Андрей Гребенкин: «В промышленных отходах зарыто очень много денег»
Что такое технологический брокеринг, почему наука и промышленность в России пока еще далеки друг от друга и как переработка отходов может повысить рентабельность производства, «Новому проспекту» рассказал сооснователь петербургской группы компаний "Виталиква", генеральный директор «Естественных технологий», к.т.н. Андрей Гребенкин.
Андрей, в двух словах: кто такие технологические брокеры и чем они вообще занимаются?
— Техноброкер — это тот, кто помогает вам либо привлечь новую технологию (если вы компания), либо продать новую технологию (если вы разработчик). То есть техноброкер — это связующее звено между учеными и бизнесом, которое помогает первым коммерциализировать свои идеи, а вторым — решить проблему, с которой они, как правило, до сих пор не сталкивались, наиболее эффективным способом.
Чего сейчас больше, идей или заказов на них?
— С нашей точки зрения сейчас больше идей, но это не значит, что утверждение справедливо для всех техноброкеров. В силу специфики нашей компании мы глубоко погружены в вузовскую среду и, естественно, имеем дело с большим количеством молодых команд. Но и заказчики потихоньку подтягиваются, я уверен, что с каждым годом их будет всё больше.
На чем зарабатывает техноброкер?
— Ученые, научные и технические работники здорово придумывают идеи, некоторые даже доводят их до конкретного результата, который, что называется, можно пощупать руками и увидеть глазами. Но, как правило, у них нет достаточных коммерческих компетенций: они не знают, что и как делать дальше с результатом своей работы. Мы, компания-техноброкер, выступаем их коммерческим партнером. А дальше есть несколько бизнес-моделей. Первая, самая простая, — заработать на оказании услуг. Техноброкер берет на попечение команду, помогает ей привлечь финансирование в виде гранта, частных инвестиций и берет за эту услугу какой-то процент. Вторая бизнес-модель — техноброкер делает всё то же самое, что и в первом варианте, но продолжает работу с командой дальше: помогает доработать идею, упаковать ее в коммерческий продукт, вывести на рынок — и входит в капитал предприятия. Третий вариант: команда вливается в структуру техноброкера, становится частью его бизнеса, и тогда идея уже продается как своя.
Какими признаками должна обладать перспективная в коммерческом плане идея?
— У меня проблемно ориентированный подход. В материальном мире мы окружены проблемами, и их особенность в том, что они либо не решены вообще, либо их решение нас не устраивает, оно неудобно. Решение проблемы всегда можно оценить в деньгах: чем она массовее и болезненнее, тем денег больше, рынок шире. Соответственно, если мы в ходе оценки проблемы видим большой рынок, то это означает, что любое решение может претендовать на весь этот рынок. Это философский ответ на вопрос. Его практическое применение в том, что если у нас есть новое интересное решение для емкого рынка, то мы как первопроходцы можем претендовать на все его деньги, и в этом случае мы готовы взяться за решение проблемы. То есть у перспективной идеи три основных признака: новизна, актуальность, реалистичность исполнения.
Много таких идей?
— Каждый день к нам приходит десяток предложений. Мы их анализируем, проводим экспертизу и оставляем две или три. Из этих трех, по нашему опыту, выживает одна. Остальные «разваливаются» по разным причинам. Например, команду и идею на ранней стадии может выкупить заказчик или другой техноброкер, иногда команда распадается и технологию некому довести до конечного продукта.
Много ли в Санкт-Петербурге технологических брокеров?
— Очень и очень мало, их по всей России всего около сотни. Это связано со спецификой бизнеса. Как правило, компании-техноброкеры появляются при крупных научных центрах, научных объединениях. Там всегда есть замотивированные сотрудники с горящими глазами, которые хотят развиваться, «двигать науку вперед», но это практически невозможно в условиях тотальной забюрократизированности, консервативности и неповоротливости научных центров как организационных структур. Поэтому наиболее прогрессивные сотрудники обязательно создают свою компанию и делают то, что умеют и хотят, свободные от тяжелой бюрократии. Это естественный процесс, и он будет развиваться. Еще одна особенность таких компаний — высокая квалификация сотрудников, ведь чтобы иметь компетенции для решения широкого круга задач, желательно обладать ученой степенью. Так что количество техноброкеров ограничено, с одной стороны, количеством научных центров, с другой — количеством квалифицированных кадров. До сих пор у нас существуют области науки и техники, например физика лазеров, в которых классных специалистов два-три на всю страну.
