Алина Витухновская: "Нет перспектив у подпольных движений. В постинформационном мире работает то, что на виду"

Алина, вы много лет работаете в мире, который для обывателя окрашен скорее в черные тона. Официальная риторика власти сегодня — «мы воюем с дьяволом». О сатанизме отдельные персоны говорят уже несколько месяцев. Теперь Дмитрий Медведев сообщил, что Кремлю противостоит Иблис. Насколько Медведев не прав?

— Дело в том, что представители «идеологического партбюро» просто уже заигрались. Если раньше в ход шла так называемая дугинщина и лимоновщина, то теперь Иблис. Первое, что я вспоминаю в этой связи, — Гейдар Джемаль. Уверена, что автор того утреннего текста 4 ноября копал именно туда. В обыденном сознании представления о сатанизме просто нет. Это не поп-понятие. Возможно, нынешний всплеск интереса к этой теме связан с исламским миром, с которым они хотят заигрывать. И с тем, что у них просто закончился креатив.

Ну, а насчет того, насколько Медведев не прав… Простите, я в такие модернистские игры вообще не играю. Скажу больше, вообще нет никакого добра и зла. Есть отдельные субъекты и группы, представляющие определенные интересы. И благом в этом мире, который сам по себе является в моем понимании глобальном злом, является только уменьшение этого самого зла. То есть благо — это такой удобный для всех общественный консенсус. Собственно, это и есть либерализм, если говорить на политическом языке. И, естественно, Кремль этот консенсус нарушает и ведет себя как ребенок, который хочет указать на какого-то другого плохого. «Это сделал не я. Это сделал Иблис». Это такая уже психиатрическая оговорка.

Если человек говорит вслух, что его цель — победа над Сатаной, это разве не является чистосердечным признанием в готовности проиграть? Сатану же невозможно победить. Это даже атеистам известно.

— Сатану невозможно победить, потому что его нет. Я тут не могу ответить на ваш вопрос, потому что я не являюсь даже атеистом. В этом смысле я совершенно неуловимый субъект. Атеист определяет себя через отрицание Бога и религии, а я просто об этом не думаю. Я не могу думать о несуществующем. Для меня это маркеры пустого сознания и пустого мифологизированного архетипического языка. Человек говорит не на своем языке, а на языке древних людей. Но у нас XXI век. Мне тяжело говорить в XXI веке на их языке. Но я понимаю, что они имеют в виду, могу кивать и интерпретировать. Или, наоборот, отрицать и интерпретировать.

Тем не менее риторика началась. Очевидно, запас прочности у этой истории ещё какой-то есть. И если это борьба с сатанизмом, то ведь придется убирать великое множество пентаграмм из Москвы? Их там с советских времен в декоре метро и прочих публичных пространств немерено.

— Нет конечно, они же не видят, как говорится, соринку в собственном глазу. Мы дожили до песни «Вагнер» в исполнении Вики Цыгановой.

При этом их собственное пространство настолько сакрально, что оно всё покрыто какой-то хохломской росписью. По нему бродят лишь мишки в лесу художника Шишкина. А если встречаются какие-то пентаграммы, то их закинули враги. Ночью прилетали инопланетяне и нарисовали.

То есть то, что люди могут неправильно удивиться новому злу — сатанизму, знаки которого повсюду всегда, это не проблема для идеологов новых смысловых установок?

— Общество принимает подобные месседжи как белый шум. Общество очень инертно, оно очень деградировало. Но оно устало после мобилизации. Оно по-другому смотрит на мир. Его, конечно, больше интересует собственная жизнь, чем какие-то глобальные интерпретации. То, что мы это обсуждаем, артикулируем, для обывателя — нелепость. Люди смотрят на это всё как на плохую погоду.

Вы видели лицо патриарха РПЦ Кирилла на встрече с Путиным 4 ноября? Могло показаться, что человек пребывает в ужасе. Это потому что иерарх христианской церкви не может не знать, что Иблис непобедим?

