Аза Мигранян: «Бизнес-интересы на рынках СНГ уже берут верх над политикой»
Фото: gazprom.ru
Быстро развивающийся энергетический рынок стран СНГ может стать точкой роста для российских игроков, однако их возможности для расширения присутствия на территории постсоветских республик ограничены санкциями. О том, почему так произошло и какие шаги стоит предпринимать представителям отечественного ТЭК, чтобы переломить ситуацию, рассуждает ведущий научный сотрудник ИМЭМО РАН Аза Мигранян.
Сегодня, в условиях тотальных санкций в энергетическом секторе, рынок стран СНГ, особенно Среднеазиатского и Кавказского регионов, стал крайне интересен российским экспортерам энергоресурсов — тем, кто занят добычей и транспортировкой нефти и газа, нефтепереработкой, газопереработкой и газохимией. Также эти рынки интересны генерирующим и электросетевым компаниям.
При этом есть интересная и четкая тенденция: Россия не является участником крупных энергетических проектов в сфере добычи углеводородного сырья и частично в очень ограниченном формате представлена в сфере их транспортировки в Азербайджане, Казахстане и Туркмении — в трех базовых республиках пространства СНГ, которые конкурируют на сегодняшний день с российскими экспортерами на европейских рынках.
Они же так или иначе могут стать базой для расширения сотрудничества среднеазиатских стран СНГ с Россией в плане решения вопросов обхода санкционных ограничений, так как у них есть достаточно возможностей и с точки зрения инфраструктуры, и с точки зрения международного сотрудничества. Воспользоваться этим — одна из главных задач.
Вторая группа стран, где присутствие России остановилось, это государства — нетто-импортеры, которые формируют свой энергосектор преимущественно за счет энергоресурсов, получаемых из России. К ним относим Армению, Беларусь, Киргизию и Таджикистан. Заметьте, это государства, которые практически полностью зависят от поставок энергоресурсов по крайне низким ценам — даже не то что не соответствующим уровню равновесной цены, а фактически с трудом покрывающим себестоимость добычи и транспортировки. И даже в этих государствах наши компании представлены лишь единично: есть «Газпром Армения», «Газпром Кыргызстан», «Газпром нефть — Таджикистан» — и всё.
Такая ситуация — следствие сформированной жесткой позиции этих стран в отношении России. Это обусловлено несколькими причинами. Первая — полное отсутствие со стороны наших экспортеров интереса в 90-е и нулевые годы к развивающимся рынкам добычи и транспортировки углеводородов. Мы позволили нашим конкурентам — недружественным странам, которые тогда были нашими партнерами, зайти на энергорынки стран СНГ и полностью их контролировать. Мы им это позволили настолько, что даже Китаю на сегодняшний день с большим трудом удалось несколько потеснить европейцев и американцев, и то лишь в малом объеме и в одном сегменте — в добыче.
В итоге мы наблюдаем абсолютную зависимость этих стран от решений, которые принимают государства, вводящие санкции в отношении РФ. Поэтому-то и решение вопросов развития стратегического партнерства с этими добывающими странами СНГ, в том числе в области преодоления санкций, у нас существенно ограничено.
Но мы уже видим примеры, когда бизнес-интересы берут верх над политикой. В качестве примера приведу опыт Казахстана. Это государство экспортирует свою нефть через трубопровод с выходом на Каспийский трубопроводный консорциум и далее — на европейские потоки, в том числе и на «Дружбу», на европейские страны. Осенью 2022 года Казахстан и Германия вели долгие переговоры о поставках сырой нефти, увенчавшиеся подписанием в 2023 году контракта на 100 тыс. тонн сырья. По факту же Казахстан сумел освободить лишь 5 тыс. тонн, их и отправили. Несоответствие очевидно: 100 тыс. тонн обязательств и 5 тыс. тонн — исполнение. И только после того, как «Татнефть» дала разрешение на прохождение казахстанской нефти через свои трубопроводы, Казахстан вдруг смог осуществить первую поставку по контракту с Германией.