Сейчас много говорится о необходимости соединения науки и реального сектора экономики. Могут ли техноброкеры стать этим мостиком?
— В перспективе — да, но в глобальном масштабе это произойдет нескоро. Мало получить результат научного исследования, его нужно адаптировать для практического применения в промышленности. Далеко не факт, что результат лабораторных испытаний окажется устойчивым в условиях реального производства, мы с этим много раз сталкивались и уже руку набили на оценке подобных ситуаций. В советские времена адаптацией результатов фундаментальных и прикладных научных исследований занимались профильные отраслевые научно-исследовательские институты, они были во всех отраслях. Сейчас такие НИИ остались в металлургии и отчасти в целлюлозно-бумажной промышленности. Остальные канули в Лету.
То есть идеальный техноброкер должен взять на себя функции такого отраслевого НИИ?
— Получается, что да. Более того, многие техноброкеры пытаются это делать, но у них не хватает ресурсов, прежде всего квалифицированных кадров. Поэтому разрыв между наукой и промышленностью не сокращается. Есть огромное количество накопленных результатов научных исследований, но промышленность ими пользоваться не может, так как они под нее не адаптированы. Самостоятельно же предприятия не всегда готовы доводить эти результаты до ума. Так что остается лишь ждать, пока наиболее крупные техноброкеры еще больше вырастут и обзаведутся собственными небольшими НИИ. Тогда проблема начнет решаться.
Можно ли оценить объем рынка услуг техноброкеров?
— Он может варьироваться от десятков миллиардов рублей до десятков миллиардов долларов только в России. Всё зависит от того, что и как считать. Например, часть компаний-техноброкеров занимается проектами в области IT, а там и бюджеты, и стоимость продажи конечного продукта может быть очень большой. Одно знаю точно: это очень активный и живой рынок. Только у нашей компании сейчас в работе около 40 проектов на разных стадиях проработки.
По опыту вашей компании, какие заказчики в основном приходят за новыми идеями?
— Как правило, приходят компании, имеющие производственную проблему, которую собственными силами не решить, потому что нужны именно научные кадры и научные изыскания. Само предприятие, естественно, на собственной базе этот сделать не может по разным причинам: нет кадров, нет оборудования и так далее. Лично к нам, в том числе в силу специфики нашей деятельности, приходят те, кто не знает, что делать с производственными отходами.
Это действительно такая большая проблема?
— Это гигантская проблема. Рынок отходов меняется, что-то перестают принимать на полигонах, например химические отходы. Раньше их возили на полигон Красный Бор в Ленобласти, теперь его закрыли — и куда их девать? Отходы-то продолжают генерироваться. Даже представить страшно, что с ними могут делать. К нам обращаются компании, просят помочь утилизировать, переработать отходы их производства. Как правило, это отходы весьма дорогого процесса, которые содержат дорогие компоненты, их жалко выкидывать. А если отходы грамотно перерабатывать, то можно как минимум выйти в ноль. Даже с нулевой рентабельностью производства лучше, чем с минусовой. Недавно к нам обратилось предприятие, которому водоканал отказал в приеме отхода — некоего отработанного раствора полимера. Мы их проконсультировали, предложили варианты переработки, сейчас работаем.
За помощью в переработке отходов обращаются крупные компании?