Патриарх Московский и всея Руси Кирилл на встрече с историками и представителями традиционных религий России 4 ноября 2022 года. Фото: kremlin.ru

— Я думаю, всё куда проще, и с религией это вообще никак не связано. И военные, и олигархи, и чиновники, и церковь до 24 февраля полагали идею спецоперации на Украине совершенно фантастической. Об этом никто не знал. А кто знал, тот в это не верил. Типа такой прикол. Поэтому то, что произошло, явилось для них всех шоком, от которого они не могут отойти до сих пор. Если половина людей вначале действовала, просто подчиняясь гаранту, то теперь они или ищут обходные пути, или пытаются это как-то остановить. Но остановить не могут. Вот поэтому у них такие лица. Они понимают, что они потеряют деньги и что, возможно, их будут судить. И это всё, естественно, отражается на лице. В состоянии постоянного стресса уже практически всё население. Не говорю уже об Украине. Но те, о ком мы с вами говорим сейчас, находятся в таком же стрессе, а то и большем, потому что их риски в определенном ракурсе куда больше наших.

С другой стороны, он уже после этой встречи произнес: «Страна лицом к лицу сталкивается с опасностями, такими опасностями, которые бросают вызов самому существованию нашей страны. И сегодня мы проходим через такие опасности». В связи с этим опальный священник РПЦ Андрей Кураев напомнил, что написано в «Основах государственной политики РФ в области ядерного сдерживания». Пункт 17 гласит: «РФ оставляет за собой право применить ядерное оружие в ответ на применение против нее и (или) ее союзников ядерного оружия и других видов оружия массового поражения, а также в случае агрессии против РФ с применением обычного оружия, когда под угрозу поставлено само существование государства». Ядерный огонь может быть священным?

— Ответ на ваш вопрос — нет конечно. Это попытка легитимировать безумие в глазах населения, но очень плохая попытка, потому что пропаганда уже не заходит. Мы видим, как падают рейтинги. Да, есть поддержка. Но даже если мы посмотрим тот же клип Цыгановой, то увидим, что люди в кадре — это нагнанная массовка. Я таких людей на улицах не вижу.

Возвращаясь к Иблису. Видимо, для власти просто христианство стало слишком «софт». И, кстати, все эти философы, которые говорили об этом задолго до Медведева, они обслуживали власть еще тогда. Я не верю в независимых философов. Джемаль в том числе. Его антиамериканизм очень подходит под текущие политические методички.

Ваша последняя книга называлась «Цивилизация хаоса». Она вышла до конца февраля 2022 года?

— Да, она вышла раньше. Она была выдвинута на несколько премий: и на премию «Либеральная миссия», и на «Национальный бестселлер». Но тут произошло то, что произошло, и все премии были отменены.

Ваши тексты 2022 года в случае их сбора под одной обложкой можно будет назвать уже просто «Хаос»? «По следам Иблиса»? Осмысление настоящего страшнее предыдущего анализа?

— Нет, не страшнее. Тут исключительный случай, потому что я отношусь к тем людям, а сейчас я это очень четко понимаю, которые поняли эту реальность, если мы перейдем на язык гнозиса и сути бытия. И единственный вопрос, который меня тревожит, на который я не могу ответить: это лишь ужас России, где я родилась? Или это все-таки ужас всего бытия? Скорее всего, это ужас всего бытия. Но Россия всё это оттачивает. А понимание того, как это всё устроено, у меня было изначально. В книжке «Цивилизация хаоса» фактически всё описано. И, кстати, там описаны перспективы.

Мои посты год назад показывают понимание, что это всё возможно. Другое дело, что я рассуждала об этом в теории. Это очень сложно применить к себе. Что вот так это будет всё по-настоящему. Именно поэтому я не могу сказать, что мои нынешние тексты страшнее. Это всё то, к чему я была готова. Единственное, к чему я не была готова, — что это настолько концентрированная глупость. Так бездарно всё оформить! Если говорить о понятных параллелях с европейским опытом XX века, то там это было уместно исторически. Опыт отдельных стран нынешнего ЕС был уместен в рамках модерна. Там было что-то продумано. То безумие еще можно как-то понять. Принять нельзя, понять можно. Здесь же ничего и понять нельзя.

Когда ждать новую книгу новых текстов? Нужна ли она в этой реальности или достаточно пользоваться интернетом и читать вас там?

— Мы живем в реальности, в которой я не знаю, буду ли я завтра пить кофе. Поэтому я все-таки сейчас ориентируюсь больше не на литературные, а на политические высказывания, они быстрее достигают цели. Мы все уже живем не в литературной реальности. Мы живем в чисто политической реальности, и она во многом интереснее и динамичнее, на самом деле, хотя и страшнее. Поэтому я бы хотела, чтобы как-то прозвучала вышедшая книга, если сейчас вообще имеет смысл говорить о книгах. У меня нет цели издавать каждый год по новой книге. Я хочу, чтобы было прочитано и прозвучало то, что уже сделано, тем более что в контексте происходящих событий оно приобретает особую актуальность.