Но все знают, что качество нефти казахстанской и нашей идентично, на выходе из трубы сложно определить страну происхождения ресурса, и тут это был явно не Казахстан. Но так как НК «КазМунайГаз» крайне заинтересована в исполнении контракта, ведь для добывающих стран СНГ экспорт углеводородов является бюджетообразующим, то она пошла на эти нарушения. И это всё несмотря на то, что контролируют эту компанию преимущественно западные представители: BP, Chevron и так далее. Тактический бизнес-интерес оказался превыше политического.
Что нам делать, когда у нас уже нет возможности зайти на рынок по добыче ни одного из вышеупомянутых государств? Остается несколько вариантов взаимодействия и расширения сотрудничества с государствами СНГ. В первую очередь это форматы, связанные непосредственно с расширением числа инфраструктурных проектов и участия в их развитии.
Речь идет в первую очередь об изношенности инфраструктуры энергетического комплекса всех постсоветских республик, в первую очередь инфраструктуры, связанной с электро- и теплоснабжением. И в том, и в другом случае мы упираемся в базовые источники энергии: уголь, нефть, газ. И несмотря на то что Казахстан, а с 2015 года и Узбекистан являются экспортирующими странами по энергоресурсам, они вынуждены обратиться непосредственно к ресурсной базе России.
Пример — реверсный договор о поставках российского газа в Узбекистан через Казахстан, в полном объеме заработавший в 2023 году. Конечно, объемы потребления на рынках СНГ не могут заместить объемы европейских рынков ни в коем случае, но в условиях тотального сокращения у «Газпрома» сбыта трубопроводного газа, конечно, эти проекты представляют собой интерес.
Второй вариант инфраструктурного взаимодействия — строительство малых форм газопереработки и станций по сжижению газа для выпуска газомоторного топлива, спрос на которое быстро растет.
Следующий фактор, который может серьезно усилить российское присутствие на рынках СНГ, это использование возможностей по формированию общих энергетических рынков в формате ЕАЭС. Здесь уже прописаны соглашения по рынку электроэнергии, уже началось формирование непосредственно правоприменительной практики, и с 2024 года мы работаем в этом режиме. Это означает, что Россия в пиковые периоды дефицита электроэнергии обеспечивает все четыре страны, включая Беларусь, Армению, Казахстан и Киргизию. А дефицит у них колоссальный, несмотря на то что они являются генерирующими рынками и ранее были экспортерами.
На сегодняшний день у нас стоит вопрос продления или расширения договора о поставках газа с Казахстаном не только в части перетока в пиковые периоды. Речь идет о непосредственной организации и действии биржи по продаже электроэнергии по рыночным ценам, что предусмотрено общим рынком. Это всё прописано в договорах об общих рынках.
Следующая история — присоединение к газовому союзу Туркмении, одной из богатейших стран региона по запасам газа. Однако так сложилось, что добыча и транспортировка туркменского газа монополизированы Китаем. Поэтому с 2019 года Туркмения вынужденно возобновила работу с «Газпромом», ведь наша компания платит за поставляемый газ «живыми деньгами», тогда как поставки в Китай идут в формате совместного раздела прибыли и оплата за них списывается в счет оплаты по китайским же кредитам.
Еще одна возможность для усиления российского присутствия в СНГ лежит в сфере сервисных отраслей энергетической отрасли, в первую очередь обслуживания оборудования, формирования новых квот и возможностей для обучения современным технологиям добычи, в частности шельфовой, так как эти вопросы уже есть у Казахстана и Азербайджана. Ожидаются они и со стороны Туркмении.
Всё это крайне необходимо делать не столько для того, чтобы решить краткосрочную задачу преодоления санкционных ограничений, сколько для достижения в долгосрочной перспективе лидерских позиций на евразийских рынках.
Мнение высказано на Петербургском международном газовом форуме — 2024