образование, были кадры, была организация труда.

Обычно, когда у нас говорят про импортозамещение, имеют в виду, что булочки с котлетами мы и сами умеем делать.

— Если булочки с котлетами мы ещё можем сделать, то с самолётами сложнее. Многое в импортозамещении нужно и можно будет сделать, и это делается. Мы находим какие-то материалы, которые раньше брали за рубежом и заставляем отечественных производителей работать с качеством. Но когда ты делаешь самолет, у тебя настолько широкая номенклатура материалов и комплектующих, что вряд ли мы в обозримом будущем сможем заместить всё. На это нужны десятилетия. И экономика знаний. В мире вообще очень немного стран, которые производят самолёты. И они, безусловно, производят их в кооперации со всем миром. Сейчас даже советские модели самолётов нельзя воскресить, потому что утеряно много производств, необходимых для самолётостроения, и нет необходимого количества профессиональных кадров, которые бы всем этим занимались.

К вопросу о кадрах. Вы поддерживаете различные образовательные проекты. Расскажите об этом подробнее.

— Я считаю, что самое главное — это образование, потому что сейчас в мире ничего кроме образования котироваться не будет.

Вы читали книжку «Технологии четвёртой промышленной революции»? Её написал один из основателей Давосского форума Клаус Шваб. Раньше имели значение территория, рынки, сырье. Всё это ушло и уже ничего не значит. Имеет значение только человеческий капитал, интеллектуальный потенциал страны. В мире ценится только то, что ты можешь придумать сам.

Идёт разделение на тех, кто что-то может создавать, и тех, кто для мира бесполезен даже как потребитель. Это происходит везде. И для нас главное — это не оказаться совсем на обочине.

У России были все возможности для развития, потому что образовательная база в Советском Союзе была одной из самых лучших. И среднее, и высшее образование особенно. Сейчас страна тратит на образование 4,6% от ВВП. Заниматься образованием — это не только строить школы, но и платить учителям, профессорам, создавать новые образовательные программы, стимулировать студентов. Например, мы учредили стипендию имени космонавта Гречко, которую получают одарённые студенты и аспиранты. Ещё мы поддерживаем Фонд Эйлера, он помогает талантливым ребятам. Фонд организует для них образовательные лагеря и проводит олимпиады. Считаю, что это очень полезная работа.

Раньше в Петербурге было три школы для одаренных детей: 239-я, 30-я и 45-й интернат. Мы хотим открыть губернаторский лицей для одаренных детей Северо-Запада интернатного типа с развитой инфраструктурой для спорта и дополнительного образования. У нас есть преподавательский коллектив из бывшего 45-го интерната, и это самое главное. Уже подобрано место для размещения, достигнуты принципиальные договорённости. Мы сделали предпроект, получили техзадание и приступили к проекту. Дело продвигается медленнее, чем нам бы хотелось, но продвигается. Мы оплатим проектирование и будем поддерживать коллектив педагогов, который придет туда работать, когда школа будет готова. Хотя это должно быть государственное образовательное учреждение, мы готовы оказать ему спонсорскую поддержку. Почему я делаю акцент именно на педагогическом коллективе? В Советском Союзе, например, зарплата профессора была сравнима с зарплатой заместителя директора крупного производственного предприятия. А какую разницу мы увидим, если сегодня сравним их оплату труда? Колоссальную!

Какими проектами сейчас занимается ваш фонд «Евровенчур»?

— Мы продолжаем финансировать аппарат для интраоперационного лечения рака лёгких, и уже есть опытный образец. Интраоперационная терапия с применением мягкого рентгеновского излучения происходит непосредственно в ходе операции и может быть проконтролирована хирургом визуально. Сейчас проходят конструкторские консультации, началась подготовка документов к серийному производству устройства. Часть комплектующих для аппарата импортная, но, наверное, мы сможем привезти их в Петербург.

Вторая разработка — это также рентгеновские аппараты для обнаружения больных раком тканей и поверхностей. Над этим устройством мы тоже продолжаем работать и готовим его к серийному производству.

Ещё у нас есть интересный проект электронного маркетплейса для строительных материалов. Платформу уже сделали, есть образец приложения для iPhone. Но мы пока не понимаем, есть ли смысл дальше финансировать проект. В текущей ситуации неизвестно, смогут ли поставщики маркетплейса перестроить логистические цепочки, привозить импортные стройматериалы и выполнять свои обязательства перед покупателями. В ближайшее время решим, что будем делать с проектом дальше.

После известных событий, когда начался исход предпринимателей и селебрити из страны, писали, что вы покинули Россию.

— До меня доходили такие слухи. Каждый раз очень интересно узнавать что-то новое, чего я сам о себе не знаю. Анекдот помните? Разговор двоих: «Вы знаете, когда вас нет, о вас такое говорят…» — «Передайте им, что когда меня нет, они могут даже меня бить».

Я не собираюсь никуда уезжать. Я родился в России, здесь работаю, строю бизнес и люблю свою страну. Так что пусть говорят что угодно.