Повторю, сейчас политика все-таки важнее литературы. А литература будет начинаться с нуля, как и новая Россия будет начинаться с нуля. Я думаю, уже ничего прежнего здесь не будет. И в этом смысле то, что происходит сегодня, хорошо: осыпается какой-то совершенно ненужный балласт той же русско-советской литературы.

Вы остаетесь в России и откровенно говорите, о том, что видите. Вам не страшно, или вы тоже неприкасаемы, как другие герои «русского эзотерического подполья»?

— Я ни в коей мере не отношу себя к эзотерическому подполью, к андеграунду. Если я знала кого-то там, это не значит, что я себя идентифицирую с этой группой. У меня нет цели быть маргиналом. Страшно ли в России? Страшно. Так теперь везде страшно. Политика — это вычисление соотношений рисков и выгод. И я не знаю, где я буду завтра в этом смысле.

То есть вы не исключаете, что ваше пребывание в России временно?

— Я совершенно не желаю информировать публику и соответствующие органы о своих планах, где я буду сегодня или завтра.

Как вы тогда смотрите на эту сетевую дискуссию между теми, кто уехал и кто остался? То, что укладывается в известный сетевой термин из четырех букв.

— Я просто не вижу разницы, где находиться в глобальном мире. Я считаю, что мир глобален. Твоя эффективность зависит от того, кто ты и какой у тебя ресурс. Это важнее, чем место, в котором ты находишься. И каждый в этом смысле выбирает, где ему удобно. Что меняется от того, здесь ты или там? Если тебя захотят отравить за какой-то вид деятельности, то тебя найдут и не в России. Каждый выбирает то, что технически более удобно.

На самом деле политику, конечно, удобно иметь какой-то суперресурс, чтобы скакать, подобно революционерам прошлого, которые были очень мобильны. Без ресурсов сейчас делать нечего в политике. Всё упирается в СМИ, в связь, в интернет, в возможность собрать людей, в возможность перемещаться, чтобы посещать какие-то там тусовки. А вся маргинальщина а-ля нацболы Лимонова никаких перспектив дальше не имеет. Нет перспектив у подпольных движений. В постинформационном мире всё равно работает то, что на виду. То, что репрезентативно. Именно оно обретет легитимность.

Оппозиция в России сегодня — это кто? Очевидно, что либеральные политики прежних 30 лет растворились, националисты растворились, левые так и остались с транспарантами прошлого века где-то около «Авроры» раз в год 7 ноября.

— Националисты растворились, потому что их растворили. Они очень хорошо курировались, но перестали быть нужными, их стали сливать. Кто-то из них убежал в Украину, кого-то посадили, кто-то затих. Но некоторые остались. Не буду называть фамилии.

Уже после интервью стало известно об обысках у одного из известных националистов России Дмитрия Дёмушкина.

Другое дело, что сам тренд национализма сейчас очень нелеп. Сейчас говорить о русскости? Я думаю, что они сами это понимают, они же не дураки. А люди есть. Другое дело, как они себя презентуют и что они делают.

Что же касается либералов, они тоже есть. Но нет политики. Нет ресурса и ситуации, в которой они могли бы заявить о себе. Сейчас нужна легализация на Западе. Перемены не делаются как в книжках про революцию. Мы живем вообще в другое время. Плюс ко всему у многих, как мне кажется, нет желания. Я вижу какие-то совершенно формалистские действия, слышу какие-то громкие заявления, из которых ничего не следует. Опять всё держится на тех, у кого есть ресурсы, но они ими не пользуются. А те, у кого нет ресурса, ждут каких-то обстоятельств.

Сама по себе политика ради действия — это и есть та самая пассионарность, маргинальность и бессмысленность. Смотришь на все эти съезды тех, кто против, и возникает простой вопрос: каков ваш КПД? Какова эффективность? Как технически вы хотите сделать то, о чём говорите? Вот есть ресурс силовиков, а вот ничтожный ваш. Естественно, на эти мои вопросы ответа нет. На это ответить нельзя. Это всё движуха ради движухи.