— Как правило, да, небольшим попроще в этом плане. Крупные компании приходят с запросами по крупнотоннажным отходам, которых накопились тысячи, если не миллионы тонн. Вот недавно у нас был проект по разработке и внедрению технологии переработки пиритных огарков. Это продукты обжига пиритных руд в производствах серной кислоты, минеральных удобрений. Пиритные огарки содержат остаточную серу, много железа, там есть золото, серебро. И всё это выкидывают просто в отвалы. В России накопилось, по нашим оценкам, несколько сотен миллионов тонн пиритных огарков. В Ленобласти они, кстати, тоже есть, в поселке имени Морозова. Мы предложили конкретному заказчику (а у него этих огарков накопилось 4,5 млн тонн) соответствующую технологию, бизнес-модель, финансовую модель, провели маркетинговые исследования и фактически выполнили эскизный проект будущего завода, который из этих огарков будет делать чугун и добывать драгметаллы.
Такая проблема только с пиритными огарками?
— Нет, конечно. Исторически скопилось огромное количество самых разных видов отходов. Например, в Ленобласти вокруг Бокситогорска лежат десятки миллионов тонн красных шламов, отходов производства алюминия, в обводненном или полуобводненном состоянии. На этих территориях ничего не растет, а когда вода в «озерах» пересыхает, ветер разносит по окрестностям мелкую пыль. Настоящее бедствие для местных жителей. А ведь и красный шлам можно перерабатывать с пользой. В нем есть скандий, который применяется в металлургии, микроэлектронике, медицине, авиакосмической отрасли. В этой красной пыли зарыто очень много денег.
Почему же крупная компания сама не может разработать новую технологию? Зачем ей техноброкер?
— Собственные научно-исследовательские подразделения заточены на основную деятельность компании, в вопросах «на стыке» они не компетентны. Если задача разовая, непрофильная, то проще ее отдать на аутсорсинг, это выгоднее и эффективнее и в плане кадровых ресурсов, и оборудования. Есть еще одна особенность крупных компаний: им с точки зрения бюрократии проще работать с небольшим подрядчиком, чем напрямую с таким же крупным. Например, когда мы делали проект для «Росатома» по переработке отходов, то привлекали в качестве субподрядчика исследовательский институт «Норильского никеля».
Почему вы выбрали своей специализацией именно сферу переработки промышленных отходов?
— Наша компания образовалась в 2016 году, и изначально мы брались за всё подряд, решали много задач в самых разных отраслях, обрастали собственными компаниями и отдельными производствами. Был у нас проект по разработке технологии создания сорбента для ликвидации разливов нефти. Мы всё придумали, а заказчику это не понадобилось: у него менялся собственник, было не до сорбентов. И мы решили сами развивать эту технологию, с 2017 года у нас функционирует собственное производство сорбентов из отходов целлюлозы на собственном же земельном участке в Светогорске, по соседству с местным ЦБК. Мощность производства — 100 тонн продукции в месяц, всё это востребовано, планируем расширяться. Мы ведем целую серию научных исследований именно в области сорбентов, разрабатываем новые продукты с новыми свойствами, в том числе для рекультивации загрязненных территорий.
И вот как-то постепенно, начав с переработки целлюлозных отходов в Ленобласти, стали работать и с другими видами отходов по всей России. Например, среди наших заказчиков — горнорудное подразделение Росатома, мы для них делали проект переработки рудных отходов в металлические продукты с черными, цветными или драгоценными металлами. Плюс из минерального остатка можно получать удобрения. Идея проекта — безотходная переработка отходов, потому что перерабатывать одни отходы и при этом генерировать другие кажется неправильным.
Куда вы поставляете свои сорбенты?
— По всей стране от Калининграда до Петропавловска-Камчатского, везде, где есть добыча и переработка нефти. Это и северные регионы, и центральные — Татарстан и Башкирия, и нефтеналивные порты юга. Есть поставки в Казахстан, ведем переговоры с потенциальными партнерами из Саудовской Аравии и Ирана, но это долгий процесс.
На рынке есть еще производители этой продукции, кроме вас?
— На рынке много производителей. И еще большее разнообразие сорбентов, используемых для разных случаев и типов разливов нефти и нефтепродуктов. Не существует хороших и плохих сорбентов, есть удобные и неудобные для каждого конкретного случая. Поэтому периодически мы отправляем заказчиков к нашим конкурентам, если видим, что их сорбент будет клиенту более удобен, чем наш. И такая экспертиза является, как ни странно, нашим конкурентным преимуществом. Мы ведем научные исследования в этой области, понимаем, как оно работает, и можем дать хороший совет.