Возможно, это поиски того самого ресурса?

— Это их дело и право. В России этот ресурс не найти. Этот ресурс может пойти только с Запада, но Запад и так вкладывается в Украину, ему этого уже достаточно. Он не будет вкладываться в маргинальные группы, которые его же могут подставить — слишком много рисков, слишком много неопределенности. Зачем? То есть все эти «съезды противников» как способ поиска ресурсов — это тоже глупо. Мне вообще очень странно, что куча взрослых дядечек собирается ради того, чтобы просто поговорить, принять кучу бумаг и деклараций. Но они при этом не могут сложить дважды два.

Я правильно понял вашу мысль, что искать тот самый ресурс в России бессмысленно, потому что его нет?

— Он есть в виде частной помощи, в виде донатов, но это не решит проблему. А если ты вдруг получаешь в России суперресурс, это, конечно же, привлечет внимание определенных органов. И этот ресурс ты тут же потеряешь, а может быть, потеряешь и еще и свою свободу. В этом смысле, если вы хотите много ресурса, наверное, нужно находиться не в России. Хотя есть масса обходных путей. Но количество этих возможностей с каждым днем уменьшается.

Получается, что вариант один: пытаться сберечь себя, затаиться и ждать? Риски утратить свободу растут, или растут только страхи проблем?

— Сберечь себя, затаиться и ждать — это привычные, но неэффективные тактики русско-советской интеллигенции. Мне они не близки, у меня для этого слишком большие амбиции, в первую очередь политические. Ситуация ежедневно меняется, и надо быть бесконечно изощренным и непредсказуемым.

Другой яркий сюжет текущего момента. Побег Собчак от уголовки и возвращение. Что это было?

— Это была попытка легализовать Собчак как представителя оппозиции. Надеюсь, что эта попытка не удалась. Ее возвращение доказывает, что никакого серьезного преследования не было, всё это было шоу. Такой человек не вернется, если у него есть какие-то риски. Значит, есть гарантии безопасности. Эти гарантии могут проистекать только непосредственно из Кремля. Наобум она бы не вернулась. Мы уже, кстати, видели возвращение Пугачевой, оно из той же серии. Человек вернулся за деньгами, на самом деле. А была попытка мифологизации этой фигуры. И второе, что это доказывает, что светско-советским львицам нет места на Западе, они там никто. Каждая из них — дитя вот этой советско-постсоветской системы, которое вне ее существовать не может.

Ксения Собчак на встрече Путина с кандидатами в президенты РФ в 2018 году. Фото: kremlin.ru

Это доказывает то, о чем я уже писала: что советские и постсоветские люди неконкурентоспособны. Отсюда, собственно, и ненависть к Западу, отсюда и их псевдолиберализм, который не настоящий либерализм. И вот мы видим на примере Собчак ее полную недееспособность вне России.

Вы ранее говорили, что с Россией как с территориальным образованием в границах 1991 года, несмотря на события 2022 года, ничего не случится. Неприятностями в этом смысле пугают и сторонники СВО, и противники. Можете объяснить причины вашей уверенности? Что гарантирует эту сохранность, кроме действующих нормативных актов и Уголовного кодекса РФ?

— Наверное, вы имеете в виду, что я выступала против идеи распада? Мы на самом деле не видим пока тенденции к распаду. Кроме реплик отдельных сепаратистов и их нарисованных карт, этой тенденции нет. Она есть лишь как страшилка. Такое развитие событий несет еще бо́льшую угрозу человечеству, ведь мы получим такой Mad Max, где все будут воевать со всеми, где у каждого будет своя «ядерная бомба» со своим вождем. Это было бы бесконечным умножением проблем.

Я бы здесь выступила против термина «имперскость», который звучит как обвинение каждый раз, когда кто-то говорит сейчас о русской культуре. Я не говорю. Говорить об этом неуместно сейчас вообще. Кто-то сейчас предпочитает говорить об этом. Это же не значит, что он имперец. Он, может быть, больше вообще ни в чём не жил, кроме книжного шкафа. Это же его дело. А что касается распада… Если вы не хотите распада, значит вы — имперец? Чепуха какая! Можно построить демократическое государство, можно построить нечто как аналог Соединенных Штатов в США. Люди, стремящиеся к политическим изменениям, соответственно, стремящиеся к власти, полагают, что прийти к власти через условный центризм куда проще. Ну невозможно будет прийти к власти, когда у вас будет 100 субъектов федерации. Это совершенно технические вопросы, в которых не заложено никакой имперской позиции и чего-то там еще. Это совершенно техническая вещь. А когда уже произойдут политические изменения, эти условные желатели власти придут, преобразуют Россию, и вот тогда уже можно будет вести речь, например, о переходе экономических и других ключевых рычагов от центра к регионам. И это будет уже плюсом — исчезновение москвоцентризма, который все не любят.

Разговоры о будущем России сейчас пугают не меньше, чем-то, что в настоящем подается как культура. Вы оценили новые произведения официозного искусства, например песню Шамана с ветеранами и пенсионерами русской эстрады?

— Ну зачем так людей-то пугать? Это же какой-то ужас. До этого еще был клип с хоровым пением на старую песню Крупнова «Я остаюсь». И я в этом всем вижу что-то сексуально-патологическое… Вымученный кайф геронтократов. Старые лица. Не в том смысле, что старость — плохо, а упитые лица. Но это же публичные персоны. Певцы, певицы. Они же должны выглядеть. Не надо их снимать снизу. Такое ощущение, что вот так это выставляется специально. Ранее я регулярно говорила о латентной зависти ко всему немецкому, но когда пошли откровенные ляпы с «гойдой» и прочими уродствами, стало понятно, что попытки быть красивенькими отложены. Решили принять себя как есть. Упиваются тем, какие они страшные. И этот мальчик, Шаман, он же подчеркивает их уродство. В сущности, это гимн старости и уродству.

Цыганова, качающая полный зал крепких мужиков под рифму «смычка/ЧВК», разве не прибавляет жизни?

— Отдает ли это сексопатологией? Да, возможно. Правда, непонятно, откуда у них такие патологии вообще в XXI веке — веке асексуалов или пресыщенных людей. Видимо, и это от нищеты. Нищета дает единственное развлечение: какие-то безумные мечты о людях в форме, о могуществе и, соответственно, обо всём, что с этим связано. Ну и как бы считается, что предчувствие гибели, война и всё прочее обостряет какие-то инстинкты. Таким образом получается, что мы имеем дело с дикарями. Что делает нормальный современный человек в опасной ситуации? Он ищет себе комфортное убежище или пытается эту ситуацию разрешить. А мы видим тех, кто ей упивается, выбирая возможности, которые последовательно ухудшают жизни остальным. Разве это не болезнь? Зачем вы делаете это? Что с вами не так?

Насколько ошибочно ощущение, что это теперь и есть «русское искусство»? Ничего другого не видно же.

— Действительно есть ощущение, что ничего иного нет после 90-х. Тогда расцветали и музыка, и литература, и андеграунд. Сколько было всяких модных журналов! Куда всё делось? С одной стороны, безусловно, это результат усилий Кремля, а с другой стороны, это усилия того, что принято называть тусовочкой, то есть людей, которые сужали всё обратно до формата Совка. Литературу нормальную заменил соцреализм, и условный либеральный писатель безо всяких проблем стал тусоваться с Прилепиным. У них не было никакой разницы в системе литературных ценностей. У них была только номинальная разница в политических взглядах. Вот эти все тусовочные консенсусы, где, как я уже говорила, все эти люди совершенно неконкурентоспособны, создавали совершенно такую культурную среду, которая хуже, чем советская. Потому что советская апеллировала к какой-либо идеологии, и у нее были какие-то понятные нам постфактум мотивы. А здесь мотив один: чтобы не было конкурентов у бездарностей. И больше ничего. Поэтому действительно куда-то всё исчезло. Это еще одна загадка России. Что, несмотря на интернет, несмотря на возможность получения любой информации, люди перестали слушать что-то приличное. Где все эти люди, которые слушали всякие Swans, Coil, Ника Кейва? Они исчезли? Или они теперь слушают Аллу Пугачеву? Я, кстати, не утрирую. Они выросли и слушают Аллу Пугачеву…

Я переслушал ее записи 80-х и должен сказать, что это очень качественно сделанная музыка…

— Я не могу так сказать, но не суть. Я говорю про изменение вектора: всё сужается и сужается. Сужается само восприятие. Почему-то людей начинает устраивать всё то плохое, что им предлагают здесь. И поэтому, если говорить о рисках реваншизма, который может быть дальше, то это необязательно реваншизм глубинного населения. Все эти духовные совки, имперцы латентные, или тайные — они же все в душе будущие реваншисты. Просто потому, что они не выдержат столкновения с реальным миром, они не выдержат столкновения с современностью.