В каких случаях удобен именно ваш продукт?
— Сорбент из отходов целлюлозы хорошо впитывает и связывает нефть, продукты нефтепереработки, масло. Например, какое-то время назад произошел разлив на почве, нефтепродукт смешался с землей, и встает вопрос рекультивации территории. По действующим стандартам всю почву надо изымать и помещать на полигон. Наша технология позволяет упростить и удешевить эту задачу, можно запахать наш сорбент, и он начнет оттягивать на себя нефтепродукт, связывая его. А дальше целлюлозу, биоразлагаемый материал, начинают кушать почвенные бактерии и грибы, естественно, вместе с нефтепродуктом. Единая нефтяная пленка на земле ликвидируется, в почву начинает проникать кислород, она получает дополнительное питание в виде продуктов переработки целлюлозы — словом, развивается.
Есть какие-то примеры рекультивации почвы с использованием вашей технологии?
— Несколько лет назад у нас было много поставок в Крым, там как раз стало развиваться сельское хозяйство, фермерство. И оказалось, что фермеры купили большие участки земли, где раньше были либо подразделения флота, либо промышленные предприятия, то есть серьезно загрязненные производными мазута. Да в Крыму люди просто колодцы копали, и у них на поверхности воды обнаруживалась нефтяная пленка, это показатель большой глубины загрязнения почвы. Мы проводили там рекультивационные мероприятия, запахивали сорбент в землю, чтобы он оттягивал на себя нефтепродукты. Сработало. Сейчас у нас много поставок для рекультивации почв в Поволжье, на территориях, ранее занятых старыми мазутными котельными.
Какие еще направления исследований входят в сферу интересов вашей компании?
— У нас есть целая группа IT-компаний, это наш отдельный бизнес. Импортозамещаем «легкий» софт. Например, недавно для одного из заказчиков сделали аналог Excel для работы с документами в онлайне. Занимаемся проектами в сфере машинного зрения, разрабатываем решения по контролю качества выходной продукции для промышленных предприятий. Экспериментируем с нейросетями. У нас есть несколько собственных решений для обратного инжиниринга. Например, одна из наших компаний разработала лазерный сканер, который любой материальный твердый объект, даже со сложной геометрией, переводит в облако точек — базу для создания 3D-модели высокой точности. У нас готов опытный образец этого сканера, теперь готовимся к мелкосерийному выпуску. Планируем запустить его в Санкт-Петербурге, причем целиком на российской элементной базе, и, скорее всего, это будет еще одно наше собственное производство.
ООО «Естественные технологии» зарегистрировано в Петербурге в апреле 2016 года, основным видом деятельности компании является проведение научных разработок и исследований в области естественных и технических наук. По данным базы «Контур.Фокус», совладельцами общества являются Артем Дробков (50% долей), Андрей Гребенкин и Дмитрий Редька (по 25% долей). Выручка компании в 2023 году составила 156,3 млн рублей, что более чем в 2 раза превысило показатель 2022 года, чистая прибыль в 2024 году выросла почти на 40%, до 3,7 млн рублей. Входит в группу "Виталиква". Туда также входят разработчики программного обеспечения ООО «Код Грин Инжиниринг», ООО «Бетароботикс», ООО «Атлант», ООО «Прикладная геодезия и метрологический контроль» и ООО «Аркон», производитель органических удобрений ООО «Альта-Планта», производитель органических химических веществ ООО «Экопромгаз», компания по переработке и утилизации неопасных отходов ООО «ЭПС».
Андрей Александрович Гребенкин родился в 1980 году в Ленинграде. Окончил Санкт-Петербургский государственный университет промышленных технологий и дизайна в 2002 году, в 2005 году защитил кандидатскую диссертацию, к.т.н. С 2019 года возглавляет научно-исследовательскую компанию «Естественные технологии». Основная специализация — экология, переработка промышленных отходов, сорбирующие материалы для нефти и нефтепродуктов.