И поэтому, кстати, многие из них являются именно псевдолибералами, а не либералами. Их устраивает тот статус-кво, когда они вроде тут, и у них есть какая-то кормушка, и есть закрытое пространство, где они могут быть кем-то. Многих из них перестал устраивать этот статус-кво только 24 февраля, потому что уже совсем негоже говорить русскому писателю в русских традициях, и в традициях русской литературы бороться со злом. Никак. Он уже понимает, что дальше это всё, тупик. Он не может поддерживать власть, поэтому он говорит, что он против. Он теряет тиражи и пиар, но он думает, что потом всё как-то устаканится. Но я боюсь, что эти люди после Путина хотят отстроить такой же Совок с псевдолиберальными знаменами, очень похоже на то. И, кстати, это касается не только России. Меня пугает, когда там даже уважаемый господин Быков говорит с господином Арестовичем о том, как они восхищены советской фантастикой. Господи, я не хочу больше в этом жить! Нам всего этого не нужно. Вот же она, советская фантастика, здесь и сейчас. Медведев со словом «Иблис» на устах. Куда дальше?

Вы пытались выдвинуть свою кандидатуру на пост президента РФ в 2018 году. Это разовая история, или вы готовы пробовать себя в этом качестве снова?

— Сейчас об этом глупо говорить. Ну какие выборы теперь? И тогда мы понимали, что выборы превращены в спецоперацию. И, кстати, это стало очевидно, когда появилась Собчак. Она появилась сразу после того, как была озвучена моя программа. Естественно, я использовала эту площадку ради своего пиара, понимая, что я им не конкурент просто по ресурсам и я не участвую в спецоперации. Я просто хотела, чтобы прозвучала либеральная программа. Но раз вы задали этот вопрос, то все мои тезисы, которые я артикулировала тогда, тут же оказывались в устах Собчак. Тогда же Белковский ее обслуживал. И мои тезисы всплывали у Собчак в выгодной для Путина интерпретации. А потом пошла целая женская команда типа Кати Гордон. И я ушла из этого процесса, потому что стало понятно, что денег, которые нам удалось собрать, хватило бы на аренду помещения и регистрацию. Дальше бы нас никто не пропустил. Если же ситуация с эскалацией закончится, то я вполне готова всё это продолжить. Это была не просто пиар-выходка.

Вы верите в то, что Вашингтон готов на самом деле договариваться с Москвой? Масса сигналов в последние недели.

— Есть какие-то ощущения, что дело идет к замирению. Но ощущения и интуиция — это не те категории, на которые можно ориентироваться в политике. Все ждали замирения в сентябре, но Путин объявил мобилизацию. Мы видим массу параллельных процессов: есть замирильщики, а есть цитаты патриарха. Такое ощущение, что идет удовлетворение всех общественных запросов сразу, без четкой тенденции. Что будет на самом деле, я не вижу вообще. А Запад явно не хочет спонсировать эти процессы вечно. Им тоже выгодно компромиссное решение. Но как искать компромисс с нынешним Кремлем?

Владимир Кара Мурза* (признан иностранным агентом) год назад нам сказал, что середина 20-х в РФ будет очень интересным временем. Тогда мало кто знал, что нас ждет в 2022 году. «Интересное» неминуемо, или текущее положение дел можно заморозить на годы?

— Понять бы, что он назвал интересным.

Очевидно, что в случае с Кара-Мурзой это вера в демократические перемены…

— Перемены-то неминуемы, но я бы весь этот романтический флер убрала. «Прекрасная Россия будущего» звучит уже довольно нелепо. Нам бы нормальную Россию построить, рациональную. Скорее будет сложно, чем интересно. Но сам этот перелом, возможности перелома — это интересно. И с этой точки зрения Путин интереснее всех революционеров, потому что он создает негативную ситуацию гораздо более быстрыми и мощными методами. И если бы речь шла о нормальной стране, а не о России-2022, перемены бы наступили довольно давно.

Вы сейчас пишете стихи? Могу попросить прочесть что-либо из последнего?

— Да, но мало.

Что можно озвучить из последнего сейчас?